Ныряльщица

— Я просто схватила ее за руку, и нас обожгло. Обеих. Я готова поклясться, у нее на запястье тоже остался след.

— Аллергия на въерхов, — вспоминаю я. — Доктор Э’рер сказал, что это аллергия.

— Что за бред? — хмурится Кьяна. — А у меня тогда что? Аллергия на людей?

Я качаю головой.

— Я не знаю. Все это конечно любопытно. Но совершенно неважно.

— Что ты такое говоришь? Мэйс явно нужна помощь.

— А она ее просила? — рявкаю я, но тут же понижаю голос, чтобы не привлекать внимание: — Когда попросит, тогда найди меня.

Щеки Кьяны вспыхивают, а глаза яростно сверкают.

— Я думала, что рядом с Вирной ты изменился, Лайтнер. Стал лучше…

— Рядом с ней изменился, — перебиваю я, — но теперь я не с ней, и все вернулось на круги своя.

— Тогда нам действительно не о чем говорить.

Кьяна разворачивается и уходит, а я по инерции иду туда, куда шел. Но по пути останавливаюсь возле стенда расписания. Однажды мы здесь столкнулись с Мэйс и даже умудрились тогда не наговорить друг другу гадостей. Теперь я хоть весь Кэйпдор обойду, ее не встречу. Сегодня подводная зоология, но ее там не будет.

Но и меня здесь тоже не будет.

У меня по расписанию сейчас должна быть история Ландорхорна, у Родреса тоже, и я нахожу его возле аудитории. Конечно, же в окружении подружек Д’ерри, но они меня не интересуют.

Я хлопаю бывшего друга по плечу и говорю:

— Родди, на пару минут.

Он бледнеет, раздраженно сжимает губы, но отходит со мной в сторону.

— Лайтнер, я думал, мы все обсудили в прошлый раз.

— Это не касается нашего прошлого разговора. Ну, почти. — Я достаю свой тапет и протягиваю ему. — У меня новый тапет, и я бы хотел установить на него все программы, которые были на прошлом. Понимаешь, о чем я?

Родрес прищуривается.

— Я хорошо заплачу.

— Мне не нужны твои деньги, К’ярд. Мне достаточно своих.

— Речь не только о деньгах. Я буду должен тебе любую услугу.

Парень перестает хмурится и уже смотрит на протянутый тапет с интересом.

— Нужно время.

— Знаю, — киваю я. — Поэтому отдаю его тебе.

— Отдаешь? — Лицо Родди нужно видеть! Он еще не верит мне, но уже перехватывает тапет.

— До вечера, — уточняю я. — Сегодня загляну к тебе. Или не успеешь? Тогда вернешь мне его завтра, до первой пары. Дольше без него не протяну.

Родрес в замешательстве, он крутит тапет в руках, включает его, проверяя на отсутствие пароля для входа.

— Какие именно программы тебе нужны, Лайт?

Уверен, Родди может установить на него много всего интересного. Как и скачать с него все, что угодно. Правда, все самое интересное — к примеру, личную переписку, я уже стер. Безвозвратно.

Я оглядываюсь, демонстрируя, что не хочу, чтобы нас кто-то подслушал, но другим студентам до нас нет дела, а подружки Д’ерри стоят слишком далеко, чтобы до них доносилось хотя бы слово.

— Главное — то приложение, что помогает отследить любого по тапету. Ты говорил, что сам его создал.

— Да, это я его написал.

— Я так понял, ты показал его родителям. Видел у вас экран на стене, твоя мама отслеживала твои перемещения по городу через тапет.

Родрес морщится, но кивает:

— Не только через тапет. Через любую электронику. Будь это часы или эйрлат. Но понимаешь…

Значит, нужна электроника. Отлично.

— Понимаю! — Я хлопаю его по плечу. — Мам надо беречь и не мотать им нервы.

— Ты правда так считаешь?

— У моей мамы недавно был очередной приступ. До сих пор с постели не встает.

Родрес становится еще серьезнее.

— Сочувствую.

— Спасибо. Так что насчет вечера? Вернешь тапет?

— Постараюсь. Но ты мне будешь должен, — напоминает Родди.

— Сочтемся.

Я почти ухожу, но тут слышу свое имя. Оглядываюсь и вижу, как к нам направляется Ромина. Собственной персоной и даже без гадкой ухмылки на лице.

— Привет, Лайтнер. Я слышала, что произошло.

В моей жизни за последние дни случилось столько едховой задницы, что я понятия не имею, о чем конкретно она говорит.

— О чем именно?

— О том, что Мэйс забрала документы из Кэйпдора! Как она могла так поступить? Это же такой шанс! Я знаю, что мы должны быть снисходительны к людям. У них совершенно другая культура и образ жизни…

— Если ты об этом, — перебиваю я, — то ее дела меня больше не касаются. Между нами все кончено.

Д’ерри до этого момента красиво играющая свою роль на несколько мгновений из нее выпадает. От меня не ускользает самодовольная ухмылка Ромины, которую, впрочем, она старается спрятать за участием. Она отодвигает Родди в сторону, подхватывает меня под руку и уводит в коридор со словами: «Это личный разговор».

Родресу вряд ли это нравится, но он не решается ей возразить.

— Вы расстались? — доверительно спрашивает она, когда мы оказывается в небольшой нише. Здесь только узкое окно на внутренний двор академии и дверь, ведущая в какую-то подсобку. — Почему?

— Тебе не кажется, что наедине нам не нужно притворяться?

— Не нужно. — Она складывает руки на груди. — И в этом особая прелесть наших отношений, Лайт. Искренность.

— Хочешь знать правду? Она меня бросила. Теперь можешь начинать злорадствовать.

— Бросила? Она тебя бросила?

— Представь себе.

Изумление на лице Д’ерри сменяется смехом, который она совершенно не сдерживает.

— Я говорила, что она маруна. У нее точно мозги отсутствуют.

Я приподнимаю брови.

— Скажи еще, что ты со мной не согласен, — хмыкает она. — А я с самого начала знала, что она продуманная стерва.

Ромина вкладывает в свои слова такую концентрацию яда, что мне впервые за всю жизнь хочется ударить женщину. Но я мысленно считаю до десяти, и даже сила никак себя не проявляет.

— Можешь злорадствовать, сколько хочешь.

— Знаешь, не хочу злорадствовать, — снова улыбается Д’ерри. Она делает шаг ко мне и проводит пальчиками с длинными ногтями по моей груди. — Мы знаем друг друга с детства. Знаем как никто другой. Мы же изначально из-за нее и поссорились. Из-за этой Мэйс. И теперь, когда ее нет…

Я затыкаю ей рот поцелуем. Глубоким, страстным, таким, что Ромина сначала напрягается, не ожидая такого напора, но почти сразу мигом расслабляется в моих объятиях. Подается вперед, когда я скольжу ладонями по ее спине и кладу их на задницу Д’ерри, с силой сжимая пальцы.