Няня для сурового папы

Снова смотрю в окно, но машины так и не вижу.

Ну куда он там провалился?!

— Кого высматриваешь? — взвизгнув, подпрыгиваю на месте и роняю нож от чертовски знакомого голоса, нежиданно раздавшегося у меня прямо возле ухо тихим шёпотом.

— Вы… с ума сошли, так пугать?! — резко развернувшись, задираю голову на Бурого, который смотрит на меня как ни в чём не бывало, сунув руки в карманы джинсов. Куртки на нём уже нет.

— Как вы так бесшумно вошли?! — поднимаю нож и тяжело выдыхаю, пытаясь успокоить сердцебиение. — И где машина ваша?

— На месте, Марья Алексевна, не переживай. Я через задние ворота заехал. И зашёл через дворовую дверь.

А. Блин. Я даже не знала, что тут есть ещё одна дверь и вторые ворота…

— Что готовишь? — хмыкает Бурый, зыркнув на практически помидорное пюре на разделочной доске.

— Ну я… пока не знаю…

— Судя по тому, как ты молотила ножом, то ты просто пыталась убить помидорку, — усмехается этот гад бородатый..

И как давно он тут стоял и наблюдал за мной?!

— Знаете что… не ваше дело, как я предпочитаю нарезать овощи! Самое главное, чтобы вкусно получилось в итоге, — отворачиваюсь к столу, пытаясь скрыть жар смущения на щеках.

Чёрт, он видел, как я несколько раз выглядывала в окно, а потом бешено шарахала ножом по помидоре!

— Помочь?

— Нет, спасибо. У вас тут и так нуждающихся хватает. Не хочу в очереди стоять..

Блин, Стрельникова, молчи! Ну кто тебя за язык тянет?!

— Что с тобой, Марья Алексевна? Не с той ноги из машины вылезла? — скосив взгляд на Бурого, вижу, что он удивлённо вскидывает бровь.

— Я, Михаил Валерьевич, из машины всегда с одной и той же ноги вылезаю. С правой. Было бы странно, если бы я вылезала с пассажирского сидения через левую ногу, не находите?

— Нахожу… — вздрагиваю и замираю, когда Бородач, вдруг прижимается сзади к моей спине.

Хочу уже было обернуться, но в этот момент он просовывает свою руку у меня под локтём, хватает с разделочной доски дольку помидора

— Но от тебя ожидать можно всего, что угодно. Так что я бы не удивился, — развернувшись, смотрю, как он закидывает её себе в рот.

— Очень смешно. Смотрите бороду томатным соком не заляпайте.

— Не переживай, Машенька. Я её если что помою, — снова тянется к столешнице за очередной долькой.

— Прекратите кусочничать, — бью его по руке, и загораживаю собой разделочную доску. — Вас что, в вашей ЗОЖной секте не учили, что это вредно?

— Вообще-то дробное питание считается полезным. И я есть хочу. Обед скоро?

— Как только я его приготовлю. А вас что, тетя Катя ничем у себя не покормила?

— А с чего она должна была меня кормить?

— Ну не знаю. Вас так долго не было, вот я и предположила, чем вы там могли столько времени заниматься…. Или не угадала?

Резко отвернувшись, опускаю голову вниз и начинаю активно резать овощи, чтобы скрыть пунцовые щёки.

В этот же момент слышу, как вместо ответа, Бородач разворачивается и, судя по затихающим звукам шагов, выходит из кухни.

Чёрт, гореть тебе в аду, Стрельникова за твой паршивый язык без костей!

Господи, сдалась мне эта Некошатница?! Да плевать я хотела, чем они там занимались и как долго! Можно подумать, у меня проблем других нет!

— Просто Катя решила угостить девочек печеньем, и я зашёл к ней, чтобы забрать для них угощение. Правда, они не очень любят её стряпню. Но сказать этого ей я не мог, — снова вздрагиваю от неожиданности, когда спустя несколько секунд слышу голос Бурого. А вслед за ним на столешницу падает пакет с какой-то деревянной, судя по звуку, выпечкой.

Отложив нож, тянусь к пакету и… действительно вытаскиваю из него чёрствое овсяное печенье.

Откладываю “чудо выпечку” в сторону и мысленно злорадствую, что моя стряпня девочкам очень даже нравится.

Передёрнув плечами и задержав дыхание, чтобы не улыбнуться своим мыслям, начинаю нарезать зелень, но уже в более спокойном темпе.

Боковым зрением вижу, что Бурый вытаскивает из ящика нож и ещё одну разделочную доску и, подхватив со столешницы перец, начинает его резать.

Вообще стоит закрыть тему об этой Некошатнице, но запах духов, который исходит от Бурого, не даёт мне покоя. Это её духи. В принципе, от неё весь день ими так воняло, будто она весь флакон на себя вылила. Я даже не удивлюсь, если это от меня прёт, а не от Миши.

Фу. Мерзкий запах такой.

— Удивлена, что она такая молодая… — никак не успокаивается мой проклятый язык.

— Кто? Катя?

— Ну да. Просто… я думала, что это бабка старая или тётка с кучей вонючих котов дома.

— С чего ты так решила?

— Наверно с того, что те вещи, которые она вам для меня одалживала, были больше похожи на шмотки какой-то старой толстой тётки, чем на одежду молодой женщины.

— Ааа… ты об этом, — безразлично пожимает плечами. — На самом деле они просто не совсем её.

— В смысле?!

— Ну, это её сестры.

— Мммм… понятно.

— У Кати осталось кое что из её одежды после того, как та померла полгода назад.

Нож снова выпадает у меня из рук, и я еле успеваю убрать ногу, чтобы он не вонзился мне прямо в пальцы.

— Вы… вы что совсем…. ох…ренели?! Вы что, мне вещи покойницы принесли?! — выпучив глаза смотрю на Бурого, продолжающего резать перец.

Сволочь бородатая!!!

Развернувшись, хватаю со спинки стула кухонное полотенце и швыряю в него.

— Тихо-тихо, ну шучу же, — громко смеётся Бурый, поймав полотенце и закинув себе на плечо. — Нет у неё сестры-покойницы. И вообще никакой сестры никогда не было. Это наверное её старые вещи. Она раньше полная была. Может, оставила на всякий случай.

— Ну вы… — выталкиваю воздух из лёгких и возвращаюсь к нарезке зелени, ополоснув нож. — Это плохие шутки! Чёрный юмор, слышали о таком?

— Чёрный и плоский юмор проще помещается в голову, Маш. Бери на заметку.

Бурый тоже продолжает нарезать перец, всё ещё тихо посмеиваясь.

— Ну, а ты что скажешь?

— Вы о чём?

— С кем ты сегодня разговаривала у палатки с чаем? Что это за задрот зализанный?

Зализанный задрот? Это он про Макса что ли?

— Вы, наверное, имеете в виду Макса?

— Понятия не имею, как его зовут. Говорю же, зализышь какой-то с тобой стоял, вот и спрашиваю, кто это?

— Это мой одногруппник, Максим. Он с моими друзьями на соседней турбазе отдыхает. Они тоже решили на ярмарку заскочить.

— Так это к нему ты тогда ночью спешила?