Об Ахматовой

Николаша! Вы, конечно, абсолютный дурак, злой, отвратительный старик, чудище, собака, ведьмун, лающий пес, эрзерумочка1, лучший из цепных собак, друзей, толстых ангелов, «черных», «общих»2 и разных других… Неужели вы думаете, что я забыла сосиску? Если так, то плюньте мне в лицо. Сосиска для меня символ слишком многого. В день, когда я получила обратно посылку «за смертью адресата», я зашла сначала к своему брату Жене и тыкалась как слепая по светлому коридору, не находя двери. Узнав о посылке, они мне сказали, что у Лены сейчас будут люди по делу (режиссеры!), и я ушла (попросту выгнали). Во всей Москве, а может, во всем мире было только одно место, куда меня пустили. Это была ваша деревянная комната, ваше логово, ваш мрачный уют. Я лежала полумертвая на вашем пружинистом ложе, а вы стояли рядом – толстый, черный, добрый – и говорили: – Надя, ешьте, это сосиска… Неужели вы хотите, чтобы я забыла эту сосиску? Эта сосиска, а не что иное, дала мне возможность жить и делать свое дело. Эта сосиска была для меня высшей человеческой ценностью, последней человеческой честью в этом мире. Не это ли наше прошлое? Наше общее прошлое? Чего вы еще хотите? Не ступила ли какая-нибудь Эмма на эту сосиску? Пожалуйста, сберегите ее, Николаша, не плюйте на нее. Человек символическое животное, и сосиска для меня символ того, ради чего мы жили.

А теперь попробуйте разобраться в прочих отношениях. Неужели вы не понимаете, что происходит на самом деле – не на поверхности? Мы оба – два черных ревнивца. Мы жестоко ревнуем друг друга к Осе. То есть как-то не так, но нас трясет от неистовой ревности: кому из нас принадлежит Ося. Благородные слова о том, что Ося уже не моя и не ваша собственность, – брехня. Он, может, принадлежит какой-то стороной и другим, но по-своему и нам, и мы до смерти будем его оспаривать друг у друга. Кроме того, вы ревнуете меня ко всем, с кем я вожусь, а я вас ревную ко всем поэтам, с которыми вы изволите изменять Оське. Вашего Маяковского и Хлебникова я бы разорвала в клочки. Как вы смеете путаться с ними, изменяя Осе? Это не только Анна Андреевна лезла на стены, но и я. Вот за это и ревнуйте меня ко всем людям, с которыми я изменяю вам. И Анна Андреевна ревновала и бесилась. И вы беситесь. Если скажете, что это неправда, то соврете. Так и есть. Так и будет. И до конца жизни будем мучить друг друга.

А вот сосиску никто у нас не отнимет. Она наша. Поняли, Николай Иванович, мой дурак Николашка, что нам предстоит жить до самого конца вместе, мучить друг друга, любить и ненавидеть?

Ваша Надежда Яковлевна, бедная Надя, которая никому не отдаст своего черного и общего.Надя

Конверт: «Москва Г-34, Кропоткинская, 17, кв. 70. Харджиеву Н.И.».

Почтовые штемпели: «Москва 28.5.67», «Москва29.5.67» (два).Процитировано: Л. Чуковская, 2001. С. 53. Полностью печатается впервые.

1 См. примеч. 1 на с. 302. 2 Так А.А. и Н.Я. в шутку называли Н.Х. (см. письмо 9 нас. 294).

36

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву

[11 октября 1967 г., Москва]

Дорогой Николай Иванович!1

Работая над архивом, я заметила ряд пробелов, сообщаю вам для примера о следующих:

1) Открытка О.М. матери с детским стихотворением (о Сайме) и еще открытка 16-го года (про книги)2.

2) Вы разброшюровали альбом Эренбурга, в котором я нашла, а вы прочитали «Нет, не мигрень…». Стихотворение это вы мне не вернули3. Еще: из книги Каблукова перевод Малларме – я вам отдала все автографы оттуда4.

3) Должен быть авторизованный альбом 35 года. Кстати, сохранилась корочка5.

4) Во второй и третьей воронежской тетради нет ни одного авторизованного листка, кроме «внутри горы». Вы прекрасно помните , как мы их с вами рассматривали и я показывала вам, где моя дата, а где О.М. Вы их держали, наверное, отдельно, и где-то они лежат… 6

5) Автограф (черновик), где четверостишие «бугры голов»7.

6) Печатный текст стихов об авиации8.

7) У вас остались варианты «Рождения Улыбки». Тот вариант, который я до того, как отдавать вам, записала в свой машинописный текст, сейчас отсутствует. Мы его тоже с вами рассматривали у вас9.

8) Белый листок «Вехи дальнего обоза»10.

9) Из ранних стихов я хорошо помню «Летние стансы» и «Женщина в гладкой перчатке» и «Люблю обмен, мелькают перья»11.

10) В статье о Скрябине было два первых листа (одинаковых) с разными названиями. Лист с названием «Пушкин и Скрябин»12 отсутствует. У меня по этому поводу есть какие-то сомнения. Я только хорошо запомнила разговор13, когда я вам давала эту статью…

11) Все ли шуточные стихи (Наташины) вы вернули? Наташа говорит, что они были на конвертах (я это помню). Те листки, что у меня, не отвечают форме этих конвертов, даже если предположить, что вы их обрезали14.

12) Наконец второй экземпляр автографа «На меня нацелились груша и черемуха» (из письма). Их было два – мой и Наташин15.

Вот вам несомненные примеры. Я прошу вас найти и вернуть [всё] вместе с автографами из редакции. Я уверена, что где-то лежит конверт с этой кучкой бумаг. Вы собирали всё так быстро, что вполне могли не вложить несколько листков. Надеюсь, что всё это найдется.

Н. Мандельштам

Саша уже давно не может попасть к вам, поэтому посылаю вам письмо почтой. Вопрос: с кем вы передадите мне рукописи? Я прошу это сделать скорее.Н.М.

Конверт: «Москва, Крапоткинская, № 17, кв. 70. Харджиеву Николаю Ивановичу». Адрес отправителя: «Мандельштам Н.Я. Б.Черемушкинская,№ 50, корп. 1,кв.4». Почтовые штемпели: «Москва 11.10.67», «Москва 11.10.67». Печатается впервые.

1 Далее уменьшенным кеглем выделены добавления, сделанные более мелким почерком, по-видимому, в ходе перечитывания письма перед отправкой.

2 На полях против этого пункта Н.Х. поставил вопросительный знак. Речь идет о письмах О.М. матери от

7 (20) апреля 1908 г. со стихотворением «О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала…» (О. Мандельштам. Собр. соч. ТА.С. 10–11) йот 20 июля (2 августа) 1916 г. (Там же. С. 24), которые Н.Я. не смогла обнаружить сразу после возвращения архива, но которые она нашла позднее.

3 На полях против этого пункта Н.Х. поставил вопросительный знак. Стихотворение «– Нет, не мигрень, – но подай карандашик ментоловый..» в указанном альбоме действительно отсутствует. В очерке «Конец Харджиева» Н.Я. писала об этом альбоме: «Харджиев сказал, что альбом не представлял ни малейшей ценности, поэтому он „обращался с ним как с материалом “… – А где же стихотворение „Нет, не мигрень..“? – спросила я. Харджиев ответил, что он его уничтожил, потому что нашел где-то – а где, это его профессиональная тайна – автограф этого стихотворения. <.. > – Какое право вы имели что-либо уничтожать? – спросила я. Он ответил, что чорт знает как записано <…>, и поэтому он не стал сохранять его»

(Н. Мандельштам-3.С. 167). Автограф указанного стихотворения находился в собрании М.А. Зенкевича (в настоящее время хранится в Государственном литературном музее).

4 В сборник стихотворений О.М. «Камень» (1916), принадлежавшем С.П. Каблукову, вклеен всего один автограф перевода О.М. стихотворения С. Малларме «Плоть опечалена, и книги надоели…» (О. Мандельштам. Собр. соч. Т. 1.С. 162). Под словами «все автографы» Н.Я. возможно, подразумевает автографы других стихотворений О.М., которые были вложены в упомянутый сборник и которые в настоящее время находятся в его архиве.

5 Подчеркнуто Н.Х. (по-видимо-му, саркастически: сам Н.Х., вероятно, употребил бы здесь слово «обложка»). Имеется в виду один из альбомов со стихами О.М. переписанными Н.Я. для Н.Е. Штемпель.

В настоящее время альбомы находятся в АМ.

6 В настоящее время в АМ в составе указанных тетрадей, наряду с авторизованными списками стихотворения «Внутри горы бездействует кумир…», имеется ряд авторизованных списков и других воронежских стихотворений О.М.

7 Речь идет о черновике (авторизованный список рукою Н.Я.) стихотворения «Обороняет сон мою донскую сонь…» (1937). В настоящее время он находится в АМ.

8 Имеются в виду страницы из альманаха «Лёт» (М., 1923) с подборкой стихотворений О.М.; Н.Х. эту подборку Н.Я. возвратил (Я. Мандельштам-З.С. 169).

9 Речь идет об одном из списков стихотворения «Когда заулыбается дитя…» (1936–1937). В настоящее время все эти списки находятся в АМ.

10 В настоящее время в АМ находится авторизованный список этого стихотворения О.М. рукой Н.Е. Штемпель с вариантом «дальние», там же имеется еще один его список в составе так называемой «Наташиной книги».

11 К этому пункту относятся пометы Н.Х. указывающие названия журналов с единственными прижизненными публикациями перечисленных стихотворений: «За 7 дней» – «Летние стансы» (1913,№ 35), «Гиперб [орей]» – «Тысячеструйный поток…» (1912, № 3), строчку из которого («Женщина в легкой перчатке») цитирует Н.Я., «За 7 дней» – «Веселая скороговорка…» (1913, № 21), цитатой из которого является строка «Люблю обмен, мелькают перья». Эти публикации в настоящее время являются единственными известными источниками текстов указанных стихотворений. В очерке «Конец Харджиева» Н.Я. пишет об этих стихах: «Харджиев говорит, что взял тексты из журналов и автографов никогда не видел. Эти автографы были не у Ивича, а у меня, и я их отлично помню. Один из автографов „Женщина в черной перчатке“ (эти стихи почему-то нравятся Харджиеву) Харджиев даже хотел дать для воспроизведения. Я тогда возражала..» (Я. Мандельштам-3. С. 169).

12 Н.Я. имеет в виду статью О.М. «Скрябин и христианство» (О. Мандельштам. Собр. соч. Т. 1. С. 201–205). В очерке «Конец Харджиева» Н.Я. пишет по этому поводу: «Этого листка я с Харджиевым вместе не рассматривала, и у меня есть сомнения, дала ли я ему статью с двумя заглавными листами или только с одним…» (Я. Мандельштам-3. С. 170).

13 К этому месту относится помета Н.Х.: «О чем?»

14 В настоящее время в АМ имеется ряд автографов и списков шуточных стихотворений О.М., обращенных к Н.Е. Штемпель. Были ли в архиве до передачи его Н.Х. еще какие-нибудь источники текстов этих стихотворений, неизвестно.

15 В настоящее время в АМ имеется автограф этого стихотворения, посланный Н.Я. в письме от 4 мая 1937 г. (О. Мандельштам. Собр. соч. Т. 4. С. 195). Имелся ли в архиве до передачи его Н.Х. еще один автограф указанного стихотворения, неизвестно.

37

Н.Я. Мандельштам – Н.И. Харджиеву 16 ноября [1967 г., Москва]

16 ноября1

Николай Иванович!

Я пишу вам без всякого раздражения, серьезно и с болью. Поймите: Сашу, Иру, Эмму вы можете обмануть. Меня и Наташу вы не обманете. Я думаю, что вы сами жалеете, что поддались своей природе и сделали недоброе дело. Надо думать, как быть дальше. Вам надо победить себя, свою болезнь, свои страсти и свои проклятые гены. Они действительно проклятые, они ваше проклятие. Вы, кажется, так понимаете доверие: если наши отношения строились на доверии, то есть я не взяла у вас расписки (чего между порядочными людьми не делают, но, к счастью, Саня Ивич получил с вас расписку за часть материала), я ничего с вас требовать не могу. Так мне сказал Саша после вашей первой встречи. Вы понимаете, чья это психология, что делалось под этим соусом, кто так поступал? Есть другое понятие: нарушить доверие, злоупотребить доверием, не оправдать доверия… Это нормальный подход к вещам.

Я знаю, что у вас ничего не могло пропасть. Значит, у вас есть эти рукописи. Мало того, я уверена, что вы не уничтожили листка из тетради Эренбурга2. Могу вам сказать, что вы уничтожили: листок (авторизованный) с «Вехи дальнего обоза»3.

Что вы собираетесь делать с тем, что у вас осталось? Дождаться моей смерти и быть единственным обладателем авторизованных списков? Или уничтожить их перед своей смертью? Иначе, если у вас их найдут, что скажут о вас люди?

Не забывайте, что ложь обнаруживается очень легко: вы нашли стихи 37 года в конверте 35 года, вы уничтожили стихи из альбома Эренбурга, потому что это был неправильный текст (есть доказательство, что он был правильный – копия этого списка, принадлежащая не мне), что мы сговорились считать авторизованными все тексты того времени и тому подобное. Последнее вы выдумали, потому что в книге будет указано, что авторизовано.

Наташа специально приезжала в Москву, чтобы проверить, чего вы не вернули. Она помнит, что мы вместе поехали к вам с ее бумагами. Память у нее ясная, и она не врет, поэтому она не путается.

Какой же выход из этого положения? Из Воронежа Наташа мне пришлет подробный перечень текстов (у нее сохранились старые копии и списки и список, сделанный, когда она мне отдавала). Для суда этого мало, но для других вещей достаточно. Впрочем, для «других вещей» достаточно ваших слов, что вы уничтожили стихотворение из списка Эренбурга и разброшюровали его. Достаточно того, что вы разрезали ножницами разные листы с автографами (напр [имер], «конверты» с шуточными стихами Наташе4).

Я вам предлагаю следующее: вы кладете всё, что у вас есть, в конверт, и присылаете мне ценную посылку. Я помню больше, чем я с вас потребовала. Я требовала только то, что легко доказать мне и Наташе. Тогда я помогу вам «сохранить лицо» – скажу Саше, Эмме и Ире, что я «нашла» у себя еще одну папку, которая вас полностью обеляет. Передо мной вам нечего пыжиться, но, получив задержанные вами бумаги, я готова ради прошлого вас реабилитировать. В этом случае я уничтожу копии посланных вам писем и забуду всё, что было. Копии писем у меня есть, и они сохранятся в архиве О.М., если не будет сделано то, что я требую. (Вот еще пример лжи: будто вы показывали Анне Андреевне вашу «находку» – т. е. стихи 37 года, найденные в конверте 35 года. Если бы я забрала у вас архив при жизни Анны Андреевны, вы бы не посмели ни на какую ложь.)

Я скоро уезжаю. Победите свою шизофрению и сделайте то, что я вам предлагаю. Иначе даже уничтожение этих бумаг вам не поможет. Вам надо сейчас спасать свое имя не путем лживых сказок, а путем единственного рационального поступка. Тогда я всё сделаю, чтобы обелить вас. Я согласна ради вас (потому что вы не целиком укладываетесь в того маниака, который лжет и не отдает рукописей, а были вы совсем другим. Анна Андреевна говорила, что вы на старости превратились в свою противоположность) сделать всё, чтобы обелить вас. Не расширяйте скандала: не звоните своей мироносице Эмме, не улещивайте Иру и Сашу.

На меня это не действует. И с этими трагическими стихами я не позволю шутить: это было бы предательством по отношению к Мандельштаму. Помните, что копии писем будут уничтожены только по возвращении рукописей.Надежда Мандельштам Я уезжаю в середине будущей недели.5

Конверт: «Москва Г-34, Кропоткинская, 17, кв. 70. Харджиеву Николаю Ивановичу». Почтовые штемпели: «Москва 18.11.67», «Москва 19.11.67». Печатается впервые.

1 Помета Н.Х.: «1970 (1967?)».

В тот же день Н.Я. отправила письмо и Н.Е. Штемпель.

2 См. примеч.3 нас.329.

3 См. примеч. 10 нас. 330.

4 См. примеч. 14 на с. 330.5 На первой странице письма имеется помета: «Омерзительная шантажистка. Н.Х.».

IV. Наташа (Переписка с Н.Е.Штемпель [28] )

1

Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель

20 февраля <1952 г.>, Ульяновск

20/II

Дорогая Наташа!

Что с вами? Ни слова, ни звука от вас. Что с вами?

Я живу в Ульяновске. Изредка попадаю на несколько дней в Москву, к больному брату. Все стареют вокруг меня, а я уже старая.

Очень много работаю. Очень устаю. И очень боюсь потерять вас из виду. Что вы? Где вы? Напишите.

Над. Мандельштам

Ульяновск. Пролетарская площ., № 21, комн. 75.

2

Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель <Весна 1952 г., Ульяновск>

Наташенька, теперь не писала я. Я чувствую, что я мрачная старая женщина, и что я напрасно жила, и что горя было чересчур много. Зимой я была в Москве и приехала еще грустнее. Плохо моему брату. Он очень слаб и болен. Плохо у них с деньгами. Видела я в Москве своих подруг. И они старые и печальные. Вот почему я не пишу.

Наташа, встретимся летом в Москве. Пора повидаться.

Я найду, где вам пожить, если вам негде. Я не могу приехать в Воронеж – не могу не быть с братом. Не молчите, Наташенька. Напишите мне.

Привет маме и брату1.

Я очень хотела бы зайти к вам и попить с вами чаю. Было бы так хорошо. Я даже способна переехать, чтобы жить с вами в одном городе.Над. Манд.

1 М.И. Левченко и В.Е. Штемпель.

3

Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель <Весна 1952 г., Ульяновск>

Наташенька, вы опять молчите, а [я] не хочу, не хочу вас терять. Попробуем встретиться нынче летом в Москве? Я буду там август и июль. Вернее, на даче в Верее. Но несколько дней проведу в Москве в июле и в августе. Если бы вы приехали или хоть позвонили по телефону (К 1-11-29), а? Я живу тихо и не защищаю диссертации, хотя она написана1. Боюсь. Лучше не надо.

Здесь есть милая женщина ваша воронежская – Левина, ученица Козо-Полянского. Я ей ничего не говорила, что у меня есть в Воронеже дружок. Но когда смотрю на нее, всегда вспоминаю про вас.

У меня сейчас маленькая комната с видом на Волгу. Я валяюсь в кровати и готовлю лекции.

Никого не вижу и ни с кем не разговариваю. Всего смущаюсь. Стала почти тихая. Совсем тихой, конечно, не способна стать. Наташа, как писать полдень?

Если день – то вместе2? Дурашка-Наташка – не пишет.

Как мама, брат?

Как Павел Леонидович?Кланяйтесь всем от меня.

1 В самом начале 1950-х гг. в Ульяновске Н.Я. написала свою первую диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук, которую предполагала защитить в МГУ. Тема диссертации: «Функции винительного падежа в англосаксонских поэтических памятниках». 2 Н.Я. намекает на шуточное стихотворение О.М., адресованное Н.Е. Штемпель (1936):

Наташа, как писать «балда»? —

Когда идут на бал, – то: «да»! —

А «в полдень?» – Если день —

то вместе,

А если ночь – то не скажу,

по чести…

4

Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель <9 октября 1952 г., Ульяновск>

9/10

Дорогая моя Наташенька!

Вы опять не писали целое лето, а на свое письмо я не получила ответа. Что у вас? Опять мы не увиделись. Если у вас сейчас отпуск, не приедете ли ко мне?

Я послала свою работу (языкознание) в Москву – но на успех не надеюсь. Кандидатом, конечно, хорошо было бы быть – масса денег.

У меня перемен нет. Сижу в Ульяновске, работаю, скучать некогда. Зимой в Москву не собираюсь. Здесь у меня только сослуживцы, даже приятелей нет. Очень одна. Так, может, и лучше.

Напишите мне, Наташа. Если я буду кандидатом, я перееду в Воронеж. Но я не буду.

Надя

Ульяновск. Пролетарская пл.,№ 21, комн. 75.

5

Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель 25 марта <1953 г., Ульяновск>

25

III

Наташенька милая!

Летом я вашего письма не получила – может, оно просто завалялось – я ведь была в больнице, а потом на даче. Жаль. Я очень беспокоилась, что вы не пишете.

Про Сергея Борисовича я долго не хотела вам писать1. Его гибель почти совпала со смертью вашего друга2. Он был убит в бою. Я видела его вдову. Впрочем, мне и без нее тогда же сообщили.

С ним было очень тяжело. Сначала он был очень тяжело ранен. Разнеслась весть, что он погиб. Но он выжил. И мне казалось, что он уже спасен. Но вторично он попал на фронт и погиб почти сразу, чуть ли не в первом бою. Тяжко думать о нем и сейчас.

Наташенька, я была бы очень рада жить поближе к вам. Хоть мы и не виделись больше десяти лет, но у меня не теряется чувство, что вы близкий и родной человек. Но как это сделать? Я, может, буду переезжать в этом году. В газете ни Унив [ерситет] Воронежа, ни Пединст[итут] не печатают, кто им нужен. Но специальность моя (филолог, англ[ийский] яз[ык], все курсы инфака по теоретическим] дисц[иплинам] читала, 8 лет стаж, сданы кандидатские, диссертация написана, уже 6 месяцев лежит без движения в МГУ) очень редкая. Зайдите в инст [итут] и спросите, нужна ли такая дамочка. Лучше мне переехать поближе к вам, чем, скажем, в Курск или Мичуринск.

Но надо это делать скорее. Если я решу переезжать, то это должно оформиться до 15 июня, когда мы подписываем нагрузки. Не откладывайте письма на год. Если бы вы тогда вовремя ответили, я уверена, что я бы устроилась в Воронеже и мы бы были рядом. Напишите мне подробнее о себе, о маме, о брате. Всем привет.Над. Мандельштам