О, этот вьюноша летучий!
Шрифт:
– Мы сегодня вдвое загружаемся, Арон, – хвастливо говорит Зуппе багермейстеру. – Помнишь былые времена?
– Ой ли, Бронислав? Трудно поверить…
– Приказ Портофлота. Помнишь горячие денечки?
– Еще бы не помнить! Какие были планы!
– А какие прогрессивки!
– Да, было времечко, – вздыхает багермейстер. – Чихали мы тогда на все золото мира.
– Мы и сейчас чихаем, Арон.
– Твоя правда, Бронислав.
Трое ныряльщиков поднимают на поверхность новый мешок с золотом.
– Ура! Еще мешочек! – кричит детина.
Корреспондент «РТ» производит
В шлюпках и яликах ликуют жены и дети ныряльщиков. Звенят гитары и бубны.
Эдик Евсеев и Толя Маков все еще обалдело смотрят на происходящее.
– Железно, – шепчет Толик. – Законно. Ценно. Потрясно. Мелкий потряс, Эдик, а? Железный шухер, законно?
– Спокойно, Толяй, спокойно, – бормочет Эдик. – Наше дело молодое, понял? Мы еще снимем стружку… Йе, йе, йе, хали-гали…
«Лада» все глубже садится в воду под тяжестью пульпы.
Тяжело груженная «Лада» медленно, очень медленно, идет своим курсом в виду городского пляжа. Эдик Евсеев и Толя Маков сидят на борту, свесив ноги. Ноги их почти по колена в воде. Эдик читает Толе книжку.
«Глухой сентябрьской ночью из подземного гаража ЦРУ выехал черный «кадиллак» с пуленепробиваемыми стеклами. Рядом с водителем сидел неизвестный молодой человек с безобразным утиным носом. Пластическая операция до неузнаваемости изменила внешность лейтенанта Паркера…»
Бесо и Шота на баке продолжают свой непримиримый хирургический спор.
Капитан и боцман в рубке ведут душеспасительную беседу.
– Я вот хотел выяснить у вас, Бронислав Иванович, один вопрос, – интимно говорит Витя Сорокин. – Есть на свете любовь или это обман?
– Видите ли, Витя… – раздумчиво, глаза к небу, начинает капитан, но в это время из люка высовывается Сидор.
– Бронислав Иванович, в машинном отделении воды уже по брюхо. Ванька с Петькой в кубрике кемарят, как бы не утопли.
– А вы их разбудите, дружок, – советует капитан и продолжает: – Видите ли, Витя, любовь, как сказал один французский писатель…
Из другого люка высовывается Иван.
– Боцман, Витек, мы с Петькой чуть не утопли. В кубрике воды по грудки.
– А вы давайте к помпе, ребятишки, – советует боцман, – покачайте немного. И генацвале позовите. Физический труд облагораживает. Эдька с Толей литературу читают, их лучше не трогать. Так что же, Бронислав Иванович?
– «Пустыню Кара-кум пересекал караван верблюдов, – читает Эдик. – Никто из погонщиков не замечал ничего подозрительного в поведении Мухаммеда Али и верблюда Миши…»
Бесо и Шота по грудь в воде качают помпу. Рядом стоят, покуривая, «трюмные черти».
– Ты пойми, дурак ненормальный, что прежде всего надо выделить почку, – кричит Шота.
– А ты физиологии не понимаешь, глупый Шота! – орет Бесо.
– Чего ругаетесь, ребята? Может, есть хотите? – интересуются «трюмные черти».
– Кажется, тонем, Бесо, – говорит Шота.
– Как будто тонем, – подтверждает Сидор.
Все лезут по трапу наверх.
– Поймите, Витя, – поучает капитан боцмана, – любовь спокойно мир чарует, законов всех она сильней. И сокращаются большие расстояния,
Витя.– Вот и я тоже так думаю, – задумчиво говорит боцман. – Спасибо, Бронислав Иванович.
– Бронислав Иванович, кажись, тонем, – сообщает Сидор.
«Лада» уже еле-еле виднеется над водой. Эдик и Толя с книжкой сидят уже по пояс в воде.
– Действительно тонем, – говорит капитан и выходит из рубки с судовым журналом под мышкой. – Спускайте шлюпку, друзья мои.
Эдик Евсеев и Толя Маков по грудь в воде.
– «Майор Почкин любил шпионов, любил их ловить, любил допрашивать…»
«Лада» полностью скрывается под водой. Эдик и Толя плывут. Эдик держит перед глазами книжку.
– «Он сразу понял, чем пахнет табачок Мухаммеда Али…»
– Разгадал! – орет Толя Маков.
– А ты думал, – со сдержанной гордостью говорит Эдик.
– Ох, Эдичка-Эдюля, кто ж тебя выдумал? – вздыхает мама.
– Ох, мамочка-мама, – в тон ей с набитым ртом бубнит Эдик, – не понимаете вы морского характера. Вот папа вернется, он меня поймет.
…вакхический хоровод гречанок… бегущая отара овец… из-под брюха овцы высовывается всклокоченная голова Одиссея… Эдик в треуголке и камзоле из-за пояса рвет пистолет… буфетчица Роза в бикини словно амазонка верхом на жирафе… Йе-йе-йе, хали-гали…
Покачивается на воде шлюпка, в ней экипаж «Лады». «Трюмные черти» домовито устроились на корме, закусывают, капитан и боцман на веслах рассуждают о любви, вторая пара гребцов Бесо и Шота в огне полемики. Эдик и Толя плывут к шлюпке.
– «Выстрел грянул. Раненый тигр устремился в плавни. Почкин понял, что это связной…» – читает Эдик.
– Эдик, Толя, пожалуйста, в шлюпку, – зовет капитан.
– А что случилось, Бронислав Иванович? – спрашивает Эдик, влезая в шлюпку.
– Мы потерпели бедствие. «Лада» идет на дно, – драматически сообщает капитан. – Друзья, не теряйте присутствия духа.
Шлюпка направляется к пляжу.
На пляже тем временем шла обычная культурная жизнь.
Преферансисты продолжали свою игру. Один из них вдруг оторвался от карт и взглянул на спокойное сияющее море.
Там погибала «Лада».
– Кажется, корабль какой-то тонет, – сказал преферансист.
– Киносъемка, – авторитетно пояснил другой.
Игра продолжалась.
К пляжу подходит шлюпка с экипажем «Лады».
– Вижу землю, капитан! – кричит Эдик Евсеев. – Много туземцев, настроены мирно, не вооружены.
На пляже никто не обратил особого внимания на шлюпку.
Потерпевшие кораблекрушение высаживаются.
– День хороший, – говорит Сидор, потягиваясь. – Сейчас бы позагорать…
– А вы располагайтесь, друзья, загорайте, отдыхайте, – суетится Бронислав Иванович, потом вдруг торжественно: – Вы заслужили это… – Без слов поворот к морю, фуражку – долой, минута молчания, потом опять суетливо: – Так что загорайте, купайтесь, ухаживайте, ха-ха-ха, за девушками: Витя, любовь есть на свете, есть, есть; а я поеду в Портофлот, в профсоюз, сообщу о катастрофе, к вечеру вернусь.