О всех созданиях - больших и малых

— Бог его знает. Давай посмотрим с той стороны стены.

Крошащийся цемент давал много мест, куда можно было поставить ногу, и мы заглянули в соседний сад. Мы увидели там остальных пятерых кур, разгуливающих между капустных грядок и подбирающих что-то с земли.

Потребовалось немало времени, чтобы вернуть их всех в курятник, но этим скучным делом пришлось заняться несколько раз в течение следующего дня. Куры явно устали от жизни под руководством Тристана и решили, что им лучше отправиться жить в другие места. Они стали кочевниками, забираясь все дальше и дальше в поисках средств к существованию.

Поначалу соседи посмеивались. Они звонили нам, чтобы сообщить, что их дети загнали кур в угол, и просили приехать и забрать их. Однако по истечении какого-то времени их игривость стала улетучиваться. В итоге Зигфриду пришлось участвовать в нескольких болезненных беседах. Ему прямо сказали, что его курицы стали сильно досаждать.

После одного особенно неприятного разговора Зигфрид решил избавиться от кур. Это был жестокий удар судьбы, и по традиции под горячую руку попал Тристан.

— Я, видимо, совсем рехнулся, когда подумал, что куры под твоим присмотром будут нести яйца. Но не слишком ли это много для тебя? Я поручил тебе эту немудреную работу, поскольку подумал, что даже ты не сможешь ее запороть. Но посмотри, что стало с ней всего после трех недель. Мы не увидели ни единого яйца. Эти чертовы курицы, как голуби, летают по округе. Мы постоянно ссоримся с соседями. Ты славно справился с поручением, не так ли?

В Зигфриде проснулся несостоявшийся производитель яиц, это было видно по его крику, переходившему в визг.

Лицо Тристана изображало оскорбленную добродетель, но у него достало сил, чтобы защищаться.

— Ты знаешь, с этими курицами с самого начала творилось что-то странное, — прошептал он.

Зигфрид потерял остатки управления своим гневом.

— Странное? — заорал он в голос. — Это ты странный, а не бедные курицы. Ты — самый странный придурок в округе. Ради бога, исчезни с глаз моих.

Тристан удалился с молчаливым достоинством.

Понадобилось еще некоторое время, чтобы исчезли последние следы куриной авантюры, однако пару недель спустя мы сидели за тем же обеденным столом, и я был уверен, что все уже забыто. По крайней мере, так казалось, хотя в душе осталось ощущение прихоти судьбы. Но тут в комнату влетел Зигфрид и грозно склонился над братом.

— Я полагаю, ты помнишь тех куриц, которых мы отдали миссис Дэйл, старой пенсионерке на Браунз Ярд? — Он почти шептал. — Так вот, я только что говорил с ней. Она души в них не чает. Дает им горячее пойло утром и вечером и собирает в день по десять яиц. — Его голос поднялся почти до крика. — Десять яиц, ты слышишь, десять яиц?!

Я торопливо допил остатки чая и откланялся. Быстрым шагом прошел по коридору и направился в сад к своему автомобилю. По пути я прошел мимо курятника. Он выглядел заброшенным. И хотя до столовой было уже довольно далеко, я все еще слышал голос Зигфрида.

Тристан — животновод 2

— Джим, иди сюда, посмотри на этих попрошаек! — Тристан смеялся, глядя и дверь свинарника.

Я пересек двор.

— Что случилось?

— Я только что дал им пойло, и оно немного горячее. Посмотри-ка на них!

Поросята хватали еду, роняли ее и с подозрением обходили ее вокруг. Время от времени они подходили к корыту, трогали горячую картошку пятачками и в тревоге отскакивали в сторону. Не было слышно обычного для еды чавканья, только озадаченное ворчание.

С самого начала Тристану было интереснее со свиньями, чем с курами, что было хорошо, поскольку ему требовалось прийти в себя после катастрофы с птицеводством. Он много времени проводил во дворе, кормя свиней или убирая за ними навоз, но больше всего времени он проводил, опершись локтями на дверь свинарника и наблюдая за своими подопечными.

Как и в случае с курами, ему было интереснее наблюдать за поведением свиней, а не развивать их способности давать свинину и бекон. Налив пойло в корыто, он всегда завороженно наблюдал, как поросята бросаются к нему. Вскоре в процессе поглощения пищи появлялись первые признаки напряженности. Маленькие зверьки начинали смотреть по сторонам, потом их желание узнать, что же так вкусно поглощают их соседи, становилось невыносимым, и они начинали переходить с места на место, резво прыгали на спины друг другу и сваливались в корыто.

Старый Бордман с удовольствием помогал ему, впрочем, главным образом как советчик. Как все деревенские жители, он считал, что знает все о скотоводстве и болезнях животных, причем оказалось, что свиньи — это его специализация. Под карикатурами Бэрнсфадера в темном чулане происходили долгие беседы, и старик с воодушевлением рассказывал о том, каких больших и прекрасных животных он выращивал в этом самом свинарнике.

Тристан слушал его с уважением, потому что у него были твердые доказательства познаний Бордмана в виде его умения обращаться с печью. Тристан мог разжечь ее, но она гасла, как только он отворачивался, а Бордману она подчинялась безоговорочно. Я часто видел, как Тристан с интересом слушает постоянную болтовню ходящего по двору старика, и над ними обоими поднимался запах варящейся картошки.

Никакое животное не перерабатывает еду в мясо так же быстро, как свинья, и через несколько недель маленькие розовые существа с пугающей скоростью превратились в огромных раскормленных свиней. Их характер испортился. Они потеряли всякое очарование. Кормление перестало быть забавным зрелищем и являло теперь собой сцену драки, причем шансы Тристана в ней становились все слабее.

Я видел, как расцветало лицо Бордмана и как он бросал любое свое занятие, когда Тристан заливал в корыто похлебку, приготовленную в печи.

Ему явно нравилось наблюдать за ежедневным соревнованием, и он с удовольствием садился на угол каменного корыта. Тристан, слушая визг, который издавали свиньи, услыхавшие звон ведра, должен был собрать в кулак все свои силы. Он кричал на животных страшным голосом, но скорее для того, чтобы приободрить себя, затем открывал засов и оказывался среди хрюкающих, толкающихся животных и огромных грязных рыл, которые пытались прорваться к ведру. Их ноги топтались на его ногах, а сам он едва мог устоять под напором тяжелых тел.

Я не мог не улыбнуться, вспоминая былые времена, когда эта игра забавляла нас. Теперь было не до смеха. Тристан размахивал перед свиньями тяжелой дубинкой, прежде чем войти к ним. Удары палкой для расчистки хотя бы небольшого свободного места были единственным способом устоять на ногах, когда он оказывался внутри.

Свиньи уже почти достигли убойного веса, когда наступил ярмарочный день. Я вошел в комнату и застал Тристана, рассевшегося в его любимом кресле. Но было что-то необычное во всей картине: он не спал, у него в руках не было ни бутылки с лекарством, ни сигареты, ни «Дейли миррор». Его руки бессильно свисали с обеих сторон кресла, глаза были полуприкрыты, а лоб покрыт потом.