О красоте

— Вообще-то нет. Надо бы чаще, наверное. Но учеба отнимает кучу времени.

— Ты на первом курсе?

— На втором. С сегодняшнего дня.

— Веллингтон?

Зора кивнула. Впереди показалось главное здание колледжа. Карл как будто хотел задержать ее, отложить момент, когда она войдет в ворота чужого ему мира.

— Обалдеть — ученая сестра. Круто… нет, правда, это так здорово. Будешь судить-рядить обо всем — это награда, образование. Это награда, то, что нам надо, Веллингтон рядом — здесь, за оградой.

Зора слабо улыбнулась.

— Нет, ты это заслужила, ты столько для этого сделала, — сказал Карл и рассеянно огляделся. Зора вспомнила своих бостонских воспитанников: когда было время, она подрабатывала — водила мальчишек в парк, в кино, затем доставляла домой. Карл был похож на них: внимание как флюгер. Да еще эти вечные кивки и притоптывания, словно покой опасен для здоровья.

— Так вот, значит, Моцарт, — выпалил Карл. — Там есть одна штука — в «Реквиеме», я другого у него не знаю, а вот в «Реквиеме», который мы тогда слушали… В общем, ты «Лакримозу» помнишь?

Его пальцы музыкально плавали в воздухе, словно он дирижировал своей собеседницей в надежде извлечь из нее нужный ответ.

— Ну «Лакримоза» — не помнишь, что ли?

— Э… нет, — сказала Зора, нисколько не беспокоясь о том, что перекличка уже началась и она опоздала.

— Это как восемь бит [23] , - нетерпеливо объяснил Карл. — Я семплировал эту мелодию после того вечера — просто фантастика. Там ангелы забирают все выше и выше, и скрипки ноют — та-а, та-а, та-а, та-а, — аж сердце замирает. А если слова убрать и подложить ритм, то выйдет классный трек. Да знаешь ты ее… — И Карл начал напевать «Лакримозу».

23

Музыкальный жанр, разновидность электронной музыки.

— Я правда не знаю. Я плохо разбираюсь в классической музыке.

— Нет, знаешь — я слышал ваш разговор. Твоя мама и остальные, они спорили, гений он или нет…

— Но это же было месяц назад, — смущенно возразила Зора.

— Да, память у меня отличная, я помню все. Скажи мне что-нибудь — я запомню. И лица я не забываю, как ты уже поняла. А про Моцарта мне интересно, потому что я ведь тоже музыкант.

При этом неподобающем сравнении Зора позволила себе слегка улыбнуться.

— Ну и я раскопал кое-что — я же читаю про классику. Надо же знать про всякие там влияния и прочее — если бы я зациклился только на своем творчестве, я бы не смог делать то, что делаю.

Зора вежливо кивнула.

— Короче, ты понимаешь, — решительно заключил Карл, как будто своим кивком Зора подтвердила справедливость его неписанных музыкальных принципов. — Ну и вот, оказалось, что эта часть даже и не Моцарта — то есть, не совсем его. Он создал основу, а дописывать пришлось другим. И «Лакримоза», по сути, дело рук того парня, Зюсмайера [24] . Здесь-то и загвоздка, потому что это лучшая вещь в «Реквиеме», я еще подумал: черт, когда ты так близок к гению, ты поднимаешься над собой. Вот и Зюсмайер — он как новичок, который набрел на биту и запульнул мяч на Луну. И теперь все пытаются доказать, что это был Моцарт, потому что ясно же, кто может писать такую музыку, а кто нет. Но суть-то в том, что эту классную вещь создал Зюсмайер, обычный парень из шоу Джо Шмо [25] . Я чуть не упал, когда узнал.

24

Зюсмайер, Франц Ксавер (1766 1803) австрийский композитор, ученик Моцарта, закончивший работу над его «Реквиемом».

25

The Joe Shmo Show появившееся в 2003 году популярное американское реалити шоу, главный герой которого обычный человек, не подозревающий о том, что все остальные участники профессиональные актеры.

Пока он говорил, а она изумленно пыталась слушать, его лицо безмолвно околдовывало ее, и каждый, кто шел мимо них под аркой, испытывал действие тех же чар. Зора ясно видела, как прохожие взглядывали на него украдкой и замедляли шаг, стремясь задержать образ Карла на сетчатке глаза, где иначе отпечатается какая - нибудь скука вроде дерева, библиотеки или двух играющих в карты мальчишек. На него хотелось смотреть.

— Ну вот, в общем, и все, что я собирался тебе сказать, — подытожил Карл, чей энтузиазм начал сменяться разочарованием, так как Зора молчала.

— Ты собирался сказать мне это? — рассердилась она.

— Нет, нет, ты не поняла. — Он звонко рассмеялся. — Слушай, я не из тех, кто липнет к прохожим на улицах. — Карл легонько потрепал ее по левой руке, и Зору прошиб электрический разряд, ударивший ей в пах и замерший где-то в области ушей. — Просто это во мне сидело. Я ведь часто бываю на всяких городских вечерах, и кроме меня там негров нету. Не ходят они туда, вот я и решил: если еще раз эту злющую черную девчонку увижу, обязательно выложу ей все, что думаю про Моцарта, — что-то она тогда скажет. Ведь это как в колледже. Вы же там платите за то, чтобы обсуждать с другими всякие штуки. Вы как раз за это платите. — Он убежденно кивнул.

— Может быть.

— Да так и есть, — настаивал Карл.

Торжественно заныл веллингтонский колокол, затем,

с другой стороны дороги, донесся более жизнерадостный четырехнотный призыв епископальной церкви.

— Знаешь, тебе бы с другим моим братом пообщаться, с Джеромом, — рискнула Зора. — Он сечет и в поэзии, и в музыке. Иногда он, правда, задирает нос, но ты мог бы как-нибудь заскочить — раз ты хочешь поболтать и все такое. Сейчас он в Брауне, но каждые несколько недель приезжает домой. Домашние у меня что надо, с ними есть о чем поговорить, хотя они меня и достают временами. Отец у меня профессор, так что…

Карл изумленно отпрянул.

— Нет, я к тому, что с ним страшно интересно общаться… В самом деле, ты не стесняйся, заходи и…

Карл холодно взглянул на Зору. Какой-то первокурсник задел его мимоходом, Карл вздернул плечи и пихнул его в ответ. Тот, видя, что его пихает высокий черный парень, смолчал и пошел своей дорогой.

— Вообще-то, — сказал Карл, сверля спину первокурсника взглядом, — я заходил, но оказалось, что меня не ждали.

— Ты заходил? — недоуменно спросила Зора.

В ее лице читалось искреннее неведение. Карл замял тему.

— Тут дело вот в чем. Оратор из меня никакой. В разговоре я толком ничего не могу выразить. Пишу я лучше, чем говорю. Когда я сочиняю ритмы, я — хрясь! — бью в дерево и протыкаю его насквозь. А когда говорю, набиваю шишки. Всегда.

Зора рассмеялась.

— Послушал бы ты папиных первокурсников. А я ей и говорю, а она мне такая, а я ей, значит, а она ни черта, —изобразила Зора, повышая голос и доставая им до противоположного берега страны. — И так до бесконечности.

Карл был озадачен.

— Твой папа, профессор… — медленно проговорил он, — белый, да?

— Он англичанин. Говард.

— Англичанин! — воскликнул Карл, сверкая своими белоснежными белками и, переварив эту новость, добавил:

— А я вот в Англии не был. И вообще из Штатов не выезжал. — Его пальцы странно, ритмично пощелкивали в ладонь. — Он что, математику преподает?

— Папа? Нет, историю искусств.

— И ты с ним ладишь?