Оберон - 24 Часть третья.

Я тоже ждал появления Катиного друга с нетерпением, потому что она не хотела кормить Сашеньку, приходилось заказывать на кухне для неё молочную смесь.

Сегодня с утра друг был с Катей, и я понёс к ней малышку, покормить.

Зайдя к ней в спальню, увидел, что они лежат на кровати, совсем голые, но так они лежали часто, я привык.

– Чего тебе? – недовольно спросила Катя.

– Сашенька кушать просит.

– А, да, давай, а то грудь уже болит.

– Грудь болит? – спросил её друг, помахивая хвостом, - Что надо сделать, чтобы не болела?

– Надо, чтобы малышка высосала оттуда молочко.

– А я на что? – и Катин хвостатый друг приник к Катиной груди. Другую грудь он мял рукой, а я с жалостью смотрел, как молочко тонкими струйками брызжет из груди и бесполезной лужицей растекается по простыне. А у Катиного друга начал расти второй хвост! Спереди.

Катя стонала от удовольствия, потом, увидев меня, сказала:

– Что стоишь? Иди, покорми ребёнка на кухне, видишь, мы заняты? Разоралась тут…, и я вышел.

Услышав мой рассказ, Катя замерла, как каменная.

– Этого не может быть, - прошептала Катя, - это же я! Может, это просто кошмар? После травмы? – с надеждой спросила она меня, вглядываясь в моё зарёванное лицо.

Я отрицательно покачал головой: - Я будто сам там был, не только видел, ещё и помнил, что было до этого. Это Тоник связывается со мной, - снова всхлипнул я, крепче прижимаясь к Кате, которую сейчас принимал за настоящую маму, которая может развести руками любую беду.

– Тошечка, давай, ляжем спать? Я рядом буду, с тобой. Ладно? Подожди, подушку принесу.

– В шкафу возьми, - всхлипнул я. Катя положила подушку рядом с моей, уложила меня, и легла сама, обняв меня, снова стала напевать какую-то незнакомую колыбельную.

– Что это за песенка? – спросил я тихо.

– Интернатская. Мы напевали её, мечтая о приёмной семье, - дрогнувшим голосом сказала Катя, и замолчала, снова закаменев.

– Катя, - прошептал я, - как же так? Мы так мечтали о семье, о счастье…

– Не знаю, Тошечка, не знаю, милый, успокойся.

– Это ты успокойся, Катя. Мама…

– Кто это был? Дэн? – вспомнила Катя.

– Нет, Уран. Я думал, ты его убила.

– Не убила. Вижу, напрасно. Думала, Дэн отомстит за меня, упустили, наверно. Спи, мой хороший, бедный мой, несчастный Тошка, - Катя поцеловала мои мокрые глаза, и я потихоньку уснул, пригревшись в Катиных объятиях.

Когда я утром проснулся, Кати рядом уже не было. Вспомнив ночной кошмар, подумал, что это и не кошмар вовсе. Утром всё показалось проще. Всё равно я не смогу с ними теперь быть, лишь бы с девочкой ничего не случилось. Впрочем, там Тоник, он любит её, это ведь теперь его биологическая дочь, я к ней уже никакого отношения не имею. Разве что, в памяти осталась, как держал её на руках, как купал, пеленал. Или любился с Катей, которая сейчас, наверно, на кухне, пьёт кофе, подаренное хорошим человеком Олегом Петровичем.

Я встал и побежал на кухню.

– Катя! – обрадовался я, увидев её за столом, подбежал, прижался.

– Ну что? – невесело спросила Катя, - Легче стало?

– Да, Катя, ты со мной, и мне хорошо.

– Уже не мама?
– усмехнулась Катя.

– Ты мне заменяешь всех, - честно признался я, - и Катю, и сестру, и маму.

– А дочку?

– У Сашеньки есть отец, маленький Тоник. Я смотрел на Сашеньку глазами Тоника, он её так любит! Ты знаешь, Тоник теперь биологический отец Сашеньки!

– Как всё у тебя просто! – возмутилась Катя, - Я тут сижу, переживаю за него, а он уже разложил всё по полочкам!

– Катя, мы можем туда сейчас пройти? Пошли, убьём подлого Урана, вылечим Катю, заберём всех домой! Пошли скорее! – я потянул Катю за руку.

– Ты знаешь, как? – удивилась Катя, вставая.

– Знаю. Надо попасть на Станцию, оттуда на «Мальчике», к Сахам! Это ведь просто! Сколько раз мы так делали!

– Веди, - я замолчал, запустив пятерню в нечёсаные волосы.

– Куда вести?

– На Станцию.

– А как? Я не знаю дороги. Может, сначала домой, там поискать…

– Тошка, мы сможем без скафандров там дышать?

– Я смогу. А где наши скафандры?

– Ваши с Катей у вас дома. «Мальчик» ждёт вас возле дверей.

– Значит, безвыходное положение?

– Пока ты не придумаешь что-нибудь.

– Тогда что же, не будем биться головой об стенку, - вздохнул я, - пойду, умоюсь.

– Тоша, - сказала мне Катя, когда я вышел из ванной, - я пойду на работу, ты уже выздоровел, не скучай! – мне сразу стало грустно, я отвернулся, стоял, теребя короткие штанины своих шортиков.

– Ну что ты, малыш? Приду вечером, обещаю, а то тебе такие страшные сны стали сниться, что даже мне не по себе. Иди сюда, поцелую.

Катя поцеловала меня в щёчку и ушла. Мне взгрустнулось, но, подумав, что теперь никто не запретит мне пойти гулять, хоть на целый день, сел завтракать.

Потом, перетряхнув запасы, почесал затылок: опять надо идти в магазин. Проверил финансы. То, что лежало под подушкой, осталось, а вот из шорт, в которых я был во время избиения, деньги пропали.

Интересно, они меня, бездыханного, ещё и ограбили?! Вообще ничего человеческого нет у этих отморозков. Плевать мне на деньги, надо будет, Катя ещё достанет, но сам факт!

Ещё и отопрутся, всё свалив на моих друзей. Лучше не поднимать вопрос.

Нашёл шорты с замочками на карманах, туда сунул немного денег.

Я уже ориентировался в здешних номиналах и ценах. Вроде наш Мир, но есть много отличий. Деньги совсем незнакомые, номинал ближе к нашему, Советскому, но на купюрах лица царей и президентов, раскрашены деньги цветами Российского флага.

Уровень жизни тоже близок к Советскому, машин немного, незнакомых мне марок, но вполне приятного вида. Рассмотреть получше их нам не позволяли владельцы, отгоняя любопытный мелкий народ от своих железных коней.

А вот супермаркет похож на те магазины, откуда я взялся, да и универмаг, где меня одевали девочки, тоже. Дома очень похожи на те, что стояли в моём городе.

Жизнь мальчишек и девчонок также походила на нашу. С той лишь разницей, что, как бы взрослые ни старались вынудить нас пить пиво, курить или играть в карты, выгоняя нас отовсюду, где можно побегать, мы изворачивались, находя всё новые темы и места для подвижных игр. Если не пускали на футбольную площадку, бегали по гаражам, или играли там, в прятки, если выгоняли оттуда, в роще воевали на деревянных мечах.