О всех созданиях - больших и малых

— Джим, — прошептал он, — у меня сегодня было самое адское утро за всю мою жизнь.

Я был встревожен его внешним видом.

— А что случилось?

— Свиньи, — сказал он квакающим голосом. — Они сбежали сегодня утром.

— Сбежали? Как им это удалось?

Тристан запустил пятерню в волосы.

— Это случилось, когда я кормил кобылу. Я задал ей сена и подумал, что можно одновременно покормить свиней. Ты же знаешь, какими они теперь стали, но сегодня они просто взбесились. Как только я открыл дверь, они все вместе набросились на меня. Сбили с ног, опрокинули ведро и все остальное и накинулись на меня. — Он поежился и посмотрел на меня широко открытыми глазами. — Скажу тебе, Джим, когда я лежал там, на камнях, залитый похлебкой, а эти гады скакали по мне, я был уверен, что все кончено. Но они не растерзали меня. Они галопом поскакали к садовой калитке.

— А садовая калитка была открыта?

— В том-то и дело, что да. Именно в этот день мне понадобилось отставить ее открытой!

Тристан сел прямо и заломил руки.

— Ты понимаешь, поначалу я подумал, что все обойдется. Они притормозили у садовой дорожки и медленно повернули на улицу, а я и Бордман неслись за ними по пятам. На улице они собрались в группу. Казалось, они не знают, куда бежать дальше. Я был уверен, что мы сумеем повернуть их назад, но тут одна из них увидела себя в витрине магазина Робсона. — Он очень эмоционально обрисовал свинью, несколько секунд смотревшую на свое отражение и затем отпрыгивающую с недовольным ворчанием. — Это и решило дело. Чертово животное запаниковало и бросилось на рыночную площадь со скоростью примерно восемьдесят километров в час, а остальные побежали за ней.

Я разинул рот. Десять огромных свиней на площади, где повсюду расставлены лотки с товаром и гуляют толпы покупателей, — такую картину трудно было даже себе представить.

— Женщины кричат, дети кричат. Владельцы лотков, полиция и все остальные насылают на меня проклятия. Возникла многокилометровая пробка на шоссе, и все автомобили стали сигналить как бешеные, а полицейский на посту пытался угрожать мне. — Он вытер лоб. — Ты помнишь этого разговорчивого торговца фарфором? Сегодня я видел, как он потерял дар речи. Он держал в руках чашку и находился в самом разгаре своего трюка, когда одна из свиней встала передними ногами на его лоток и посмотрела ему в глаза. Он остановился так резко, как будто его подстрелили. В другое время я бы над этим позабавился, но сбежавшее животное собиралось опрокинуть лоток. Он уже начал трещать и раскачиваться, но внезапно свинья передумала и убежала.

— А как обстоят дела сейчас? — спросил я. — Тебе удалось вернуть их?

— Я вернул девять из них, — ответил Тристан и снова откинулся в кресле, закрыв глаза. — С помощью почти всего мужского населения округи я вернул девятерых. Десятую в последний раз видели, когда она на приличной скорости неслась на север. Бог знает, где она теперь. Да, я не сказал тебе: одна из них забежала в здание почты. Провела там довольно много времени. — Он закрыл лицо руками. — В этот раз я точно попался. После этого несчастья я попаду в руки правосудия. В этом не может быть сомнения.

Я похлопал его по ноге.

— А я бы не стал беспокоиться. Не думаю, что был нанесен большой ущерб.

Тристан возразил со стоном.

— Но это еще не все. Когда я, наконец загнав их в свинарник, закрыл за ними дверь, то был на грани потери сознания. Я оперся о стену, ловя воздух, когда увидел, что ушла кобыла. Да, ушла. Я рванул за свиньями и забыл запереть ее в деннике. Не знаю, где она. Бордман сказал, что поищет, — у меня уже нет сил. — Трясущимися руками Тристан зажег сигарету. — Это конец, Джим. Зигфрид в этот раз не будет знать жалости.

Только он это сказал, как открылась дверь, и в комнату ворвался его брат.

— Что за чертовщина происходит вокруг? — зарычал он. — Я только что разговаривал с викарием, и он сказал, что моя кобыла стоит у него в саду и ест желтофиоли. Он в страшном гневе, и я могу его понять. Давай работай, молодой ленивый негодяй. Хватит валяться здесь, сейчас же отправляйся к викарию и верни ее назад!

Тристан даже не пошевелился. Он лежал, безразличный ко всему, и смотрел на брата. Его губы слабо двигались.

— Нет, — сказал он.

— Что такое? — закричал, не веря своим ушам, Зигфрид. — Немедленно вылезай из кресла. Отправляйся и приведи сюда кобылу.

— Нет, — возразил ему Тристан.

Я похолодел от ужаса. Такое неповиновение не имело прецедентов. Зигфрид покраснел, как свекла, и я приготовился к взрыву гнева, но первым заговорил Тристан.

— Если тебе нужна твоя кобыла, пойди и приведи ее сам.

Он говорил тихим голосом, в котором не было и намека на дерзость. Он производил впечатление человека, которому нет дела до его собственного будущего.

Даже Зигфрид увидел, что Тристану на сегодня достаточно. Он посмотрел на брата несколько секунд и вышел. Кобылу он привел сам.

Ничего больше не было сказано об инциденте, только свиней вскоре отправили на мясокомбинат, а на их место не взяли никого. Скотоводческий проект был закрыт.

Зигфрид и миссиис Харботтл

Когда я зашел в комнату, мисс Харботтл сидела над пустой кассой и выглядела потерянной. Касса представляла собой новый блестящий черный ящик с надписью «Мелкая наличность», сделанной наверху белыми буквами. Внутри лежала красная книжечка, куда аккуратными колонками заносились цифры прихода и расхода. Только денег в ней не было.

Крепкие плечи мисс Харботтл опустились. Она потрясла красной книжечкой, зажав ее между большим и указательным пальцами, из нее выкатился одинокий шестипенсовик и со звоном упал в кассу. «Он опять лазил сюда», — прошептала она.

В коридоре послышались крадущиеся шаги.

— Мистер Фарнон! — крикнула она. И обращаясь уже ко мне: — Разве не глупо — пытаться проскользнуть мимо этой двери?

Зигфрид, с неохотой перебирая ногами, вошел в комнату. В одной руке он держал желудочный зонд с насосом, в другой — бескровный кастратор, а из кармана его пиджака торчали бутылки с хлористым кальцием.

Он весело улыбнулся, но я видел, что он чувствует себя не в своей тарелке не только потому, что нагрузился не совсем обычным инструментарием, но и оттого, что с точки зрения тактики его положение было безнадежным. Мисс Харботтл поставила свой стол так, что сама сидела спиной к углу, и ему надо было пройти много шагов по ковру, чтобы подойти к ней. Ей из угла был виден каждый сантиметр огромной комнаты, а если дверь была открыта, — то и коридора. Повернув же голову налево, она могла в окно видеть улицу. Ничто не ускользало из ее поля зрения, — она занимала позицию силы.

Зигфрид взглянул на квадратную фигуру, сидящую за столом.

— Доброе утро, мисс Харботтл, я вам нужен?

Из-под очков в золотой оправе блеснули серые глаза.

— Именно что нужны, мистер Фарнон. Объясните мне, почему вы в очередной раз опустошили мой ящик для мелочи?

— О, извините. Мне прошлой ночью срочно нужно было в Бротон, и мне немного не хватало денег. У меня правда не было другого выхода.

— Но, мистер Фарнон, за два месяца, что я работаю здесь, это случалось раз десять, не меньше. Какой смысл в моих попытках вести точный учет движения денег, когда вы продолжаете их воровать и тратить?