o f2ea2a4db566d77d

необычные ощущения, которые нахлынули на них следом – на самом деле на доли секунд –

выяснилось бы, что все они одновременно испытали одно и то же. У них заложило уши,

картинка перед глазами стала расплываться. Глухой звук учащённого сердцебиения

пульсировал в их головах, постепенно проясняясь, пока не обрёл чёткую звуковую форму.

Это топот лошадиных копыт. Это лошадиное ржание, перестук каретных колёс. Это крик –

предостерегающий. А это – крик ужаса. Это – крик боли, непереносимой боли. Лошадиные

топот и ржание, скрипы кареты, хруст костей и слякоть давимой плоти – звуки смешивались

в единый хор, переплетались, теряли смысл, глохли, уходили вдаль.

Теперь они снова слышали только собственное сердцебиение. И неясные шорохи. Слух и

зрение прояснилось. Странный звуковой пейзаж полностью испарился. Никто из них не смог

бы сказать точно, было это в самом деле или нет. Сейчас Яша, Борис, Илья и Вика слышали

вдали только шорохи озера.

«Думаю, мысли Ильи во время сцены самоубийства лучше всего объясняют странное

поведение этих людей, их бездействие. Тут, понимаете, мешанина из того мгновенного, что

он подумал на краю обрыва и того, что пришло уже позже, когда Илья размышлял над

ситуацией. Расчленить это невозможно. Но очень показательно. Илья думает, что это некая

критическая проверка – можно всю жизнь пытаться избежать чего-то подобного, но оно всё

равно тебя настигнет. Вот мальчик, который собирается себя убить. В присутствии четырёх

разумных взрослых людей. Как его переубедить? Эти важные слова должны быть в человеке

изначально – в сущности, проверка на человекопригодность. Но что сказать? Глупое «Не

делай этого»? Недостаточно. «Подумай о родителях»? Сомнительно. К тому же в случае

Серёжи – ему и думать не о ком, их с Анной Васильевной отношения не назовёшь

сердечными. «Ты ещё такой молодой»? «Всё впереди»? Ну вы понимаете. Всё это не то. И

как часто происходит с нашей четверкой, когда они вместе, мысли их синхронизируются. В

тот момент никто из них не знал, что сказать…»

«И трещины на изображении»

«Да уж. Когда эти четверо оказываются в одном месте, реальность коротит не на шутку.

Похоже на слоёный торт, который вдруг аккуратно расслаивается прямо у вас на глазах.

Поэтому я и советую, пока не будет обнаружено точное место для расщепления, не

рисковать и не сводить их вместе».

Борис сидел за столиком бара в доме отдыха. Вокруг шумели люди, недавно в

«Янисъярви» заехала большая группа финских туристов. Он пил виски и с мрачным видом

рассматривал мокрый след от бокала на мраморной столешнице. В одиночестве, вечером

того же дня, когда стал свидетелем неудавшегося самоубийства мальчика.

151

Краем глаза Борис заметил, что кто-то остановился возле его стула. Повернул голову и

увидел Габи, нерешительно мявшуюся на месте.

–

Только не кричите на меня опять, - попросила она тихо. – Если хотите, чтобы я ушла,

просто так и скажите.

– Да нет, - ответил мужчина. – Вообще-то я должен извиниться. Тогда у меня срыв,

наверное, был. В общем глупо вышло. Извините… Буду рад, если вы со мной выпьете.

Габи охотно согласилась. Заказала в баре напиток и села напротив Бориса. Спросила:

–

Чего-то вы ужасно печальный. Опять что-то случилось?..

–

Ничего хорошего.

– Господи, неужели новое покушение?
– прошептала она напугано.

– Нет. Я уж и забыл. Сегодня идиотская история случилась…

И Борис в подробностях пересказал девушке события прошедшего утра. Слушая его, Габи

то и дело морщила лоб, как будто испытывала приступы боли.

– Не знаю, что меня тут удерживает. Что я здесь до сих пор делаю?
– заключил Борис,

оглядываясь.

– В смысле – здесь? В Карелии или вообще в России? – переспросила девушка.

– Да здесь. Сначала ловушки, теперь эта драма. Надо было сматываться отсюда ещё в

тот раз после озера. А из России уже стар я, наверное. Была в своё время возможность

эмигрировать в Канаду, но я не стал. Может, сыновья уедут. Во всяком случае, учиться

точно будут за границей, об этом я позабочусь.

– Они у вас ведь ещё совсем маленькие. К тому моменту, как вырастут, здесь, возможно,

всё нормализуется.

– Да ничего тут не нормализуется, - брезгливо отмахнулся Борис. - Это как тот

воображаемый край, где я бродил, помните? Здесь нет чего-то главного для прогресса,

изменений. Логики здесь нет, вот чего.

–

Да, но здесь есть дети, которым родители не могут обеспечить заграничных школ и

тому подобного. И их большинство, согласитесь. Им здесь жить.

–

И что? Я же их не заставляю, как и не обязан нести ответственность абсолютно за всё,

что здесь происходит. Моя задача – заботиться о том, что мне доверено. А это жизни и

будущее моих детей. И не надо рассказывать мне, что я должен унести на своих плечах,

кроме своих, ещё пару десятков чужих детей. Есть красивые мечтания, и есть реальность.

–

Я понимаю. Но ведь у человека есть возможность не только избегать будущего, но и

строить его.

– Я не знаю, как строить будущее в этой стране, честное слово. И крупно сомневаюсь,

что вообще есть кто-то, владеющий ответом на этот вопрос. Те, кто якобы знает, просто

делают вид, пользуясь наивностью прочих, ну либо они фанатики своих идей. Я могу

говорить только за себя – попробуйте открыть и развивать здесь собственное дело, всё

поймёте. Почувствуете себя миссионером, попавшим в племя каннибалов. Мой знакомый из

пожарной инспекции блестяще ответил на вопрос, берёт ли он взятки. Берёт, но не потому,

что ему не на что жить, а потому, что он не хочет умирать. Если вы в этой системе и на этом