Ныряльщица

А еще светлый!

Что за хидрец?

До меня не сразу доходит, что красноватое свечение точно не может исходить от белой раг’аэны. Наоборот, немаленький Эн просто теряется на фоне гиганта, растянувшегося по океанскому дну. Множество раскинутых лап вонзаются в камни, а огромная голова мелко подрагивает, вонзаясь в почву и поднимая мутную воду. Как и не сразу ко мне приходит осознание, что паукообразное существо — неживое.

Это механизм.

Но что он делает?

Машина врезалась в дно массивными бурами: я рассмотрел это, немного отплыв в сторону. Именно это и нарушало видимость, а еще нагревало воду, в которой уже практически невозможно было находиться.

Исследовательская установка?

И что она исследует?

Датчик на маске противно запищал, Эн подхватил меня и потащил обратно на поверхность. Вынырнув, я стащил маску и с наслаждением вдохнул чистый прохладный воздух. Но перед глазами все еще стоял гигантский спрут.

Я ни о чем подобном никогда не слышал: ни в Кэйпдоре, ни от отца, ни тем более не читал об этом в новостях. Поэтому если это какие-то исследования, то явно секретные. Удачно эту штуковину здесь спрятали. На дне океана, куда точно никто не доберется.

Ну кроме разве что ныряльщиков.

Мысль мелькнула в голове внезапно, вновь отбрасывая меня в утро, когда мы с Мэйс были счастливы. По крайней мере, был счастлив я. Она говорила, что ее сестра ныряльщица, но они вне закона. Кажется, сегодня я стал преступником дважды: когда угнал эйрлат и когда нашел на дне эту штуковину.

Хотя нашел ее вовсе не я.

— Эн, почему ты мне это показал?

Раг’аэна издает протяжный звук, в котором слышится тревога. Чтобы не делала эта машина, он показал мне ее не просто так. Его она беспокоила. Но почему?

— Жаль, ты не можешь разговаривать. — Я успокаивающе поглаживаю нос Эн, размышляя, что бы это могло значить.

Может, она создает какие-то волны, которые ему причиняют боль?

Ясно одно — нужно возвращаться на берег. Только там я узнаю, что происходит.

— Я вернусь, приятель, — обещаю я бабочке. — И гораздо раньше, чем в прошлый раз. Узнаю, что за едх порт ит океанское дно, и вернусь. Не успеешь соскучиться.

Как ни странно, на этот раз Эн даже не пытается меня бодать или легонько куснуть, как обычно делает, когда не хочет отпускать.

Сил хватает только на то, чтобы доплыть до берега: этот день выпил меня досуха. Я вытягиваюсь на песке в позе морской звезды и позволяю себе небольшой отдых, но расслабиться не получается. В голове будто большой пазл, который отказывается складываться в общую картину. Беспокойство раг’аэны. Та волна, что едва не накрыла нас с Мэйс возле лачуги Зорга: я успел ее разбить с помощью силы, но это не отменяет того, что она пришла. Теперь этот механизм, который неизвестно что ищет в земных недрах. Что он вообще ищет?

Мне кажется, что я что-то упускаю, но сил думать больше не остается.

Тем более, что солнце уже садится.

Я возвращаюсь к Зоргу, меняю костюм на свою одежду и обещаю в следующий раз заплатить больше.

— Не нужно, — отвечает он с привычным безразличием. — Просто не возвращайся сюда.

Вот тебе и безразличие!

— Тебе надоели девчушки, Зорг?

— Девчушки хорошие, но вот от тебя слишком много проблем.

Меня зло берет от его тона. Кто он, к едхам, такой, чтобы прогонять меня? Но я ухожу.

Ухожу туда, где бросил эйрлат Ромины.

С целиком сгоревшей электроникой.

Едх!

Приходится снять крышку и оценить величину хидреца. А он действительно большой. Огромный, я бы сказал. Потому что импульс задел аккумулятор, и теперь, чтобы его восстановить, нужно понемногу, по мизерной струе, вливать силу. Если влить сразу все, может окончательно все сгореть к едхам или вовсе рвануть.

Я ни разу не механик эйрлатов, но однажды пришлось чинить эйрлат Хара, когда мы возвращались от Зорга. Естественно, тогда его аккумулятор просто перегрелся. Вот и эйрлат Ромины просто… перегрелся. С моей помощью. К счастью, это можно поправить, если очень сильно постараться.

В следующий час я в полной мере осознаю, что поломать что-либо проще, чем это же починить. Но аккумулятор все-таки заряжается, а эйрлат под моими пальцами оживает, отзываясь мягкой вибрацией.

— Есть! — выдыхаю я и загружаю систему. Тоже с помощью силы, посылая точечный импульс. По-другому не получится, потому что ключи я раздавил.

У меня только одно оправдание — я не собирался возвращаться. Но если бы сам не создал себе столько проблем, было бы проще, и я бы не огребал сейчас по полной.

— Аккумулятор поврежден. Обратитесь в сервисный центр, — выдает система, и я вспоминаю все нецензурные слова, которые когда-либо знал.

— Я это без тебя знаю, — рычу я. — Лучше отвези меня, куда надо.

Снимаю все ограничения, переводя машину в исключительно ручной режим.

— Старт невозможен. Дверь разблокирована.

— Едх!

Дергаю все двери. Я готов их приварить, только чтобы наконец-то убраться отсюда. Потому что, если не уберусь, придется топать через лес и ночной пляж к Зоргу. И не факт, что после своих слов он меня впустит! А отсюда помощь не вызвать: тапет я отдал Родресу.

Дверь сзади оказывается повреждена, и я хлопаю ею с такой силой, что одна из встроенных под сиденье панелей вентиляции выпадает. От нового ругательства меня спасает только то, что вместе с панелью на пол выкатывается ржавого цвета предмет. Маленький, размером с бусину: не вруби я повсюду свет, возможно бы даже его не заметил.

Но я замечаю, и подхватываю его.

Впрочем, тут же хочется его выбросить.

Потому что это зуб, и ржавчина вовсе не ржавчина, а запекшаяся кровь.

Ну у Д’ерри и трофеи!

Я собираюсь вернуть гадость на место, но застываю, вспоминая слова Вирны на показаниях:

«Я выбила ей зуб».

Тот самый зуб, который я сейчас держал на ладони.

Доказательство того, что Ромина в ту ночь пыталась убить Вирну.

Нужно только отвезти зуб к политари, а остальное — дело техники. Судья наверняка щедро заплатил семейному дантисту и тому, кто приводил личико Ромины в порядок после всего этого. Современная медицина с полным восстановлением и не на такое способна, но против такого доказательства они уже ничего не сделают. В конце концов, это дело сдвинется с мертвой точки.