Объединяя усилия
Шрифт:
Я, возможно, схожу с ума.
Не сводя глаз с Эйдена, я иду к кровати, преувеличенно покачивая бёдрами. Потом встаю на четвереньки, прямо там, на кровати в их школьной спальне, выгибаю спину и поднимаю свою задницу в воздух.
Я определённо схожу с ума.
Ной рычит, когда присоединяется ко мне, стоя на краю кровати рядом с моей головой и направляя свой член к моему рту. Знакомый вкус его тела вызывает жар в моём сердце, и когда я слышу звук рвущейся обёртки презерватива и чувствую Эйдена на кровати позади меня, я думаю, что могу просто кончить от предвкушения всего этого.
Но Эйден не просовывает
Ной ухмыляется, вырываясь из моего рта.
— Это чертовски смешно.
Я поворачиваю голову через плечо и вижу позади себя сверкающие звездно-полосатые ленты, похожие на сверкающий красно-бело-голубой хвост. Когда Эйден слегка задевает их, они преломляют свет, посылая красные, белые и синие мерцания через комнату.
— Я не могу поверить, что надела это.
— Это празднично, — говорит Эйден, но я быстро забываю о любом празднике, когда он толкает свой член к моему влажному входу. Я забываю всё о звёздно-блестящей анальной пробке, когда член Эйдена скользит в мою киску, и я обхватываю губами член Ноя.
Тогда в мире нет ничего другого, кроме почти ошеломляющего ощущения наполненности этими двумя мужчинами.
Я толкаю свои бёдра назад, встречая Эйдена удар за ударом, когда он трахает меня, толкая анальную пробку в мою задницу всё сильнее и сильнее, его движения становятся более сильными. Ной хватает меня за волосы с обеих сторон, засовывая свой член мне в рот в такт движениям Эйдена.
Единственное, на чём я могу сосредоточиться — волна за волной усиливающегося удовольствия, когда они подводят меня к краю всё больше и больше. Всё, что я могу чувствовать — это то, что они берут меня, заявляя права на каждую часть меня. Я теряюсь в них, абсолютно теряюсь, когда Ной бормочет мне, как сильно он любит мой сладкий маленький рот, а Эйден говорит мне, какая я тёплая и тесная, и как он не может дождаться, чтобы быть внутри моей задницы.
Именно мысль о том, что он войдёт в мою задницу, почти толкает меня через край. Вскоре я стону, звук приглушен членом Ноя. Он быстро предупреждает меня, прежде чем его член изливается и наполняет мой рот спермой. Я проглатываю всё до последней капли, когда Эйден стонет, входя в меня снова и снова, кончая. Его хватка на моих ягодицах становится крепче, когда он сильнее проникает, толкая анальную пробку внутрь меня до самой рукоятки и вызывая мой оргазм.
Я кончаю жёстко, интенсивность настолько ошеломляет, что я даже не понимаю, что анальная пробка играет музыку, пока не начинаю приходить в себя. Моя грудь вздымается, когда я пытаюсь отдышаться.
Ещё секунду я даже не понимаю, что это за музыка. Вот как далеко я зашла.
Когда я осознаю, что это, мои глаза расширяются.
Это президентский гимн.
Я оборачиваюсь и смотрю через плечо на Эйдена, который застенчиво улыбается мне, лихорадочно пытаясь нажать кнопку на пробке, чтобы выключить её.
— Я только что
кончила, когда играл президентский гимн?! Я не хочу, чтобы мне напоминали о моём отце, когда ты меня трахаешь!О, боже мой. Я просто в ужасе.
— О-о-о-ой. Чёрт. Я совершенно не хотел этого делать, — произносит Эйден. Сейчас он осматривает мою задницу с интенсивностью, обычно предназначенной для хирургов. — Я не… эта кнопка не работает.
Анальная пробка продолжает извергать синтезированную версию песни.
Ной смеётся, звук вырывается из глубины его груди, и если бы я не была так невероятно унижена тем фактом, что это та самая песня, я бы наслаждалась тёплым переливом его смеха.
— Президентский гимн, — рычит он, зажимая рот рукой. — Как, чёрт возьми, ты это нашёл?
Эйден, наконец, находит кнопку выключения.
— В секс-шопе.
— Прости, что я смеюсь, — говорит он, согнувшись пополам. — Я просто не могу остановиться. Это просто… чёрт возьми, почему ты вообще с нами?
— Я и сама начинаю задаваться этим вопросом, — шучу я, когда Эйден легонько шлёпает меня по заднице. — Наверное, это потому, что у вас большие члены.
— У меня больше, — говорит Эйден.
38
Грейс
Я отказалась присутствовать на праздновании четвёртого июля в Белом доме, и не пошла на свидание вслепую, назначенное моей матерью. Это первый раз, когда я осмеливаюсь бросить им хоть малейший вызов. Я знаю, что это жалко в двадцать шесть лет, но я всегда была добросовестной и послушной дочерью, делая всё возможное, чтобы поддержать блестящую карьеру моего отца.
Отец позвонил, чтобы прочитать мне лекцию о верности семье — и моей стране.
— Не прийти на празднование четвёртого июля было для нас пощёчиной — для меня лично. Как может страна быть единой, если мы не едины? Ты же знаешь, что мне ещё многое предстоит сделать, то, что поможет людям. Вот почему мне нужно, чтобы ты поддерживала на все сто процентов.
— На все сто процентов, — эхом отозвалась я. Интересно, всегда ли мой отец казался таким самодовольным, и всегда ли его стремление к власти было таким очевидным? Неужели я просто скучала по этому все эти годы?
Но я не стала ему перечить. Я не сказала ему того, что хотела, что не всегда могу поставить его предвыборную кампанию — его президентство — на первое место. Что я хочу жить своей собственной жизнью.
Вместо этого я играла роль послушной дочери.
Дочери, которая слишком боится раскачать лодку и противостоять своим родителям.
Мать позвонила мне и сказала, что ей нужно, чтобы я была предана этой кампании. Однако вместо того, чтобы попытаться заставить меня подчиниться, она пошла прямо ва-банк.
— Мы позаботимся о том, чтобы Совет директоров проголосовал за твоё отстранение с должности в нашем фонде.
Их фонд. Вот как она это называла, и я впервые поняла, что она права. Это фонд моей семьи, а не мой. Я могла бы пролить кровь, пот и слёзы, но фонд принадлежит им. Насколько это печально? Я убедила себя, что взрослая, делаю что-то важное, но я до сих пор просто ребёнок, слепо подчиняющийся приказам.