Няня для сурового папы
Шрифт:
— Маш, ау, слышишь меня?
— А? — резко поворачиваюсь к Максу и непонимающе смотрю на парня. — Ты что-то спросил?
— Да, — хмурится он. — Я спросил, что ты тут делаешь?
— Ну я… эм… отдыхаю тоже… Я просто…
Нет, вы только посмотрите, как она вся выгибается?! И трогает его постоянно. И что это он интересно такого смешного говорит, что она ржёт как лошадь на всю ярмарку?
— Вот наглая…
Ой, блин! Я что это вслух сказала?!
— Маш, ты с этим что ль? — Макс снова обращает моё внимание на себя и кивает в сторону Бородача. — А это кто вообще? — прищуривается
— Да это… так… Один знакомый… родственник в общем… Дальний… Макс, ты прости, мне просто на самом деле нужно уже бежать, я тороплюсь, — торопливо тараторя, вручаю продавцу наличку и, подхватив два стаканчика с чаем, кидаю быстрый взгляд на Бурого с Некошатницей. — Ну… приятно было тебя увидеть. Девчонкам, привет.
Выдавив из себя на прощание улыбку, отворачиваюсь от Новикова и возвращаюсь к палатке с петушками, где Миша уже успел купить девочкам по петушку и по сладкой вате.
— Марья Алексевна, точно не будешь? Последний шанс! — улыбается Бурый и подмигивает.
— Нет. Я уже сказала, что вы можете делать со своими петушками.
— Ой, как мило, что твоя няня принесла чай. А я как раз замерзать начала, — улыбается Некошатница, вклинившись между мной и Бурым.
— Это детям, — резко отвожу стаканчик в сторону, когда она тянет к нему руку.
Пусть сама себе чай покупает. Совсем оборзевшая.
— Маш, я не буду. Можешь тёте Кате отдать, — говорит Василиса, пальчиками отлепляя кусок ваты.
Вот же блин.
Пытаюсь сообразить, насколько прилично и воспитанно будет сказать "тогда я сама выпью". А вообще я бы предпочла случайно его пролить. На тётю Катю. Может, тогда она отвяжется?
Ещё минут пятнадцать мы гуляем по рыночку. Не знаю, как я это выдерживаю, потому что под конец от слащавого голоса тёти Кати и её постоянного смеха меня начинает тошнить. Боже, она смеётся над каждой шуткой Бурого так, будто он комик от бога. Чтобы он ни сказал, она хохочет. Просто поразительно, как она умудряется при этом дышать. У меня бы уже кислородное голодание наступило!
— Я не буду сидеть в серединке. Я хочу у окна, — ноет Тася, когда мы подходим к машине Бурого.
— Девочки, перестаньте ссориться.
— Ну, няня у вас худенькая. Она и в серединке нормально поместится, — говорит тётя Катя.
— Вообще-то, я сижу на переднем сиденье, — поражаюсь я наглости этой барышни.
Мало того, что она влезла в наш выходной день, так ещё и командует, кто и где будет сидеть.
— Так что, Тася, садись у окна. Думаю, тёте Кате вовсе не сложно потесниться. Правда ведь?
Женщина смотрит на меня, выгнув бровь. Но потом начинает улыбаться Тасе.
— Конечно, пупсик. Садись, где хочешь.
Лицемерка.
В общем, мы, наконец, усаживаемся в машину. Бурый при этом весело насвистывает. Очевидно, у него с настроением полный порядок.
— Сейчас заброшу сначала вас с девочками домой, а потом отвезу Катю.
Я резко поворачиваюсь на голос Бурого.
— Что? Почему так?
— Всё просто, Марья Алексевна. Потому что наш дом ближе по пути с ярмарки, а Катин чуть дальше, — хмыкает Миша, на мгновенье оторвавшись от
дороги и подмигнув мне.Глава 17
Миша высаживает нас с девочками у дома, как и сказал. Не успеваем мы вылезти из машины, как шустрая тётя Катя тут же выпрыгивает следом и, спихнув мою подушку на заднее сиденье, усаживается вперёд.
— Я быстро. Не скучайте, — бросает Миша девочкам.
А я зубы стискиваю от того, как меня бесит эта проклятая Некошатница. Хотя, по сути, ведь объективных причин у меня на это нет. А всё равно раздражает. Вот бывает такое — смотришь на человека, и с первого взгляда без всякой логики чувствуешь, что он тебя раздражает до зубного скрежета. Хотя… со мной такое впервые…
Машина Бурого срывается с места, и я смотрю какое-то время ей вслед, после чего мы с девочками заходим в дом.
— Так, раздеваемся, моем руки, а потом…
— А потом иглаем в новые иглушки! — улыбается Тася, напомнив мне, что папа выиграл для них целую корзинку игрушек.
— Ну, хорошо, потом можете поиграть. А я пока подумаю, что приготовить на обед.
Мазь и повязку, которую я забрала из бардачка, отношу в свою комнату. Затем сама переодеваюсь в удобную одежду, мою руки и иду на кухню. Судя по шуму в детской, девочки уже вовсю играют и даже успевают поссориться.
Меня же не оставляют мысли о Некошатнице, чёрт бы её побрал!
Проклятье… Прошло уже минут пятнадцать, а Бородача всё ещё нет. Что, у этой тёти Кати дом на отшибе каком-то стоит?!
Он, между прочим, говорил, что она живёт в соседнем доме. В худшем случае, это пять минут туда и пять обратно. А он уже потратил лишние пять минут!
Нервно сдуваю прядь волос, упавшую на глаза. Затем подхожу к холодильнику, резко открываю и пытаюсь сообразить, что приготовить. Мысли у меня в голове сбились в какую-то кашу, поэтому все продукты в холодильнике выглядят не как компоненты какого-то блюда, а просто отдельные овощи и фрукты, с которыми я понятия не имею, что делать.
В общем, беру болгарский перец, томаты, зелень и чеснок. Кладу это всё на столешницу и тупо смотрю на продукты, словно вообще никогда не готовила.
Чёрт, Маша, соберись. Ты сама сегодня кроме пары пирожков и чая ничего не ела. Девочки вообще только петушков и вату жевали. Надо что-нибудь придумать, в конце концов!
Сложив овощи в большую чашку, несу их к раковине и включаю воду. Помыть, порезать… что там ещё?
Бултыхаю овощи в воде, а сама как страус вытягиваю голову и пытаюсь разглядеть в окне машину Бородача.
Уже двадцать минут прошло! Двадцать!
А его всё нет…
Что можно делать столько времени?!
Резко трясу в головой, потому что бурная фантазия тут же услужливо подкидывает тысячу вариантов того, чем они там могут заниматься. А художественное мышление моментально дорисовывает это всё в ярких картинках у меня перед глазами. Чёрт!
Сливаю воду с чашки, ставлю её на стол с грохотом, беру доску, нож и начинаю молотить по помидорке так, словно это лицо Некошатницы. Испортила весь сегодняшний день эта мымра!