Ныряльщица за жемчугом

…Полуянов сначала собирался узнать насчет судьбы Юрия у своего старого приятеля майора полиции Савельева. Или ту же Изабель допросить, вместе с ее домработницей. Однако потом решил, что не стоит беспокоить ценнейший источник в полиции по подобным мелочам. А глупышка Изабель (на пару с верной экономкой), пожалуй, все отрицать начнут — чтобы сделка не сорвалась. Вот и позвонил риелтору. Тем более тот сам настаивал:

— Дима, давай, если что беспокоит, в себе не таи, пожалуйся дяде Аскольду. Сам знаешь, я со своими клиентами, как с детками родными: все капризы исполняю, все прихоти.

Полуянов и позвонил. Попросил все выяснить.

Риелтор в ответ на его просьбу, разумеется, фыркнул. Принялся балагурить, что труп в квартире — это, наоборот, хорошо, это к деньгам.

— Но, если вы нервные такие, так и быть, узнаю.

И вот сейчас, неторопливо прихлебывая пивко, рассказывал:

— Историйка — смех, яйца выеденного не стоит. Обычно и уголовных дел в таких случаях не заводят, тут просто опера попались ретивые. Ну, был у этой вашей Изабель хахаль. Красивый, богатый. Юриком Черкашиным звали. Охмурял он ее как по-писаному. Сейшелы, бриллианты, яхты. От той яхты вся беда и случилась. Своего плавсредства у Юрия не было — столько еще не наворовал. Взял у друга. Причем в сентябре. А сентябрь у нас в Подмосковье, сам понимаешь, месяц не тропический. А Юрик все на палубе под проливным дождем да под ветром капитана из себя строил. Вот и довыделывался — схватил пневмонию. И, как весь молодняк-дурак, еще и ходил до последнего. Слег, когда температура до сорока с лишним подскочила. Ну, чего делать? Пневмонию во всем мире лечат одинаково — только антибиотики. Изабель стала колоть своему милому пенициллин — а он болючий, зараза. Любимый, конечно, молчит, зубами скрипит, лицо в поту, героя из себя строит, но у нее-то сердце кровью обливается. Вот и начала выход искать. Как положено девушке современной, в Интернете. И прочитала там, что, если разводить антибиотик не водой дистиллированной, как положено, а новокаинчиком, укол станет практически безболезненным. А у Юрика, оказывается, на новокаин была аллергия. Сильнейшая. Начал хрипеть, задыхаться. «Скорая», как всегда, в пробке застряла — вот и не успели. Когда врачи приехали, тот уже умер. Изабель в обмороке, домработница в истерике… Ну, собственно, и все. Кого обвинять, в чем обвинять? Изабель ревет, повторяет: «Я как лучше хотела! Я про то, что такие шоки бывают, даже и не слышала никогда!» Если бы у нее медицинское образование было, тогда другой разговор, могли бы годик-другой условно впаять. Ну, или если бы у Юрия имелись родители, борцы за справедливость. Тоже могли бы требовать крови. Но принц наш — детдомовский, мамы-папы нет, только брат. А брату в чем смысл красивую девушку за решетку тянуть? У него другая забота, приятная: в наследство вступать. Юрик-то явно не бедный был, раз бриллианты своей девушке дарил и на Сейшелы возил.

Аскольд умолк. С удовольствием прикончил пиво. Посетовал:

— Аж горло из-за тебя пересохло.

Дима свой пенный напиток еле глотнул.

— Значит, умер этот Юрий все-таки в нашей квартире, — задумчиво произнес он.

— Ой, ну и что? Вытяни скидку у Изабельки — за то, что в доме привидение, да и забудь.

— И переехать она, наверное, решила, чтобы от воспоминаний сбежать.

— Думаю, да, — хмыкнул Аскольд, — обычное дело для девчонок. — И философски добавил: — Будто от плохих воспоминаний убежать можно!

— Ну и что посоветуешь? — внимательно взглянул на риелтора Полуянов.

— А чего тут советовать?! — взвился тот. — Я понимаю, если квартира в ренте и бабуля, только что здоровая, бодренькая, вдруг умерла. Или, допустим, у хозяина — куча детей, кто по тюрьмам, кто за границей. Тут да, могут проблемки вылезти. А у вас — всего-то единственный трупик. И смерть естественная. Делов-то!..

Дима вздохнул. Рассказать, что ли, Аскольду про фотографию мертвой тренерши? Про несчастных рыбешек? Но тот ведь еще больше рассердится. День сделки назначен, покупатели на их с Надей жилье трепещут от нетерпения, академический дом и правда идеален по всем статьям.

А что ему кошмар приснился — это, наверное, из-за того, что пицца несвежей оказалась. Впрочем, Надька торжественно пообещала, что больше никогда его подобной отравой кормить не будет.

Конечно, Митрофанова не смогла подвести Диму.

В тот же день позвонила фотографу по фамилии Золотой и договорилась о встрече.

Когда приехала в элитный поселок, за десять километров от Москвы, немного оробела. Жилище фотографа выглядело настоящей крепостью. Четырехметровый стальной забор, повсюду видеокамеры и даже ров с водой имелся, не обманул Полуянов.

Зато сам Золотой производил впечатление человека наидобрейшего. Оказался он рыхлым толстячком — с розовыми щечками и голубыми, будто у куклы-пупса, глазами. Встретил ее в блузе художника и в клетчатых тапочках. А уж когда протянул Митрофановой визитку, обрамленную лимонно-желтыми виньетками, да еще и с фамилией Золотой, девушка не удержалась, хихикнула. Невежливо, конечно, но Полуянов ведь сам велел ей в кошечку-дурочку играть.

Впрочем, Золотой не обиделся, усмехнулся в ответ:

— Веселись, оно делу только на пользу. Чем у модели настроение лучше, тем удачнее фотки. Тебе для чего, кстати, нужно? Кастинг, служба знакомств?

— Ну… мне просто так. На память. У меня профессиональных фоток еще никогда не было.

— О, — сразу оживился фотограф, — обожаю, когда никаких рамок! — Голубые глазки маслено блеснули: — Давай, может, нюшек нащелкаем? Ну, в смысле, обнаженку? — Окинул ее взглядом знатока, заверил: — Фигура у тебя что надо. Практически Кустодиев получится.

Надя вспыхнула — и вовсе не потому, что Золотой предложил сниматься обнаженной. Куда обидней оказалась параллель с полотнами «богатыря русской живописи». У нее, конечно, имеется лишний вес, но не настолько ведь лишний?

А Золотой — тоже мне, доморощенный психолог! — авторитетно произнес:

— Комплексуешь. И очень зря. Говорю как знаток: тощие селедки на брачном рынке давно не котируются. А у тебя даже не полнота — просто приятные формы. Знаешь, как наш брат любит, когда есть за что подержаться? — И, не чинясь, шлепнул ее по бедру.

Митрофанова шарахнулась в сторону. Толстяк немедленно убрал массивные ладони за спину, констатировал:

— Еще и девственное создание. Совсем замечательно! Готов сам на тебе жениться. Пойдешь?

Насладился изумленным Надиным лицом и уже серьезно проговорил:

— Ладно, прочь шутки. С деньгами у тебя как?

— Ну, так… — замялась Митрофанова. — Я в библиотеке работаю.

Полуянов ее, конечно, наставлял, что нужно соглашаться на любую цену, какую назовет великий мастер. Но только вольно Димке указания раздавать, деньги-то из их общего семейного бюджета.

А Золотой окончательно пришел в восторг:

— В библиотеке?! Да ты что?! Вот это экземпляр! Вот это песня! Слушай, а у тебя подружки там есть? Это ведь можно целый проект замутить! Календарь! Обнаженные юные нимфы в окружении древних фолиантов! Такие фотки с руками оторвут — хоть в «Менс Хэлс», хоть в «Пентхаусе».

И столько энтузиазма и убежденности в голосе, что у Нади перед глазами сразу возникла картинка: книгохранилище, суетятся ассистенты, гримеры. На подиуме под софитами принимает соблазнительные позы обнаженная Катюха из отдела каталогов. А их начальница — пожилая, ученая, крайне нудная дама — прямо тут и падает с инфарктом.

Золотой же продолжал искушать:

— Соглашайся, красавица. Сразу известной станешь! Фотки бесплатно получишь! Да еще и денег заплачу!

— Послушайте, — решительно прервала Надя пылкую речь, — я пришла к вам сделать пару обычных снимков! В одежде!

— Вот скукота, — поморщился Золотой. — Не тоскливо тебе жить, когда вся такая правильная? Ладно, пойдем тогда в студию. Посажу тебя на стульчик, руки на коленочках. Примерная Маня, сидит, ждет трамвая. — Он поднялся, небрежным жестом закинул на плечо фотокамеру и велел: — Давай, пока причесывайся, лицо рисуй. Только не злоупотребляй, а то как матрешка получишься.