О, этот вьюноша летучий!

– Катя, помнишь, как мы с тобой познакомились? – спрашивает капитан.

– Ничего не помню, все забыла. Ты у меня третья большая любовь, Бронислав.

– Ай да мать, капитанша! – кричит Эдик и целует на лету Катеринину руку. Толя Маков, разумеется, повторяет его движение.

– Бесо, Шота, дети мои! – кричит капитан.

– Капитан, дорогой, а мы вас ищем. Мы вам подарок несем. Вот – немного вина. Кахетинское вино.

– Катите ее в «Ракету»! – командует Екатерина, царственным жестом показывая на бочку.

В «Ракете» компания Мелантия Полибеева осаждает Ниночку.

– Ниночка, выходи за меня замуж, – говорит Полибеев. – Тридцать пять корней, работящая мамаша. Начнем новую жизнь.

– Подумаю, товарищ Полибеев, – деликатно отвечает Нина.

– Нинка, мужик тебе нужен. Ой, нужен! К новой жизни тебя зову, – нашептывает Сильвестр Полигамов.

– Я подумаю, товарищ Полигамов.

– Ниночка, бутон, майский день, вишня моя родная, рука об руку в новую жизнь, – распустил слюни Платон Полинфердов.

– Ну, сколько можно, товарищ Полинфердов? – наконец возмущается Нина. – Сколько можно, товарищи? Быть может, у меня уже есть жених. Вы не интересовались?

– Эдька Евсеев идет с компанией, – говорит кто-то.

– Ой! – восклицает Нина и закрывает лицо руками.

– Вы слышали, Ниночка? Он красавицу от крокодила спас. Женился на ней. Начал новую жизнь.

– Уж я ему сейчас покажу за эту красавицу и за духи французские, – шепчет Нина. – Ой, батюшки, а это еще что такое?

В кафе вкатывается огромная бочка, а за ней вваливается вся компания.

Эдик Евсеев входит в кафе на костылях, притворяется одноногим, несчастным. Толя Маков следует за ним тоже на костылях.

– Эдик! – вскрикивает в ужасе Нина, выбегает из-за стойки и бросается к Евсееву. Видно сразу, как она его любит.

– Потеряли мы с Толей ноги, – хнычет Эдик. – Сегодня на работе потеряли по ноге. Механическая лебедка забрала себе наши дорогие ноги.

Толя Маков громко рыдает.

– Эдик, любимый, милый, родной, – шепчет Нина.

– Асса! – кричат Бесо и Шота и пускаются в пляс вокруг бочки.

– Асса! – кричат Эдик и Толя и отбрасывают костыли.

– Безобразники! – зарыдала Нина от счастья: нога у Эдика цела.

– Сейчас попробуем кахетинского винца! – говорит капитан, вышибая дно у бочки. – Пусть все пьют на моем славном юбилее!

– Нам каждый гость дарован богом, – запевает разгулявшаяся Екатерина. Все подхватывают:

Какой бы ни был он среды,И даже в рубище убогом,Алаверды, алаверды!

– Товарищи, вы же мне весь товарооборот сорвете! – ужасается Нина. – Катите отсюда вашу бочку на расстояние пушечного выстрела!

– Беру ее на себя, – подмигивает Эдик, обнимает Ниночку за плечи и отводит в сторону.

Нина дрожит от счастья и заглядывает ему в глаза. За ними следует Толя Маков, обнимая воображаемую девушку.

Все посетители кафе сгрудились вокруг бочки, пробуют.

– Что касается меня, – говорит Витя Сорокин, – то я хотел бы жить в этой бочке, как Аристотель и Демосфен.

– А я бы к тебе в гости ходила, – говорит Екатерина.

– Оно, конечно… винцо доброе, витамин, – философствуют «трюмные черти», – а только ежели вермут розовый… да с пивом… так крепче вдарит… оно, конечно… шашнадцать градусов…

– Эдик, ты меня любишь? – волнуясь, спрашивает Нина.

– Близок к этому, – отвечает Эдик.

– Эдик, меня женихи замучили, – жалуется Нина.

– Какие еще такие женихи? – гневно вскричал Эдик.

– Полибеев, Полигамов и Полинфердов. Ой, ты представить себе не можешь – каждый день предлагают сердца и руки.

Эдик подошел к компании Полибеева.

– Почтенные и благородные сограждане! Если вы не прекратите досаждать этой гражданке своими эротическими просьбами, руки мои вас губить не уймутся до тех пор, покуда кровию вашей обиды моей дочиста не отмою. Понятно?

– Понятно, ребята? – спрашивает товарищей Мелантий.

– Понятно, понятно, – кивают те.

– Все, Эдик. Закон. Как ты сказал, так и будет.

Эдик и Нина вальсируют. Рядом вальсирует Толя Маков.

– Катя, помнишь, как мы с тобой познакомились? – спрашивает жену капитан Зуппе.

– Ай, вспомнила! – грохочет Екатерина. – Я тогда работала в культмассовом секторе в санатории «Чугунец». Я показывала отдыхающим бег в мешках. Смеху было! Все лежали.

– Вспомнила! – ликует Зуппе. – Вот было время, не то что нынешнее племя! Мы тогда нашу «Ладу» вдвое загружали, не то что сейчас. План гигантский! Прогрессивки огромные! Богатыри – не вы! До самых мачт накачивали донного илу!

– Ловлю на слове, Бронислав Иванович! – кричит, вальсируя с Ниной, Эдик Евсеев.

– …ислав …анович! – как эхо повторяет Толя Маков.

Все вальсируют. Веселье в разгаре. Поднимаются тосты, сдвигаются над бочкой стаканы.

Мимо «Ракеты» проходят два моряка, останавливаются, смотрят на мелькающих за сплошным стеклом людей.

– Паровая шаланда «Лада» гуляет, – говорит один из моряков уважительно.

Постепенно меркнет свет внутри «Ракеты», расходятся гуляки. Последними выходят Ниночка и Эдик. Свет гаснет.

Ниночка и Эдик идут по слабо освещенной аллее. Она положила ему голову на плечо. Эдик одной рукой обнимает ее, другой делает знаки Толе Макову, который идет сзади с воображаемой девушкой.

Впереди под фонарем томятся люди Полибеева.

– Когда я умру, схоронишь меня, Сильвестр? – спрашивает Полибеев. – Цветочки посадишь?

– Честно, Мелантий, схороню. Хризантему посажу, гладиолус, – плачет Полигамов.

– А я потом на твоей могилке поплачу, – говорит Полинфердов.

– А мы, Платон, на твоей.

– Завтра начинаем новую жизнь, – говорит Полибеев.

По клумбам и по кустарникам крадется вслед за влюбленными роковая красавица Роза. Глаза у нее мерцают, как у пантеры. В руке бутылка с серной кислотой.

Влюбленные останавливаются.

– Ты меня не любишь, Эдик, – говорит Нина.

– Холодно, холодно, – говорит Эдик.

– Ну, хоть немножечко любишь?

– Тепло, тепло…

– Любишь меня?

– Горячо! Горячо!

Совсем рядом в кустах горят глаза Розы.