o f2ea2a4db566d77d
Шрифт:
– Нет, конечно. Это же только моё ощущение, никакой конкретности. Но мне не по себе.
К тому же вчера я заметила… - девушка вдруг запнулась и не договорила.
–
Что заметили?
–
Нет-нет, ничего.
–
По-моему, вы хотели что-то сказать, но почему-то передумали.
–
Это неважно. Ничего особенного, поверьте…
Молодые люди сидели в полупустой комнате серебряковской избы – юноша спиной к окну
и утреннему свету, как будто на профессиональный манер, а утренняя гостья – напротив
него,
кокетничала и никаких особых видов, похоже, на Яшу не имела, хотя это делало её только
желанней. Орвокки была из тех редких девушек, в которых чувственность спокойно
уживается с детскостью, всё мужское население Вяртсиля наверняка уже о ней прознало, и
неудивительно, что кто-то теперь за ней следил. Даже этим утром она ничуть не утеряла
своей привлекательности, хотя явно не выспалась и не успела вымыть голову, а её пухлые
90
руки и частично лицо усыпали красные пупырышки разной величины – то ли кожная
аллергия, то ли комариные укусы. Яша, конечно, с сочувствием уточнил, что такое с ней
стряслось, но Орвокки лишь безразлично махнула поражённой рукой и ещё во время их
разговора иногда равнодушно почёсывалась.
Она знала о Якове гораздо больше, чем он предполагал. Сейчас исподтишка наблюдала за
ним и по старой привычке мысленно перебирала вопросы, ответить на которые вряд ли бы
кто-то сумел. Почему некоторые люди хранят верность прошлому, а другие склонны
прошлое переосмыслять и охотно с ним расстаются? Как так получается, что одни обладают
талантом видоизменять прошлое по собственному желанию, а другие считают подобный дар
хвастовством или даже магией, привычные к тому, что прошлое формирует настоящее, но не
наоборот? Что за сила понуждает людей решать однажды, что их ценности наконец
окончательно сформировались и учиться больше нечему, и отчего иные, наоборот, никак не
угомоняться? Как, в какой момент жизни, по каким причинам один вдруг начинает с
постоянством искать вину в себе, а другой – винить окружающих?
– А что это за тетради? – только лишь и спросила девушка вслух, кивнув на сваленные в
углу многочисленные блокноты.
– Здесь раньше жил ветеран. Собственно, этот дом ему и принадлежал. Он погиб при
трагических обстоятельствах и вот оставил после себя записи, - объяснил Яша.
–
О чём?
– Там много буковок. Вроде о советско-финской войне. Сейчас как раз должны зайти
мои знакомые, я хочу попросить их покопаться в этих материалах, вдруг они представляют
какую-то ценность.
– А что случилось с ветераном? Что такое трагическое?
–
Он покончил жизнь самоубийством. Это непонятная история…
–
Почему непонятная?
– Старик вскрыл себе вены прямо на улице. Перед всеми. Записки с объяснением не
оставил…
–
Может, он был слишком стар и уже не отвечал за свои действия?Яша пожал плечами и промолчал. «Он спрашивает себя, что должно произойти с
человеком, чтобы тот перестал отвечать за свои действия? И если человек не отвечает за
свои действия, является ли он в этот момент человеком? Как будто мысленная привычка
Орвокки оказалась заразной».
– Иногда причина событий на поверхности, и копать глубоко не надо, - продолжила тем
временем девушка. – Иногда так бывает.
Тут вдруг затрещало ветхое крыльцо серебряковского дома, и кто-то громко постучал в
дверь, отчего молодые люди одновременно вздрогнули. Яша отправился встречать новых
гостей, а Орвокки зачесалась сильнее.
Шишка смирно лежала на столе и немного подтекала тенью с бочка.
Илья и Вика склонились над ней в раздумьях. Записки с разъясняющим текстом в коробке
и на крыльце не оказалось, а пожилая супружеская пара из Финляндии, снимавшая в доме
одну из комнат, твёрдо заверила, что к посылке отношения не имеет. Похоже, шишка
предназначалась друзьям. Возможно, её подбросили местные дети – Вика настаивала именно
на этой версии. Могла произойти ошибка. Странным было то, как шишка появилась у Вики и
Ильи, и даже сам её цвет. Она успела открыться наполовину, и со всех сторон загнутые
чешуйки будто бы пропитало чем-то буро-красным. До сих пор молодым людям
приходилось видеть зрелые шишки только коричневого цвета.
– Интересно, что они подбросят нам в следующий раз? – поинтересовалась Вика. – Чьё-
нибудь ушко в коробочке? Или отрубленный пальчик маленькой девочки?
– Что за ужасы? – вздрогнул Илья.
–
Так бывает в фильмах.
91
–
Но мы же не в фильме. И потом, кто это «они»?
– Понятия не имею. Если не дети шалят, возможно, маньяк на нас зуб точит.
–
О господи.
–
Или это заговор.
–
Мы тут и не знаем никого толком, зачем кому-то плести против нас заговор?
–
Я знаю не больше тебя.
– У меня такое странное чувство, - признался юноша, - что я уже видел эту шишку…
Или мне рассказывали о ней. Но никак вспомнить не могу.
–
Ну вспомнишь – скажи.
– А как же.
– Слушай, хотела тебя спросить. Я сейчас читаю русские народные сказки – не знаешь,
там где-нибудь зомби упоминаются?
– Это вообще не русское слово, - напомнил Илья. – Зомби образовано от созвучного
африканского слова, оно значило то же – живой мертвец. А вообще современные зомби
прославились благодаря культу вуду – это уже Гаити.
–
А в славянских мифах они есть? В тех же сказках?
–
Под другим названием, возможно. В русских народных поверьях всегда находилось