Нью-Йоркские Чайки - Повести
Шрифт:
время в Кентукки, там такой хороший героин, ты себе не представляешь...
чистый, без примесей... – Джеффри вдруг спохватился, словно сам
испугался своих слов.
Помолчали.
– Осип, ты ведь еврей, правда?
– Да.
– А твой сын с крестом. И жена тоже с крестом. Как же так?
– Так. Все это сложно объяснить.
Осип взглянул на Тоню, она уже закрыла книгу, собираясь встать.
Почему-то сейчас жена показалась ему не столь привлекательной, как
обычно. Слишком худой. И подбородок какой-то скошенный.
она поправила на груди серебряный крестик, и этот безобидный жест
отозвался в его душе еще большим раздражением.
Крестик на груди сына вызывал у Осипа смешанные чувства. Он
уступил Тоне, согласившись, чтоб сына окрестили, потому что Арсюшу, по
ее словам, она вымолила у Христа после мучительных долгих лет
бесплодия. Он помнил ее отчаянье, походы к врачам, нужные и ненужные
операции, как быстро таяли собранные деньги, а с ними и ее надежда стать
матерью. И как по мере угасания надежды Тоня все больше уходила в
18
религию, к лампадам у икон, а Осип становился молчаливым свидетелем
этого удаления жены, не будучи в силах совершить чудо. Он почти не
противился, видя, как их квартира постепенно превращается в «келью», где
на стенах остается все меньше репродукций картин и фотографий, зато
появляется все больше икон. Строгость и твердость Тониного характера
вылилась в безукоснительном соблюдении церковных правил. Бог весть, в
каких грехах она признавалась и истово каялась тому толстому священнику,
который подолгу ей что-то шептал на ухо у алтаря, прикрыв ее голову
епитрахилью, и ласково называл ее дочкой. А Тоня плакала. Мог ли Осип
после всех ее постов, обетов и слез запретить крестить Арсения?..
– Хочешь, надену тебе тфилин? – предложил Джеффри. – Знаешь, что
это за обряд?
– Да.
– По-моему, еще не поздно, – Джефф посмотрел на часы, затем достал
из кармана мобильник, набрал номер. – Да, ребе, это я. Хочу надеть тфилин
одному очень хорошему еврею, – он подмигнул Осипу. Закончив разговор,
спрятал телефон обратно в карман. – Тебе повезло, еще есть время. «Не
бойся, ибо Я с тобою. Не отступай, ибо Я – Всесильный Бог твой. Я твоя
опора!» – прочитал он по памяти слова молитвы на английском, и Осипу
показалось, что последнюю фразу Джеффри даже пропел, на манер Боба
Дилана.
Отклонившись в кресле, Осип взглянул на небо, где в прогалине
между кронами деревьев показался прозрачный месяц. Смутные видения
прошлого мелькнули перед глазами, когда он еще в Петербурге пытался
войти в иудаизм, но так и не смог...
– Нет, лучше не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
Глава 4
19
Не все на первый взгляд поддается логическому объяснению.
Впрочем, стоит попытаться понять, зачем Осипу нужна эта неинтересная и,
по сути, бесперспективная работа
в Оперативном центре охраны гостиницы«Мандарин».
Сама работа – низкооплачиваемая, Тоня как менеджер в ателье даже в
такие неблагополучные времена получала раза в три больше мужа. Конечно,
любой доход впрок. Но стоило ли губить время, часами просиживая перед
экранами в зале Оперативного центра охраны? Тупо глядеть, как по
коридорам двигаются безликие постояльцы, как они входят в спа-салоны,
гостиничные бары и рестораны, как по тыльным коридорам горничные
толкают к грузовым лифтам контейнеры с грудами грязного белья, а у входа
швейцары в красных камзолах и фуражках услужливо открывают двери
возбужденным нью-йоркской атмосферой туристам. Скрытые камеры в
здании наведены на все лестничные клетки, пожарные выходы,
разгрузочные площадки, гаражи, отсеки вентиляционного и электрического
снабжения. Нет, тратить свое драгоценное время, чтобы пялиться в экраны,
рассматривая все это, определенно не стоит.
Уход мужа в охрану Тоня приписывала его очередному чудачеству,
выверту, к которым после десяти лет совместной жизни она привыкла.
...Когда-то выходя замуж за студента театрального института, она
втайне надеялась, что Осипа ждет блестящее будущее театрального
режиссера: Питер, потом, может, Москва. Себя же она видела на вторых
ролях, где слава, деньги, интересная жизнь будут обеспечены мужем, а ей
лишь останется подставлять свое хрупкое плечико под это сладкое бремя.
Еще бы! Он ведь (а на этот счет у Тони не было ни грамма сомнения)
чертовски талантлив! Она в его талант верила больше, чем в себя.
Но когда до окончания института оставался лишь год, Осип вдруг
делает, по его словам, прыжок с Аничкова моста – бросает институт и идет
учиться на кинооператора. «Жаль, конечно, что он не закончил институт. Но
20
кому сегодня в России нужны дипломы, кто на них смотрит? Кино? Что ж,
это даже лучше, – решила Тоня. – Более современно, больше перспектив,
быстрее карьера».
О-о, наивные представления жен, связавших свою судьбу с
художниками! Не ждите, девушки, того, что показывают в красивых
фильмах и о чем пишут в глянцевых журналах. Врут они всё! Врут. И если
вам доведется встретить бледного юношу с горящим взором, который вам
покажется гением, – бегите от него! Бегите без оглядки, пока вы не
превратились в еще один столб соляных слез!
Закончив операторские курсы, Осип недолго поработал ассистентом
оператора на студии документальных фильмов, участвовал в съемках ленты
про беспризорных детей.
Фильм еще монтировался, но не за горами был очередной «прыжок с
моста»: однажды мартовским утром Осип появился у американского