Нужен наследник от девственницы

Вздыхаю, даже смахиваю слезу и повторяю примерно то, что было в сообщениях: все хорошо, все класс, не волнуйся. А вот про подарки рассказываю достаточно подробно. И про то, что сейчас лечу. А кстати, куда я лечу? Поворачиваюсь к Эдуарду.

— На Филиппины.

Куда?! Я даже от неожиданности роняю телефон. Зачем же так далеко?

— Там сейчас хорошо, тебе понравится, — ухмыляется мой любовник; наверное, так правильно его называть.

Тянусь поднять трубку; в этот момент Эд коротко гладит мою руку.

— Да, мама, ты не поверишь — я лечу на Филиппины, — говорю, глядя в его призывные глаза. — Сама в шоке — такой вот сюрприз.

— Рада, что у вас все хорошо, — громко и торопливо отвечает мама; похоже, ей перед глазами уже виртуальный счет за переговоры видится, пора заканчивать общение. — Передавай Славику привет и не обижай его там.

Отключаюсь. Мужчины старательно делают вид, что ничего не слышали. Ярик вообще как будто спит.

Эдуард закрывает свой ноутбук, кладет его на столик, скользнув по мне выразительным взглядом, и говорит:

— Иди за мной.

Встает и направляется в хвост самолета. И я иду следом, как нитка за иголкой — куда я денусь с подводной лодки?

Вхожу за Эдом в следующее помещение и со щелчком закрываю за собой дверь, похожую на дверцу холодильника. Здесь тесно. Горит пара слабеньких диодиков над входом, у стен закреплено немного багажа. Мужчина бросает на покачивающийся пол туристический коврик и в один шаг преодолевает расстояние между нами. Он сжимает меня в объятьях. Крепко, неистово. Как будто хотел этого весь день или даже несколько дней.

Как хорошо! Наши тела соответствуют друг другу — выпуклости одного подходят к вогнутостям другого. Ну, почему, когда он рядом, мне так и кажется, что он создан для меня, а я — для него? Что он просто всю свою долгую жизнь ждал, когда я, наконец, подрасту.

Я шару по нему руками и прижимаюсь к его бугрящейся мышцами груди, слушаю сердце и замираю от предвкушения. Улыбаюсь и целую его несколько раз сквозь майку, а потом помогаю ее снять.

Он рывком приподнимает меня лицом к своему лицу и трогает губами мой рот. А потом очерчивает его языком, не входя внутрь, словно дразнит. И медленно спускает меня по своему телу; тут я как следует понимаю масштаб бедствия — член стоит в полной боевой готовности. В спортивных штанах он, честно говоря, выглядит устрашающе. Я его не заметила только потому, что сильно отвлеклась на возвращение телефона.

Прикладываю ладонь, пытаясь хоть немного накрыть «снаряд».

— Возьми его, — шепчет Эдик, а сам стремительно забирается жадными ручищами под мою широкую юбку в горошек и начинает стаскивать платье через голову.

— Подожди, — прошу.

Потому, что я застреваю в одежде. Чувствую его нетерпение, а, пожалуй, и злость. Еще порвет миленькое платье, с него станется.

Нащупываю и расстегиваю молнию; дальше раздевание меня проходит вмиг. И вот уже груди острыми сосками торчат прямо в него. Он ухает, склоняется и нежно, но сильно обхватывает губами мой левый сосок, причмокивая, как ребенок в поисках молока, наверное. Потом правый. Не понимаю, что со мной от этого происходит — хочется выпрыгнуть из себя и взлететь, точно.

На мне остаются трусики, но ненадолго, — этот озабоченный разрывает их на насколько частей. И они (части) свободно падают к моим ногам. Похоже, специально для Эдика стоит одноразовыми трусами запасаться. Смотрю на остатки белья и чувствую азарт.

Смеюсь и вцепляясь в его брюки вместо с боксерами. Нет, пробовать рвать не стану, все-таки. Хорош же он будет, выходя к строго одетым коллегам в порванных штанах! Но не быстро буду их снимать, а коварно-медленно. Пускай постепенно появится из-под одежды та часть тела Эдуарда, которая так хочет меня. Пусть он даже немного постонет от моей сдержанности. Трогаю руками, медленно поглаживая появившуюся темную головку, потом хватаюсь ладонью за гладко-стальной теплый ствол. А следом ощупываю кончиками пальцев поджарую мохнатую мошонку.

Глажу, держусь, ощупываю. Хочу, чтобы Эд стал весь на взводе, как спортбайк, который газует-газует, а потом как рванет с места!..

Ну, все. Доигралась. Рванул. После акробатического движения я вдруг оказываюсь лежащей на коврике, ноги задраны вверх, его рука на моей пояснице, а по всему остальному моему телу дружно бегают толпы мурашек. А еще его стенобитное орудие тяжеловесно пристраивается у входа в меня, и мне становится слегка не по себе. Хочу на всякий случай возмутиться, но мои губы тут же оказываются оккупированными настойчивым ртом мужчины.

Эдуард поглаживает пальцами мои нежные мягкие складочки, шепча:

— Какая сочная!

И сразу опять жадно целует. Я чувствую, что вся сырая ТАМ, но меня это больше не беспокоит. Ему это нравится, у меня ничего не болит, а значит, все идет, как надо. Уже прошло три дня, когда после первого раза ни-ни. Значит, сегодня, вот прямо сейчас он войдет в меня целиком, я почувствую его всего.

Понимаю, что он старается быть нежным, что сдерживает свое желание и входит неспеша, аккуратно продвигаясь. У него даже лицо подергивается от усилий. Меня распирает.

— Тесно, — бормочет он.

Наверное, это плохо. Я забываю, что надо дышать, так стараюсь расправиться, разложиться внизу для него. А он приостанавливается, словно решая, стоит ли двигаться глубже. Тогда я обхватываю его ногами за поясницу и подтягиваю себя к нему, как на тренажере.

Ну, что сказать? Искры из глаз посыпались, конечно. Чувствую себя, наверное, как узкая перчатка на широкой руке или как барабан, натягиваемый на основание. Узнала изнутри, где у меня печень и что там еще есть, — Эд все нащупал и явно радуется, что мне не больно. Знай наших! Не зря мне думалось, что мы с этим мужчиной подходим друг другу как пазлы, как лего и как клеммы «мама-папа».

Он целует мне все лицо, и глаза, и шею. Посасывает мочки ушей и одновременно ласкает груди. Это, наверное, самое приятное — когда нежно мнут грудь. И второе самое приятное — когда он вынимает из меня свой член почти полностью и тут же вставляет снова. И я сама шепчу ему:

— Еще. Еще!

Или не шепчу, а гораздо громче, не знаю. Это так здорово, что скоро я не хочу уже ничего другого, не воспринимаю ничего больше, только эти движения вперед-назад или вверх-вниз. Если он сейчас прекратит — наброшусь на него с кулаками, точно! Пусть только попробует перестать! Но он продолжает и продолжает, наращивая темп. Вижу перед собой его сосредоточенное лицо то с закрытыми глазами, то со сведенными челюстями, страстное, резкое и красивое. А я не знаю, пытаться ли сейчас его гладить или лучше не отвлекать.

Сейчас он держит меня за плечи и весь отдается процессу. Нет, он не остановится, пока не сделает это дело до конца. До восхитительного конца. Еще раз. И еще... Меня вдруг сжимает внутри, как тугой пружиной, и я непроизвольно вскрикиваю от удовольствия каким-то странным, не своим голосом. А потом накатывает блаженная усталость. Тело становится мягким, словно у меня больше нет ни одной косточки. А бабочки в животе вспархивают и разлетаются, поглаживая меня изнутри легкими крылышками. И все это накрывается салютом. В нашу честь.