Ныряльщица
Шрифт:
— Вирна! Ты в порядке? — Голос Тимри доносится до меня как сквозь толщу воды. Я понимаю, что каким-то чудом добралась до раздевалок, а еще понимаю, что мне надо что-то сказать.
— Да.
— Да? На тебе лица нет. — Рыжая упирает руки в бока. — Что она тебе сказала? Втык дала, да? За то, что залипала во время обслуживания? Едховы камеры! Хндрец! Вообще передохнуть нельзя. Оштрафовала?
Вопросы льются на меня, как из морской воронки, как из водоворота, который вот-вот меня затянет и поглотит без остатка. Усилием воли выталкиваю себя на поверхность. Смотрю на Тимри и думаю: она с ними или
— Так, давай, собирайся. Отвезу тебя домой, — говорит она.
— Не надо. Меня ждут.
— Ждут? — Тимри приподнимает огненно-рыжие брови, а потом ухмыляется. — О… понимаю. Ну тогда удачи! И не грузись, что бы там ни было! Вечером поговорим.
Она машет мне и убегает, а я иду умываться.
Умыться. Снять форму. Одеться. Взять вещи.
Простые механические действия, привычные, доведенные до автоматизма, сейчас помогают мне удержаться на плаву. Они же помогают мне выйти на парковку, где меня ждет К’ярд. Сейчас я предпочла бы, чтобы его там не было (я хочу этого так же сильно, как того, чтобы он там был), но он там. Его эйрлат действительно стоит на том самом месте, на котором я вечером из него вышла, а сам он, прислонившись к нему, что-то смотрит на тапете.
Заметив меня, вскидывает голову, и улыбается.
Правда, в следующий миг улыбка сбегает с его лица, а я ускоряю шаг.
— Синеглазка, что слу… — Договорить он не успевает, потому что я почти врезаюсь в него.
А потом целую.
Глубоко.
В губы.
Глава 34
Близость
Лайтнер К’ярд
Из легких разом выбивает весь воздух. Меня будто накрывает океанской волной: мощной и неотвратимой. Накрывает и тащит на самое дно, а я не могу сопротивляться этому. Не могу и не хочу.
Я хочу эту волну.
Хочу эту девчонку.
До боли. Поэтому подаюсь вперед, обхватываю ладонями ее лицо и перехватываю инициативу.
Губы Мэйс горячие и мягкие, а пряди волос, в которые я зарываюсь пальцами — прохладные. От этого контраста все во мне вспыхивает, и становится почти нечем дышать. Это даже лучше, чем в моих воспоминаниях. Лучше, чем когда-либо и с кем-либо. Так остро. Так сладко. Так невероятно. Такую встречу я мог представить только в своих мечтах.
Чтобы Мэйс сама поцеловала меня.
С ума сойти!
Хочется пошутить насчет того, что я заснул в эйрлате, и мне это всего лишь приснилось, но я забываю шутку, стоит Вирне встать на носки и обхватить руками мою шею.
Ради этого не стоило спать всю ночь.
Ради такого можно было не спать тысячи ночей.
Сердце колотится в груди, как заводное, пока я сжимаю Мэйс в своих объятиях, а она вот уже минуты три не пытается дать мнепо морде. Только сильнее льнет ко мне, заставляя растворяться в ней. Но где-то на краю моего сознания трещит противный звонок, как на сигнале будильника.
Что-то не так.
Потому что на мою Вирну это непохоже.
В этом поцелуе сквозит отчаянье и безнадежность. И я не могу этим воспользоваться.
Едх! Никогда не считал себя рыцарем, из тех, чьи доспехи пылятся в коридоре семейного
особняка. Но сейчас понял, что не могу просто утащить ее в свой эйрлат, и воплотить все свои фантазии, возникающие каждый раз, когда я думаю о своей синеглазке.С трудом я отстраняюсь от Мэйс. Хотя вернее, наверное, сказать — отрываю ее от себя. Все во мне противится этому, но я прерываю этот поцелуй и вглядываюсь в расширенные глаза Вирны.
— Подожди-подожди, — шепчу прямо в губы. — Не так быстро. Может, сначала переместимся куда-то, где нам никто не помешает?
Звучит странно, но как звучит.
Мэйс раздумывает пару мгновение, затем кивает и послушно садиться в мой эйрлат, а я только убеждаюсь в своих догадках, что случилось нечто из ряда вон. И лучше, действительно, быть там, где никто не помешает нашему разговору.
Дожил! Девушка, по которой я схожу с ума уже несколько недель целует меня так, будто это первый и последний раз в ее жизни, а хочу с ней разговаривать. Но, катись оно все к едху, это правильно. Потому что синеглазка — сейчас самое важное, что есть в моей жизни. И я ей нужен.
Я. Ей. Нужен.
С этим знанием я готов разворотить горный хребет Дракур. Ради нее.
В выходные утром в Ландорхорне пробок нет, так что путь от Четвертого до Пятнадцатого не занимает много времени. Мэйс обхватывает себя руками и смотрит либо на свои кроссовки, либо на меня, когда считает, что я не вижу. Ее взгляд царапает мою теку. Видимо, поэтому не сразу замечает, что мы оказываемся на знакомой улице. Или просто решается спросить, когда мы выходим из машины.
— Почему… Почему ты привез меня домой?
— Ты предпочла бы отель? Здесь нам точно никто не помешает.
Она кивает и отпирает двери своей лачуги. Удивительно, сейчас последняя не кажется мне настолько убого. Да, она не то, к чему я привык, но в комнате Вирны, куда мы вместе поднимаемся, каждая вещь говорит о ней. Свернутый на старом диване плед — о том, что Мэйс аккуратная. Изъеденный временем и ржавчиной, но не потерявший своей изящности светильник — о том, что она предпочитает уют. Детские рисунки на стенах — о том, что она любит своих сестер.
Почему я не заметил всего этого в прошлый раз?
Я закрываю дверь и подхожу к Вирне, обхватываю ее со спины, зарываясь лицом в ее волосы, прижимаю ее к своей груди. Какая она хрупкая. И ранимая.
Я уничтожу любого, кто причинил или захочет причинить ей боль.
Поэтому разворачиваю ее к себе лицом и говорю:
— А теперь рассказывай, что произошло.
— Что?
— Что произошло в «Бабочке»?
Мэйс бледнеет. Хотя, казалось бы, куда больше?
— Ничего не произошло.
— Брось. Я, конечно, уверен в своей неотразимости, но не хочу, чтобы ты меня целовала, потому что зла на кого-то или расстроена.
Мэйс запрокидывает голову и смотрит на меня так долго, что я почти сомневаюсь, что добьюсь от нее ответа.
— Ты можешь рассказать мне обо всем, — добавляю я твердо. — Если тебя кто-то обидел…
— Я кое-что узнала, — перебивает она. — О Лэйс. О моей старшей сестре… Она… — Вирна делает глубокий вдох, как будто собирается шагнуть в воду, причем не в бассейн, а в океан. По крайней мере, взгляд у нее в точности такой же. — Она была ныряльщицей.