О Дивный Новый Мир

Нюх смерил его взглядом, потом фыркнул и отошёл, хлопнув по ближайшему ящику.

— Ладно. Пусть сам роется в проводах. Мне-то что.

— Спасибо, — тихо сказал я парню со смазкой, когда тот сел обратно.

— Не за что. Я просто устал от его позы. Он всё время играет в «большого начальника», пока не прилетает сверху.

— Ты как? — он посмотрел внимательнее. — Не дрожишь. Это уже плюс.

— Макс, — представился я, опускаясь рядом.

— Гвоздь, — кивнул он. — Не спрашивай почему.

— Окей. А что мы вообще делаем?

— Перебираем. Смотри: эти платы — в одну коробку. Медь — в другую. Всё, что с маркировкой класса А — отложи, это на обмен. И не ври, что не разбираешься. Мы тут все не разбирались, пока не начали.

Я взял первую вещь, что попалась под руку. Что-то вроде старого коммуникатора с трещиной на корпусе и знаком, похожим на логотип банка. Пока перебирал, чувствовал, как взгляд Гвоздя скользит по мне. Не с подозрением — скорее с интересом.

— Ты в правду был на двадцать третьем? Один?

Я кивнул, не отрываясь от корпуса.

— И вышел живым. Без метки. Без оружия. Без клана.

— Не спрашивай как, — добавил я, опережая вопрос.

Он усмехнулся.

— Да мне всё равно. Главное, что ты не ноешь. Тут таких ценят.

Я понял: это не просто разбор мусора. Это тест. Гвоздь — не командует, но его мнение важно. И я уже заработал его внимание.

Первый шаг есть. Осталось остаться на ногах.

Когда свет на платформе начал тускнеть, а прожекторы по периметру зажглись жёлтыми кольцами, напоминающими старые лампы накаливания, Гвоздь встал, вытер руки о тряпку и махнул мне:

— Всё, хватит. Ужин. Если повезёт — будет тёплым.

Я шел следом, ощущая усталость даже в тех мышцах, о которых не знал. Тело подростка не было слабым — оно было… недоразогнанным. Таким, что может, но не хочет. В нём жила нерешительность. Мне приходилось бороться с ней каждый раз, когда хотелось отложить что-то «на потом». Но я знал — «потом» в этом мире часто не наступает.

Мы пробирались мимо дежурных, пары девчонок, смеющихся над чем-то в терминале, мимо стены, на которой мелом кто-то вывел расписание смен, прикрепил карту сектора, рядом висела табличка:

НЕ СМОТРИ НА НЕБО.

НЕ СПУСКАЙСЯ ОДИН.

ЕСЛИ НАЧАЛ ПЛАКАТЬ — БЕГИ.

Я остановился.

— Это что, шутка? — спросил я, указывая на последнее.

Гвоздь даже не обернулся.

— Нет.

Кухня оказалась смесью склада, вентиляционного узла и гальюна. Тут стояли кастрюли, ковырялись в автомате два парня — один лысый, другой с белыми линзами в глазах. В углу — что-то вроде подогревающего чана, пахло специями и горелым пластиком.

— У нас сегодня «жёлтый ужин», — сказал Гвоздь.

— Это диагноз?

— Это соевый концентрат, жёлтый. Иногда с ароматизатором «птица». Иногда — без.

Очередь двигалась быстро. Никто не болтал. Брали миску, наливали, шли к настилам или ящикам — ели, как на ходу. Не потому, что торопились. Просто в этом мире не приучены задерживаться на чём-то, что может исчезнуть.

Я устроился рядом с Гвоздём и двумя незнакомыми парнями. Один был широкоплечий, с щетиной (странно видеть щетину у подростка), второй — худой, с кибер-заменой уха и двумя разными перчатками.

— Это Макс, — сказал Гвоздь. — Завтра идёт с вами.

— С нами? — озадаченно переспросил худой.

— Ты же сам просил кого-нибудь, кто умеет не болтать, — ответил он, не отрываясь от жевания.

Широкоплечий кивнул мне.

— Рысь, — сказал он. — А это Тон. Мы завтра патрулим от нулевой шахты до вентиляционного пояса. Грязно, но нормально.

— Что смотреть?

— Что бы не вылезло, — пожал плечами Тон. — Вентиляционные твари, сбившиеся дроны, возможно — сталкеры с других секторов. Если совсем повезёт — турист.

Я жевал медленно. Концентрат был безвкусным. Даже не отвратительным — просто ничто.

— А зачем патруль вообще? У вас же камеры, датчики, всё это?

— Всё это — старьё, — ответил Рысь. — Камеры часто врут. Некоторые вообще рисуют «спокойную картинку» даже когда идёт бой. А если в систему попал взрослый, то её часто просто… отключает. Писк мешает. Иммунитет у электроники хуже, чем у нас.

Тишина.

— Писк? — решил я уточнить вслух.

Гвоздь посмотрел на меня.

— Слышал же. Характерный, как будто у тебя в голове микрофон фонит. Если сильный — взрослый рядом. Если еле слышный — ты просто под ним этажом. Или над. Он может не видеть тебя, но ты всегда слышишь его.

— И что… он делает?

— Ничего. Просто идёт. Говорит сам с собой. Или стоит. Или плачет. Или смеётся. Иногда — просто смотрит в стену.

— Звучит безобидно.

— Пока тебя не заметит.

Я почувствовал, как кожа на затылке стягивается. Слова были сухими, как пыль в вентиляции, но в них было что-то застывшее, непроговорённое.

— А что значит «если начал плакать — беги»?

Тон сжал губы, Рысь отвёл глаза. Ответил Гвоздь, глядя прямо в меня.

— Иногда взрослые не просто рядом. Иногда они в тебе. Как будто… заражают. Ты не слышишь писка. А потом — хоп, и ты уже не ты. Сначала просто хочется лечь. Потом — хочется плакать. И если ты начал — назад дороги нет.

Мы молчали. Даже концентрат в миске остыл.

Потом Рысь хмыкнул и резко сменил тему:

— Завтра бери что-нибудь тяжёлое. Лучше трубу или лом. Огнестрел тебе не дадут. На первое — только ближка. Если будет по тебе — бей по ногам. Никто не ждёт, что ты победишь. Просто не мешай другим выжить.

— Как воодушевляюще, — сказал я, отодвигая миску.

Гвоздь кивнул, будто это был единственно возможный ответ.

Я поднял взгляд на мигающую лампу под потолком, где от перегрузки сыпались искры, и впервые почувствовал, как всё это становится… реальным. Грязь под ногтями. Гул периметра. Писк, которого ещё нет, но который ты ждёшь. Люди, которые вроде бы дети — но выживают лучше взрослых.

Добро пожаловать в сорок первый, — пронеслось в голове.

И постарайся из него не выпасть.

Глава 03. Порог между нами и безумием

Проснулся я от лёгкого, но настойчивого тычка в бок.

— Вставай, живой, — буркнул Гвоздь. — Рысь уже сверлит взглядом стены.

Комната — если её так можно назвать — была маленькой, холодной и почти лишённой освещения. Лишь тусклый свет от генератора пробивался сквозь решётку в потолке, отбрасывая дрожащие тени. Я сел, чувствуя, как ломит спину и плечи. Слишком много новой жизни за один день.