О всех созданиях - больших и малых

Я расхохотался и, садясь в машину, продолжал посмеиваться. Он знал, о чем говорил. Разнообразие! Да уж куда разнообразнее!

Зигфрид и миссиис Харботтл 2

Глядя на список своих вызовов, я подумал, что в этот раз Зигфрид уже не выглядел школьником, когда предстал перед мисс Харботтл. Во-первых, он не встал перед столом, эта поза всегда лишала его всякой надежды на успех, он проигрывал, не успев начать. Вместо этого он сменил курс на последних метрах пути и встал спиной к окну. Теперь она должна была поворачивать голову, чтобы увидеть его, а помимо этого, он стоял так, что свет был у него за спиной.

Он сунул руки в карманы и оперся спиной о стену. На лицо он нацепил маску терпения с улыбкой только что не святого, а глаза его излучали доброту. Глаза мисс Харботтл сузились.

— Хотел бы переброситься с вами парой слов, мисс Харботтл. Есть несколько пунктов, которые я хотел бы обсудить. Во-первых, ваша касса, эта коробка для мелочи. Очень милая вещица, и, на мой взгляд, вы были совершенно правы, введя ее в наш обиход, но, думаю, что вы первая же и согласитесь с тем, что главная задача кассы заключается в том, чтобы хранить мелкую наличность. — Он фыркнул коротким смешком. — Вчера вечером я прооперировал нескольких собак, и их владельцы хотели рассчитаться на месте. У меня не было сдачи, и я полез в вашу кассу, которая оказалась пустой. Мне пришлось сказать им, что я пришлю счет, и мне не кажется, что это правильно, не так ли, мисс Харботтл? Это не выглядело как подобает, и я вынужден просить вас держать в кассе мелочь для сдачи.

Глаза мисс Харботтл недоверчиво раскрылись.

— Но, мистер Фарнон, вы же сами выгребли все содержимое, чтобы пойти на бал по случаю открытия охотничьего сезона...

Зигфрид поднял руку, и его улыбка стала таинственной.

— Пожалуйста, дослушайте меня. Есть и еще одна мелочь, на которую я хотел бы обратить ваше внимание. Сегодня уже десятое число месяца, а счета еще не разосланы. Такое положение дел крайне нежелательно, и здесь есть несколько важных моментов...

— Но, мистер Фарнон!..

— Минуточку, мисс Харботтл, я сейчас все объясню. Общеизвестно, что фермеры быстрее оплачивают счета, если получают их по первым числам месяца. Но есть и другое, более важное соображение... — С его лица исчезла улыбка, а на ее место пришло выражение скорбной серьезности. — Вы не пытались прикинуть, какие издержки несет наша деятельность просто потому, что вы опаздываете с выставлением счетов?

— Но, мистер Фарнон!..

— Я почти закончил, мисс Харботтл, и, поверьте, мне печально об этом говорить. Но факты таковы, что я не могу терять деньги подобным образом. — Он распростер руки, демонстрируя очаровательную откровенность. — Так что, если вы займетесь этой небольшой проблемой, я уверен, все будет хорошо.

— Но не скажете ли вы мне, как же я могу выставить счета, когда вы не дописали...

— И в заключение, мисс Харботтл, позвольте мне сказать вот еще что. Я очень удовлетворен теми успехами, которые достигнуты с тех пор, как вы появились у нас, и я уверен, что со временем вы подтянете те небольшие мелочи, о которых я упомянул.

В его улыбке появилось некоторое лукавство, и он склонил голову набок. Сильные пальцы мисс Харботтл крепко сжимали эбонитовую линейку.

— Эффективность, — сказал Зигфрид, прищуривая глаза. — Вот чего нам не хватает — эффективности.

Лабрадор-мучитель

Я бросил шовную иглу в лоток и сделал шаг назад, чтобы оглядеть законченную работу. «Что же, — сказал я себе, — работа выполнена замечательно».

Тристан наклонился над собакой и осмотрел разрез с аккуратным рядом стежков.

— Очень неплохо, мальчик мой. Лучше бы даже я не сделал.

Огромной черный Лабрадор лежал на столе, высунув язык, с остекленевшими глазами, в которых застыл невидящий взгляд. Его принесли с огромной уродливой опухолью между ребер, и я решил, что это просто липома — доброкачественная и вполне операбельная. Так оно и оказалось. Опухоль я сумел удалить с почти смехотворной простотой, жировик оказался круглым, целым, блестящим, похожим на яйцо вкрутую, очищенное от скорлупы. Кровотечения не было, равно как и риска осложнений.

Некрасивое вздутие было заменено на аккуратный шрам, который не будет виден через несколько недель. Я был доволен.

— Пусть полежит у нас, пока не придет в себя, — сказал я. — Помогите мне перенести его на те одеяла.

Мы положили пса перед электрическим камином, и я отправился на утренние вызовы.

Мы сидели за обедом, когда впервые услышали странный звук. Это было что-то среднее между стоном и воем; начинаясь вполне спокойно, звук затем набирал силу и высоту, а еще чуть позже прекращался совсем.

Зигфрид в удивлении оторвал взгляд от супа.

— Бога ради, скажите мне, в чем дело?

— Должно быть, это — та собака, которую я прооперировал сегодня утром, — ответил я. — Несчастный зверь, видимо, отходит от барбитуратов. Думаю, он скоро перестанет.

Зигфрид с сомнением посмотрел на меня.

— Что же, будем надеяться, я этого долго не выдержу, меня мороз по коже продирает.

Мы отправились проведать собаку. Пульс хорошего наполнения, дыхание глубокое, слизистые оболочки нормального цвета. Он лежал неподвижно на полу, и единственным признаком возвращающегося сознания был вой, повторявшийся каждые десять секунд.

— Да, с ним все в порядке, — сказал Зигфрид. — Но что за вой! Давайте уйдем отсюда.

Мы торопливо закончили обед в молчании, которое нарушалось только далеким воем. Не успел Зигфрид проглотить последний кусок, как уже был на ногах.

— Так, я должен бежать. Очень много дел на сегодня. Тристан, мне кажется, будет правильно, если ты принесешь пса в гостиную и положишь у камина. Там ты сможешь следить за его состоянием.

Тристан был ошеломлен.

— Ты имеешь в виду, что я должен остаться в одной комнате с этим воем на целый день?

— Да, именно это я и имею в виду. Мы не можем отправить его домой в таком состоянии, а я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Ему нужны уход и внимание.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я подержал его за лапку или покатал в коляске?

— Прекрати мне дерзить! Ты остаешься с собакой, и это — приказ!

Тристан и я перенесли собаку по коридору на одеяле, а затем мне надо было уходить на дневные вызовы. Я в последний раз оглянулся на огромную черную массу у огня и на жалкую фигуру Тристана, сидящего в кресле. Вой был невыносимо громок. Я быстро закрыл дверь.

Было уже темно, когда я вернулся, и старый дом навис надо мной, черный и тихий на фоне морозного неба. Впрочем, тишину его продолжал нарушать все тот же вой, отражавшийся эхом в коридоре. Его мрачный звук был слышен даже на пустынной улице.

Я захлопнул дверь автомобиля и посмотрел на часы. Было ровно шесть, значит, Тристан терпит все это уже четыре часа. Я взбежал по ступенькам, прошел по коридору, и когда открыл дверь в гостиную, вой резанул мой слух. Тристан стоял ко мне спиной и смотрел через окно в темноту сада. Руки он засунул глубоко в карманы, а из его ушей торчали комки ваты.