О бисере, бусах и прошлом времени. Воспоминания московского коллекционера

Кроме того, в Интернете я обнаружила, к своему удивлению, что наша открытка отнюдь не является общеизвестной. Среди сотен изображений кинодивы не нашлось ни одной идентичной фотографии.

Наши наряды

Впервые годы советской власти народу усиленно внушали, что передовая женщина не должна интересоваться нарядами, а думать лишь о победе коммунизма. Эта мысль поддерживалась не только теоретически, но и подкреплялась практически постоянным дефицитом всех товаров, в том числе относящихся к моде. Несмотря ни на что, стремление женщин быть модными и красивыми не удалось ни подавить, ни даже ослабить. Оно выживало в любых обстоятельствах. Примером тому может послужить маленькая история, рассказанная мне однажды моей двоюродной сестрой Аллочкой.

Еще в эпоху развитого социализма она надумала сшить себе платье и отправилась в ателье. Тогда эти заведения пользовались большим успехом, и, чтобы там сделать заказ, надо было отстоять порядочную очередь. Вот в этой очереди Аллочка и заприметила озабоченную пожилую женщину. Она все время повторяла, что давно хотела заказать себе серую юбку и розовую блузку, но никак не могла собраться, а теперь вот она, наконец, осуществит свою мечту. Чувствовалось, что исполнению этого желания она придает какое-то особенное значение. Аллочка расспросила ее и узнала, что во время войны эта женщина, будучи восьмилетним ребенком, была увезена в Германию. Там она работала вместе еще с несколькими такими же девочками на небольшой фабрике. В их задачу входило до и после работы, а также во время обеденного перерыва убираться в цеху. Особенно их не притесняли, но жилось им, конечно, несладко. И вот на фоне этой скудной жизни, когда они в своих синих халатиках мели цех во время обеденного перерыва, каждый день наверху на галерее появлялось прекрасное существо не из этого мира – молоденькая хорошенькая хозяйская дочка в серой юбке и розовой блузке. Она несла обед хозяину, а несчастные девчонки провожали ее глазами, мечтая когда-нибудь стать такими же красивыми и нарядными. Они дали друг другу обещание, что, если вернутся домой, обязательно сошьют себе такие же юбку и блузку. Прошло почти пятьдесят лет, прежде чем одна из этих девочек смогла его выполнить.

Надо сказать, что наше поколение тоже испытало на себе все «прелести» борьбы за красоту и моду в советских условиях.

Мое нелюбимое пальто, 1953

Во время обучения в школе к нарядам я относилась довольно равнодушно, но идеал элегантности все-таки существовал и в моем воображении. Это было мамино пальто цвета «жандарм», длинное, с подкладными плечиками и с очень узкой талией. К нему надевалась еще маленькая шляпка. Я в это время ходила в тихо ненавидимом мною прямом пальто песочного цвета с поясом и цигейковым воротником. Мои мечты вырасти и наконец надеть замечательное пальто так и не осуществились, потому что, пока я росла, оно вышло из моды.

В сороковые и пятидесятые годы в холодный сезон носили ботики на утепленной подкладке, которые надевали прямо на туфли. С этими ботиками связан забавный эпизод, о котором долго помнили в нашем семействе. Однажды мама очень торопилась на работу. Накинув пальто и сунув ноги в стоявшие наготове ботики с туфлями, она выбежала из дома и вскочила в трамвай. Там она заметила, что на нее все внимательно поглядывают, но приписала это своей красоте. Только придя в институт, она обнаружила, что у нее на ногах ботики разного цвета и фасона: один – короткий коричневый, другой – высокий черный. Сначала она не придала этому особого значения, потому что в институте их все равно надо было снять. Но тут она вспомнила, что в коричневых ботиках у нее были вставлены коричневые туфли, а в черных – черные. Появляться перед студентами в разных туфлях и стать мишенью их остроумия очень не хотелось. Выручила секретарша кафедры: она как раз в этот день принесла на работу новые лакированные туфли, чтобы кто-нибудь их разносил. Тогда еще помнили о том, что женская ножка должна быть маленькой, и сознательно покупали обувь на полразмера или целый размер меньше, а потом разнашивали их сами или поручали пройти через эти муки кому-нибудь другому. Вот таким образом маме и повезло, причем довольны остались обе: мама весь день проходила в новеньких одинаковых туфлях, а секретарша получила обувь, готовую к употреблению.

Первые импортные платья мы увидели весной 1956 года, когда я заканчивала школу. Выстояв немаленькую очередь в магазине на ул. Кирова (ныне Мясницкой), мы с мамой стали счастливыми обладателями шести венгерских платьев (наверное, давали по три платья в одни руки, и мы закупили по максимуму). Платья были летние, поплиновые, с модными тогда рукавами «японка» и широченной юбкой в сборку. Одно из этих платьев было надето на выпускной вечер. Оно было, естественно, белым, потому что тогда существовало множество незыблемых правил, касающихся школьной одежды.

Выпускное платье должно было быть белым, в школу можно было ходить только в форме: коричневое (темно-синее или темно-зеленое) платье с белым воротничком и манжетами, черный фартук по будням, белый – в праздничные дни; на голове должны были быть косички, а на ногах – чулки в резинку. В этих злосчастных чулках приходилось ходить в любую жару. В таком виде мы сдавали и выпускные экзамены. И вот, после последнего экзамена, когда все школьные законы для нас стали уже недействительными, я быстро побежала домой и надела восхитительные эластичные носочки, которые папа только что привез из Франции. В них я, чувствуя себя образцом европейской элегантности, отправилась обратно в школу, чтобы узнать об отметках, которые объявляли только после конца экзамена. Не помню, чтобы какой-либо наряд позднее доставлял мне такое же удовольствие.

В том же 1956 году после окончания школы и поступления в институт мы с папой решили отправиться в Каргополь. Тогда только что начали появляться женские брюки, и я вознамерилась ехать в брюках. Папа безжалостно пресек эту инициативу, сказав, что за мной будут бегать мальчишки и бросать в меня камнями. Таким образом, я отправилась в наше путешествие в скромной юбке и куртке, к которым еще были куплены кирзовые сапоги для удобства и колорита. Мальчишки на меня все-таки пальцами показывали, потому что перед отъездом мне сделали только что вошедшую в моду стрижку «под мальчика».

С брюками боролись еще долго. В 1964 году, когда мы поехали вместе с родителями на Север, в Котласе меня не пустили в брюках в ресторан. К счастью, мы только что перед этим купили хорошенький ситцевый халатик. На мой вопрос, можно ли в ресторан в халате, привратник ответил утвердительно; и, надев под лестницей халат прямо поверх брюк, я гордо прошествовала в это шикарное заведение. С такими же строгостями мы столкнулись в конце 1970-х годов, когда на экскурсии в Печерский монастырь под Псковом нам было объявлено, что женщин в брюках туда не пускают. Запрет был совершенно бессмысленным, потому что стояли трескучие морозы и поверх брюк на всех дамах были надеты шубы и зимние пальто, полностью скрывавшие все соблазны. Тем не менее нам с подругой пришлось брюки подвернуть, а про наших девчонок мы сказали, что это мальчики. Насколько я понимаю, в области религиозной все эти запреты воскресли в наши дни с удвоенной силой. Например, не так давно какие-то раздраженные тетки накинулись на нас с внучкой Кирой за то, что мы зашли в церковь в перчатках.

В середине 1950-х годов в нашем обиходе появились китайские товары, и в частности бамбуковые зонтики, перекочевавшие теперь в антикварные магазины. По-видимому, тогда же магазины наполнились довольно топорными, но исключительно прочными изделиями китайской фирмы «Дружба»: мужскими рубашками, брюками, плащами, женскими вязаными кофточками и т. п. Последние представители этого поколения – брюки моего мужа Володи – закончили свои дни в нашей деревне, прослужив ему верой и правдой не меньше 30 лет.

Зонтик и веер. Китай, 1950-е годы

Яркие воспоминания того времени связаны с «настоящими привозными» вещами. Обычно они приобретались из-под полы в комиссионных магазинах, но иногда кое-что перепадало и другим путем. В 1957 году во Францию поехал муж маминой ближайшей подруги Екатерины Алексеевны Дютель (тети Кати). В тряпках он не соображал ничего, и поэтому ему были даны подробнейшие инструкции, что и какого размера нужно купить. Но, как известно, «красота – это страшная сила», и, прогуливаясь по улицам Парижа, он вдруг увидел в витрине платье, против которого устоять не смог. В результате своей немолодой и довольно корпулентной супруге он купил платье 46-го размера, сделанное из темно-серого материала в дырочку, имитирующего шитье. Сквозь дырочки просвечивал чехол из розового атласа. Фасон был самым модным: вырез – «лодочка», короткие рукава «японка», отрезной, обтягивающий по талии лиф и широкая, заложенная бантовыми складками юбка. Под чехлом была еще крахмальная нижняя юбка. Никакая переделка не смогла бы приспособить этот туалет к тете Кате, и он был отдан мне в своем исходном состоянии. Надела я его, по-моему, всего один раз на институтский весенний бал, но зато от произведенного этим платьем эффекта получила полнейшее удовольствие.

Мама. Архипо-Осиповское, 1954

В привилегированном положении, кроме дипломатов, работников торгпредств, особо надежных ученых, находились и кинозвезды того времени. Однажды известный историк моды Александр Васильев принес мне для фотографирования бижутерию, полученную им от наследников первого диктора советского телевидения Н. В. Кондратовой, известной актрисы Л. И. Касаткиной и кинозвезды 1960-х годов Н. Н. Кустинской. Помню, как эти украшения поразили меня своей убогостью. В то время на Западе работало множество фирм, выпускавших престижную бижутерию, которая маркировалась соответствующими клеймами. По-видимому, для наших «звезд» она была недостижимой роскошью, поскольку ни одного клейма на их украшениях обнаружено не было. Это и неудивительно: ведь государство отбирало у всех советских граждан, работавших за границей, львиную долю заработанных ими денег.