Няня по контракту
Шрифт:
24.
Анна
Селена Исаевна, дама в расцвете сил, красила волосы в радикально чёрный цвет. Маленькая, пышногрудая, с крутым задом и коротенькими крепкими ножками, она напоминала гномиху в боевой ипостаси. Даже чёрные усики над верхней губой её не портили, а придавали некоего шарма.
И я не понимала, почему они с бабой Тоней воюют. Точнее, почему баба Тоня воспринимает Селену в штыки. Не было в сиделке ничего отталкивающего: аккуратная, чистоплотная, очень здраво рассуждающая дама.
— Котик, — сказала она, когда проснулась, умылась
— И только самые стыдные — от удовольствия, — едко добавила Антонина Викторовна.
Я видела: она настроена вредничать и перечить Селене каждым словом. А та вела себя как кроткий ангел. Её терпению можно и позавидовать, и поучиться. Кажется, у меня появился кумир. Вот только восторг лучше не выказывать, чтобы не пошатнуть и так чересчур хрупкий мир.
Потом проснулись дети — и завертелось.
— Обязательно умываться по утрам? — вредничал Медведь.
— Ань, посмотри, я уже! — хвастался Ромашка, а сам умывался хитро — двумя пальцами. Под воду — и осторожно тёр глаза. Про то, что он неправильно зубы чистил, я вообще молчу. Пришлось показывать. Я даже не думала, что всё так сложно.
Завтракали с аппетитом. Затем пришла Алевтина — и началась вторая часть бесплатного шоу. Баба Тоня вышла на тропу войны — пакостила за Алевтининой спиной. Та шипела, но ругаться не смела.
В конце концов, мы выдвинулись на улицу всей нашей разношёрстной командой. Вытолкала всех, считай, в шею.
Вышло не очень. Мальчишки в шортах и футболках, баба Тоня вооружилась до зубов, взяв с собой свою необъятную сумку и зонт.
— А вдруг дождь?! — заявила она патетически. — Я мокнуть не собираюсь!
На улице сияло солнце. Жарило, можно сказать. Хорошо хоть под тёплую кофту Селена уговорила нашу строптивую бабулю нормальное летнее платье надеть.
Кофта, сумка и зонт почти сразу перекочевали к Селене, и та пёрла «золотой запас нации», пыхтя, как паровоз.
— Котик, не обращайте внимания, — сказала она и не дала себе помочь. — На вас дети, вам обе руки понадобятся, я опытная.
После громогласных препирательств, которые слушал весь элитный двор ивановского дома, бабулины вещи перекочевали в мою машину.
— Будет дождь — заболею, простужусь, помру! Дмитрий вам никогда не простит моей скоропостижной смерти!
— Бабуфка, — вмешался в страстный монолог Антонины Викторовны Ромашка, — у меня маячка есть под футболкой. Если замерзнешь, я тебе отдам.
— Мой золотой! — умилилась бабуля до слёз, и вопрос лишних вещей был закрыт, но пока мы дошли до парка, я взмокла без дождя. И вообще не отказалась бы от прохладного душа.
Бабушка семенила вполне бодро и без конца дёргала Селену. Задавала какие-то вопросы, пыталась в неположенном месте дорогу перейти, потребовала веер, мороженое, газировку и туалет. Без всего она прекрасно обошлась, пока мы всё же не внедрились в парк.
Ромашка отставал: у него без конца развязывались шнурки на кроссовках. Приходилось останавливаться и смотреть, как он старательно сопит, высунув язык, и пытается просунуть одни петельки в другие, чтобы завязать бантик.
— Давай помогу! — не выдержал Медведь.
— Не надо, — отворачивался
Иванов-младший, — папа сказал, что я должен сам. Против такого заявления и не поспоришь.После того, как шнурок развязался в третий раз, я решительно встала перед Ромкой на одно колено.
— Настоящий моряк никогда не бросит друга в беде, — заявила я. — Мы тонем, капитан. Нужно помочь. Чем быстрее доберёмся до тени, тем лучше для всех. Поэтому шнурок завяжу я — крепко-крепко, а позже, на лавочке, мы с тобой поучимся делать это правильно. Договорились?
Ромка вздохнул и сдался. Он уже чуть не плакал на самом деле. У него губка нижняя дрожала, он её кусал, чтобы не разреветься. Я не могла допустить, чтобы прогулка превратилась в пытку.
В общем, худо-бедно, в парк мы попали. Мальчишки тут же рассосались в пределах видимости. Какие там шнурки! Не до того! Медведь встретил каких-то друзей, а Ромка застыл, открыв рот: чей-то ребёнок запускал бумажного змея. Красивого до невозможности.
Баба Тоня благополучно сходила, куда ей хотелось, получила газировку и мороженое, а также веер, купленный предприимчивой Селеной, а я просто обмахивалась платком, приходя в себя. Сколола влажные волосы на затылке и зорким взором следила за мальчишками.
Как-то хорошо, мирно стало. Баба Тоня щебечет — подобрела, Селена улыбается. Мишка возится с мальчишками — что-то строят из кубиков и подручных средств, Ромка за змеем следит заворожённо, а я… размечталась.
Вдруг представила: я их мать. А Димка с нами. Отошёл — мороженого, например, купить. Мы гуляем семейством, счастливы…
Опасные мысли, если подумать. Я мальчишкам никто, так, няня без опыта, Димке — никто, но разве уговоришь взбесившееся сердце стучать потише, а душу — перестать надеяться? И ведь понимаю: почти десять лет прошло. Какие могут быть надежды? Но вот сегодня, когда он меня обнимал и целовал… Вроде как и не было этих лет. Я всё та же. Он — такой же, как был. Может, Ирка права: ничего толком и не перегорело? Или зажглось заново, ждало своего часа?
Да, каждый из нас прошёл свою школу жизни. Я повзрослела. Он возмужал. Глупо обо всём этом думать, но невозможно удержаться. Я могу позволить себе хотя бы это — мечты. А если совсем честно, то не готова я повернуть реку вспять.
Вот если он сейчас вдруг явится, встанет на колено и скажет: «Анька, жить без тебя не могу, люблю тебя, Варикова, будь моей женой!» — я испугаюсь. И точно не скажу «да». Сбегу опять. Ну, вот такая я идиотка…
К счастью, никто не спешил мчаться на белом коне, спасать меня от мелких монстриков и одного — очень пожилого динозаврика. И может, это пока хорошо. Я должна привыкнуть и адаптироваться. Закалиться и выдержать три месяца. Потому что должность в Димкиной компании я всё равно хочу. Это без вариантов. Упрямая и упёртая.
Спохватившись, оглядываю слегка испуганным взглядом своё «войско». Бабуля доедает мороженое и блаженным выражением лица. Мальчишки — всё там же и ничего не успели взорвать, затопить, закопать. Я даже дух перевела. Всё, никаких мечт. Работать, Аня!
И в это время у меня звонит телефон. Орёт, как ненормальный:
Не перебивай, когда я мечтаю говорить
Запрещаю, когда наушники в моих ушах
Города забыли про нас, мы таем