О нашем жилище

НАШ ДОМ - НАШ МИР

На вопрос о том, когда возник многоквартирный дом, отвечают по-разному, но очень многие уверены, что он - порождение относительно недавнего прошлого. Это распространенное и глубокое заблуждение. Дом-поселок на холме Чатал Хююк (его застройка началась не позже VI тысячелетия до н. э.), составленный из самостоятельных, независимых домов-интерьеров с ходом в дом через люк в плоской кровле, сооружался как единое целое. Иначе и не могло быть, коль скоро только одна стена каждого дома была наружной, а три другие оказывались общими с соседями. Неподалеку в 1986 году найден похожий и еще более древний поселок-дом на холме Чайоню. Через несколько тысячелетий и на просторах нынешней Украины, и на низменностях Дании мы находим сооружения, возводившиеся совместно и по единому плану. То открывается глазам археологов мощенная камнем «улица» (на самом деле общий загон для скота) между двумя длинными постройками, каждая из которых, в свою очередь, была разделена поперечными перегородками на 26 одинаковых «однокомнатных квартир». То в середине III тысячелетия до н. э. обнаруживаются мощные, трехэтажные, если считать за этажи высокий чердак и высокий «подклет», дома из глинобитных стен, вплотную прижавшиеся друг к другу. То, наконец, спустя еще полтысячелетия, возникает «семи-квартирный дом» на Оркнейском острове, в Скара-Брей, о котором уже упоминалось в первой главе, а на территории нынешней Польши, в районе Бискупина, одновременно с первым Римом возникает хорошо спланированный поселок, где все строилось совместно и одновременно: оборонительная стена, деревянные помосты на сваях, сблокированные однокомнатные (но с большими сенями) «квартиры» - прообраз «террас», которые англичане изобретут лишь через две с половиной тысячи лет заново.

Точная хронология еще не установлена, но во всяком случае не позже X века н. э. в Северной Америке начинают сооружаться огромные дома-поселки индейцев пуэбло (на нашей иллюстрации), которые столь полно и столь точно моделируют «террасы» нашего времени, что современных нам архитекторов спасает от обвинения в плагиате лишь то, что они об этих постройках до самого последнего времени ничего толком не знали. Здесь в один комплекс объединено не только множество отдельных «квартир» из нескольких комнат каждая, но объединены жилые помещения, склады и мастерские, а на некотором удалении от жилья, но в пределах дома-поселка, устроены и «клубы» - залы собраний для мужчин, служившие одновременно и храмами.

И все же внешнее сходство, разумеется, сугубо обманчиво: лишь необходимость совместной защиты, совместных работ по прокладке каналов в засушливых местах да древние, получившие религиозную окраску традиции заставляли людей воспроизводить такого рода коллективные жилища. Лишь в позднем Риме эпохи империи возникают условия, во множестве деталей предвосхитившие ту логику возведения высоких многоквартирных домов, которая вновь вступила в свои права лишь в период бурного развития капиталистического города. Витрувий, книгам об архитектуре которого мы обязаны значительной частью точных зна.-ний об античном строительстве, записывал в те годы (время Октавиана Августа и строительная «горячка» едва только начинается):

«Государственные законы не разрешают, чтобы стены, примыкающие к общему владению, выводились толщиной более полутора футов… А кирпичные стены, только если они выведены в два или три кирпича, а не при полуторафутовой толщине, могут выдержать больше одного этажа. При настоящей же значительности Рима и бесконечном количестве граждан имеется необходимость в бесчисленных жилых помещениях. Поэтому, раз одноэтажные постройки не в состоянии вместить такое множество жителей Рима, пришлось тем самым прибегнуть к помощи увеличения высоты зданий. Таким образом, надстройками из каменных столбов, кладкою из обожженного кирпича, бутовыми стенами и возведением нескольких этажей достигают величайших выгод при распределении комнат. Итак, путем увеличения площади посредством высоких стен и этажей римский народ вполне обеспечен отличными жилыми помещениями».

Технологический оптимизм Витрувия не оправдался. Действительно, Рим в значительной степени оказался застроен многоэтажными (до семи этажей) громадами, получившими наименование «инсулы», то есть острова, так как каждый такой дом полностью занимал собой квартал между соседними улочками. Сама идея была не так уж дурна: как и полтора тысячелетия спустя, первые этажи были заняты большими и просторными квартирами, куда подавалась по металлическим трубам проточная вода; для остальных обитателей устроены были украшенные мозаиками публичные туалеты с дворовой стороны дома, на первом его этаже. Чем выше, тем беднее квартиросъемщики, по обе стороны темного внутреннего коридора двери вели в квартиры из нескольких смежных комнат, а на самом верху - в отдельные клетушки для бедноты. Основная проблема заключалась в том, что в силу вступал закон наибольшей выгоды для крупных собственников, и вот столетием спустя восторги Витрувия сменяются в стихах Ювенала типичнейшими нареканиями:

«Гот, кто в Пренесте холодной живет, в лежащих средь горных,

Лесом покрытых кряжей, Вольсиниях, Габиях сельских,

Там, где высокого Тибура склон, - никогда не боится.

Как бы не рухнул дом, а мы населяем столицу

Всю среди тонких подпор, которыми держит обвалы

Домоправитель; прикрыв зияние трещин давнишних,

Нам предлагают спокойно спать в нависших руинах.

Жить-то надо бы там, где нет ни пожаров, ни страхов…

Если с самых низов поднялась тревога у лестниц,

После всех погорит живущий под самою крышей,

Где черепицы одни, где мирно несутся голубки».

Документы о пожарах и обрушениях «инсул» убеждают в том, что в этом случае Ювенал ничего не преувеличил. Обработав весьма значительный материал, тонкий исследователь жизни в Древнем Риме Г. С. Кна-бе недавно записал: «Застроенный участок - квартал по фронту, квартал в глубину - заполнялся обиталищами, соединенными собой таким количеством переходов, внутри и по балконам, подразделенным на такое количество сдаваемых внаем лавок, квартир, арендаторы которых сдавали площадь еще и от себя, что границы изначальных домусов и инсул во многом стирались, и весь участок превращался в некоторое подобие улья». При всех различиях в образе жизни похожая картина возобновлялась вновь и вновь - в густо населенных посадах средневековых русских городов (только не выше трех этажей), где множество «дворников» запутывало картину чрезвычайно, в европейских городах XVII - XVIII веков, в старом Тбилиси, где ситуация радикально изменилась только после коренной реконструкции в наши дни…

Ко всем подобным ситуациям по-прежнему идеально приложимы другие стихи того же Ювенала:

«Большая часть больных умирает здесь от бессониц;

Полный упадок сил производит негодная пища,

Давит желудочный жар. А в каких столичных квартирах

Можно заснуть? Ведь спится у нас лишь за крупные деньги.

Вот потому и болезнь; телеги едут по узким

Улиц извивам, и брань слышна у стоящих обозов…

Много других по ночам опасностей разнообразных:

Как далеко до вершины крыш, - а с них черепица

Бьет тебя по голове! Как часто из окон открытых

Вазы осколки летят и, всей тяжестью брякнувшись оземь,

Всю мостовую сорят…» и т. д. и т. п.

Упадок городской жизни в V - X веках позволил надолго забыть про этот вид повседневных опасностей - как известно, хватало других: на востоке Европы города разорялись кочевниками и междуусобными войнами; на западе - сначала кочевниками, затем арабами, грозившими одно время и Риму и Парижу, затем норманнами. С X века городская жизнь входит в относительно нормальную колею, но хотя сдача части дома внаем была почти повсеместной практикой, идея многоквартирного дома воскрешается вновь лишь к концу XVIII столетия.