Ныряльщица за жемчугом

— Ну… а вдруг Изабель на самом деле замужем? — осенила Надю новая версия. — Тогда имуществом будет муж распоряжаться. Какой-нибудь юркий провинциал…

— Уже обдумал, даже проверял, — лаконично отозвался Дима. — Нет. Изабель — свободная девушка.

И Митрофанова сама не поняла, как у нее вырвалось:

— А ты и рад.

— Слушай, Надюха, — нахмурился Димка. — Ну сколько можно? Мы ведь с тобой обо всем договорились. Заключили соглашение, что расследуем это дело вместе. Я не веду за твоей спиной тайных игр и ничего от тебя не скрываю…

— Давай просто бросим все, — жалобно произнесла Митрофанова. — Уедем отсюда прямо сейчас. А она пусть сама со своими трупами, с мертвыми рыбками и со всем прочим разбирается.

В Димкиных глазах мелькнуло смятение. «Ура! Чуть поднажму — и согласится!» — возликовала было Митрофанова, но в этот момент — как она только умудряется все делать некстати? — в гостиную явилась Изабель. В банном халатике, волосы мокрые, ноги голые — прямо семейное утро, ей-богу! Нимало не смущаясь своим неглиже, плюхнулась на диван. Несчастными глазами взглянула на Полуянова, закрыла лицо руками, и плечи ее затряслись.

Димка тут же бросился, сел рядом, принялся утешать — спасибо, хоть по руке не гладил:

— Изабель, все, все… Пожалуйста, не плачь. Все закончилось. Все хорошо.

А она уже и голову Полуянову на плечо опустила, нахалка. Бормочет:

— Он… оно… оно такое ужасное было… И смотрело — прямо на меня…

— А что — «оно»? Ты можешь объяснить толком?

— Ну… я даже не знаю, как описать. Типа манекена. Но лицо у него — мое. Только мертвое. Такие глаза ужасные, навыкате. Рот открыт. Струйка крови на подбородке.

— Как у манекена может быть открыт рот? — встряла в монолог Надя.

— Не знаю! Но это точно была я! И одежда — моя, джинсы со стразиками, они в Москве одни такие, я их из Рима привезла, туфельки «Прада»!

— Минуточку, — нахмурился журналист. — А одежда что, пропала?

— Откуда пропала? — не поняла Изабель.

— Из шкафа твоего, — не без ехидства подсказала Надя.

— Я… а я не знаю… я не смотрела. Сейчас, конечно, я проверю… я просто не догадалась!

— Просто кладезь сообразительности, — прокомментировала Митрофанова, когда Изабель вышла.

— Ты бы видела, в каком она состоянии была, — защитил девушку Полуянов. — Я вообще боялся, что ее сейчас удар хватит.

«И очень было бы хорошо, — подумалось Митрофановой, — хотя нет… тогда бы и квартира нам не досталась… впрочем, я уже никакой квартиры не хочу».

Чуть не впервые в жизни ей самой захотелось не просто выпить, а напиться. Как Изабель, вдрызг.

Надя постаралась отогнать вредные мысли… однако театр абсурда продолжался. В гостиную вновь вошла мулаточка. Через плечо перекинуты джинсики (со стразовым рисунком на правой штанине, удивительная пошлятина!), в руках розовая обувная коробка с золотым прадовским логотипом.

— Вот, все на месте! — растерянно пробормотала она.

— А одежда на манекене — точно эта была?

— Да, да! Я и стразики на штанине помню, и туфли мои любимые!

— То есть труп раздели — и одежду вернули обратно, — ехидно прокомментировала Митрофанова.

— Но сюда никто не заходил, — тревожно произнесла Изабель. — Не мог зайти! Я никому ключи не даю!

Надя даже напоминать не стала, что у домработницы Тамары Кирилловны они есть. И вообще ей все меньше и меньше верилось в историю с манекеном. Как это может быть? Подбросили, потом забрали? Еще и одежду вернули в шкаф?

Дамочка просто решила напиться, а чтобы не ругали, что она сделку сорвала, придумала совершенно глупую байку.

— Изабель, а вы на сегодня курьера вызывали? — спросил вдруг Полуянов.

— Кого?

— Курьера. Из фирмы по поставке спортивных тренажеров.

— Н-нет, — решительно помотала головой Изабель. — Как я могла, если они вовремя никогда не являются, а мне в восемь утра уже из дома надо было выйти?

Полуянов обернулся к Наде, объяснил:

— Я, когда приехал, успокоил ее немного. И в душ отправил, чтобы протрезвела. А пока она мылась, сбегал вниз, поговорил с консьержем. Тот и сказал, что в семь тридцать пришел молодой парень с большой спортивной сумкой. Вроде как к Истоминой.

— Парень? — воскликнула Изабель. — А как он выглядел, этот парень?

— Консьерж про него сказал: типичный курьер. Среднего роста, волосы русые, стрижен коротко, ногти грязные.

— Я… я вообще даже не представляю… — Мулатка задумалась, лоб перерезала глубокая морщина. Впрочем, уже секунд через двадцать мыслительный процесс завершился, и девушка радостно выкрикнула: — Ну, все ясно! Она этого парня и наняла!

— Кто — «она»? — насторожился Полуянов.

— Ну, я ведь говорила вам! Юлька, Базанова! Она меня ненавидит!

— Изабель, я полагаю, что вы неправы, — мягко заговорил Полуянов. — Я общался с Юлией Аркадьевной. Это абсолютно трезвая, расчетливая, твердо стоящая на земле женщина. Она может мстить, но никогда не будет фотографировать трупы, убивать рыбок и подбрасывать вам под дверь манекены. Давайте думать в другую сторону. Вспоминайте — в вашем окружении! — человека с неустойчивой психикой. Непризнанного гения. Истеричную подружку…

— Но… — попыталась возразить мулаточка, однако Полуянов перебил ее:

— Изабель, вам мстит личность необычная, яркая. Мимо такой — или такого — не пройдешь, обязательно заметишь. Вспоминайте, вспоминайте, кому вы насолили?..

— Я… я не знаю! Я правда не знаю! И врагов у меня нет, мы только с Юлькой ругаемся по поводу салона! Но раз вы говорите, что это не она…

— А господин Золотой? — вкрадчиво произнес журналист.

— Да что вы все о нем! Шапочный знакомый. Он вроде Пети Листермана. С ним просто положено дружить, понимаете?

— У вас с ним были разногласия? Споры? Конфликты? Может, он пытался ухаживать, а вы ему отказали?

— Ну… — Изабель задумалась. — Споров у нас не было. А ухаживать — да, ухаживал. Так это обычное дело. Я привыкла. Фотографы — они вообще народ приставучий. — Она замолчала и улыбнулась.

— И что? — поторопил Дима.

— Да все как обычно! В ресторан с ним сходила, полапать дала. Чуть-чуть. Фотки согласилась сделать эти его странные, будто я мертвая… Но я не обижала его ничем!