О кораблях и людях, о далеких странах
Шрифт:
Фите толкает Иогансена в бок и головой указывает на гальюн. Оттуда доносится только шарканье ног. Потом ктото насвистывает.
– А ну их!
– отмахивается Иогансен и снова обращается к Иохену: - Небось дома-то флаг нацистский у тебя хранится? И ты его вывешиваешь, как и все соседи...
– Да я дома-то почти не бываю! Подумаешь, флаг!
– А говорил, что подальше от политики держишься?
– Да чего ты привязался? Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Покажи-ка мне твою книжечку!
– Боцман быстро пробегает взглядом оглавление и раскрывает книгу в самом конце.
–
– Лицо боцмана резко бледнеет.
– Написано, что, мол, нужно обеспечить Германию жизненным пространством...
– Дальше, дальше, - командует Гейн Иогансен, показывая, где нужно читать...
– Это оправдает, дескать, перед богом и будущими поколениями...
– Что оправдает?
– Кровь, посеянную в землю, - нехотя отвечает толстяк.
– Быстро договорился!
– вмешивается Фите.
– Кровь, посеянная в землю! Ты понимаешь, что это значит, Иохен?
Толстяк огрызается:
– Что это сегодня все ко мне привязались?
– А еще дальше говорится о том, - продолжает боцман, глядите сами!.. О том, что-де не следует жалеть о жертвах, которые понесут сыновья немецкой нации, те, что отправятся сегодня в поход...
– "Сегодня отправятся в поход"...
– повторяет Иогансен и, глядя на плотника Тетье, спрашивает: - А сколько твоим ребятам лет?
– Г-г-гейн!.. Т-ты к чему это?
Резко открывается дверь. В кубрик заглядывает Нейгауз. С палубы доносится нестройный пьяный хор: Ах, в Сахаре, ах, в Сахаре, Вот в Сахаре - хорошо!
Нейгауз снова захлопывает дверь.
– Да это все старо, что тут написано!
– говорит Клаус.
– Разве сейчас кто-нибудь говорит о войне? До войны сейчас, как никогда, далеко!
– То, что здесь написано, не устарело!
– Руди видит, как дрожат у боцмана руки.
– Это целая программа; здесь обо всем сказано. И о том, что границы государств создаются людьми, и, значит, обязанность людей изменять их силой... И о том, что земля для немецкого народа не упадет, как манна с неба. Она будет... читайте: "Силой завоевана германским мечом"!
"Неужели это написано в "Моей борьбе"?" - изумленно думает Руди.
По правде сказать, он никогда не читал книги Гитлера "Моя борьба", хотя и не раз делал вид, что отлично ее знает.
Руди поворачивается к боцману:
– Но...
– Что "но"?
– Глаза Георга нервно блестят.
– "Но, но"! До тебя никогда ничего не доходит!
Фите просовывает свою огромную лапищу между двумя разгоряченными головами:
– Полегче, полегче, ребята!
Руди грызет ногти, вероятно, впервые в жизни. Он уже не знает, о чем хотел спросить. Он даже не поймет, что заставляет его противоречить. Они с Георгом так часто спорят.
Руди зол на себя: почему он так мало знает?! Ведь он никогда не ленился в школе, и в последнем учебном году получил даже пятерку по истории.
В кубрике стало тихо. На палубе горланят:
...И в лучших семьях бывают скандалы.
Скандалы... Ска-а-а-анда-а-алы...
– Ну и перепились же они!
– говорит толстяк Иохен, которому не по себе от
Иогансен все листает книгу. Под лампочкой жужжат москиты.
– Ч-ч-ч-читай уж до конца!
– произносит плотник дрожащими губами. Все удивленно смотрят на него. А он, как бы извиняясь, говорит: - Н-н-надо же н-нам к-кончить с этим когда-нибудь!
Гейн читает о том, что самая первая территория, о которой можно говорить, как о новой земле для Германии, - это Россия.
– Ч-ч-читай дальше!
– просит Тетье.
– Теперь я хочу все знать.
– Нет, вы только поймите, что это значит! Думаете, русские вам скажут: пожалуйста, приходите и забирайте столько земли, сколько вам хочется?
– В России ведь большевики!
– говорит Ян Рикыерс.
– Там все скоро само рухнет.
– И-порядки, должно быть, там, - добавляет толстяк Иохен.
– Иной раз такое прочтешь!
– Да что ты знаешь о России? Ты ведь не знаешь даже, какие порядки в Германии!
– Не кричи так громко!
– успокаивает боцмана Фите.
– А почему об этом не говорить громко? Об этом надо кричать! Нет, вы подумайте, ребята, неужели вам безразлично, что дома у вас творится? Что они с нами делают! На что пойдут эти три тысячи тонн железной руды и медь, которые мы везем? Думали вы об этом? Почему они нам такое жалованье платят? Думали? Неужели вы не понимаете, к чему дело идет? Солдаты им нужны, поняли? Солдаты!
Боцман снова раскрывает книгу.
– "Германскому народу землю может... обеспечить только меч!" Слышали? А за какой землей ходят с мечом? За чужой землей! А кого заставят взять в руки винтовку?
– Мне в будущем году сорок семь стукнет, - тихо говорит толстяк Иохен.
– П-пр-проклятье! Н-н-надо же сделать что-нибудь! Н-надо же что-нибудь п-п-против этого сделать!
– Неужели будет война?
– удивленно спрашивает Руди.
– В Испании они уже пробуют, тренируются, - отвечает Георг.
– Н-н-ннадо делать что-нибудь против этого!
– снова требует плотник.
– Эх, были бы у нас колонии, - разочарованно говорит Иохен.
– Дела бы сразу пошли на поправку! Э-эх! В мирное-то времечко, до мировой войны, мне за один грош во какой кусок колбасы отпускали! Золотое времечко!
– Забыл, чем это кончилось? Войну-то забыл? Эх ты!
Фите встает и говорит:
– Пошли на палубу свежим воздухом подышать! Может, там Иохен лучше соображать начнет.
– Рождество, - тихо произносит Руди, - как хорошо всегда было в эти дни дома!
– Руки сжимают железные поручни, словно собираются сломать их.
– А орут-то как? Хоть уши затыкай!
Георг молчит. Руди долго смотрит на черное небо, низко нависшее над берегами и над рекой. Сыро, звезд не видно. Должно быть, небо заволокли тучи, тяжелые грозовые тучи, такие тяжелые, как толстое шерстяное одеяло, под которым не находишь себе места от жары.
– Дома мы забирались на подоконник и следили за снежинками, как они с неба падают. Снизу они были совсем серые. А ведь на самом-то деле они белые?
У мостика и на причале светло. Там пьют и поют. По палубе шатаются, обнявшись, матросы. Один из них прислоняется к борту, стонет.