Оберон - 24. Часть вторая.

В аптечке были инъекции и мази для быстрой регенерации, кровоостанавливающее, препарат для ускоренного сращивания костей, заживление без шрамов, восстанавливающее потерю крови, даже восстановление утраченных органов! Конечно же, я представил утрату и выращивание своего любимого органа.

Спросил Катю. Та прыснула, но сказала, что всё может быть, но лучше не рисковать.

Въехали в зал уже слегка повеселевшими.

Как ни странно, дверь открылась туда, куда мы хотели. Здесь по-прежнему была зима. Или мы отсутствовали недолго, или прошёл год, а то и больше.

Осмотрелись, увидели свои свежие зарубки, поняли, что времени прошло немного. Тогда спокойно пошли по своей, уже знакомой, тропке.

При подходе к дозорной тропе нас остановили, потому что мы не скрывались, шли прогулочным шагом. Если бы захотели, прошли незаметно, как они сами нас учили.

– Стойте! – послышался негромкий окрик, и увидели Ладислава. Он расплылся в такой широкой улыбке, что я заподозрил и его в связи с моей женой.

Жаль, что я не чувствую нужных людей! Я бы их проредил. Да, кстати, где моя сабля?!

В тот раз так спешил, что забыл её в нашей светёлке? Пусть там полежит, подумал я, а то ещё придёт идея отрезать кому-нибудь уши.

Улыбающийся Ладислав проводил нас до ворот, и вернулся. Дежурный дружинник хмуро взглянул на нас, сказал, что вызовет Микулу сюда. Ему, дескать, не было приказа пропускать нас.

Я облегчённо вздохнул:

– Катя, пошли отсюда, нам здесь не рады, найдём другой Мир! – я сделал движение, что разворачиваюсь, взяв Катю за руку. Катя поняла меня, подыграв:

– Да, Тоник, пошли отсюда, - мы шагнули назад.

– Эй, стойте! – заволновался стражник, - сейчас вызову Микулу!

– Не нужен нам Микула! – уже откровенно, с облегчением, улыбнулся я. Катя с подозрением посмотрела на меня: - Ты серьёзно?

– Более, чем! – Катя заволновалась, упираясь:

– Тоник, мне надо!

– Нас хотят унизить!

– Я, наверное, заслужила, кто-то распустил слухи.

– Кроме твоего любимого Вольхи некому. Кстати, они все кричали тебе, чтобы ты возвращалась, что теперь произошло?

– Что звал? – услышали мы знакомый голос, и обернулись.

– Да вот, бояричи вернулись, я их задержал, ты же велел сразу тебя вызывать, а они уходят! Обиделись, наверно.

– Дубина! Я сказал тебе, меня вызывать, а не держать их на пороге! Придётся тебе ещё постоять на воротах! Лада, Ратибор! – Микула сам подбежал к нам, забыв приличия.

– Спасибо, что вернулись! Сегодня отдохнёте, а завтра с утра отправитесь в дорогу! Заходите, гости дорогие, банька уже ждёт вас, я все глаза проглядел, высматривая вас! Не сердитесь на этого дуболома!

Ошеломлённые, мы пошли вслед за Микулой.

– Как там Вольха? – спросила Катя. Микула махнул рукой:

– Лежит, сильно порвали его волки.

– Нам надо к нему, - я поморщился, хотел было уйти, но подумал, что лучше буду рядом, при мне они будут сдержаннее.

– Тоник, тебе надо успокоиться, - сказала Катя, увидев мою реакцию, - я тебе вколю чего-нибудь…

Я скривил презрительную гримасу, и Катя отвернулась.

Вольха лежал на лавке, в лечебнице, выглядел неважно, у него был жар, возможно, заражение. Всё-таки волчьи зубы далеко не стерильные.

– Разденьте его! – приказала Катя знахаркам. Заставила снять бинты, представлявшие собой ленты серой холстины. Раны были нехорошего цвета и отвратительного запаха.

– Хорошо, что ты напомнил об аптечке, - сказала мне Катя, снимая рюкзак, и вынимая чемоданчик с красным крестом. Катя намазала раны, регенерирующей мазью, что-то вколола, потом забинтовала раны белыми бинтами. Я стоял рядом, не делая попытки чем-то помочь своему бывшему лучшему другу.

Вольхе стало лучше, он открыл глаза, увидел Катю и улыбнулся:

– Лада! Вернулась ко мне, милая моя!

Мне стало противно, и я вышел из лазарета на чистый морозный воздух. Следом вышел Микула:

– Постой, Ратибор! Нельзя же так!

– А как можно?! Ославить мою жену на всю заставу! Сейчас, поди, все зубы скалят, или в очередь к ней выстраиваются! – скрипнул я зубами.

– Зачем так плохо о людях думаешь? – покачал головой Микула, - Люди сочувствуют и тебе, и Вольхе, Ладу жалеют, любят её все, но не так, как ты думаешь. В том, что произошло, ты сам виноват. Много воли своей суженой дал.

– Да, - вздохнул я, - надо было намотать косу на кулак, и всыпать розог по заднему месту, только я не самодур, женщина, она тоже человек.

– Где ты только таких слов набрался! – покачал головой Микула, - Впрочем, твоё дело, значит, поделом тебе.

«Может, и поделом», - подумал я, ожидая Катю. Что она там? Успокаивает своего… Целуется?

Катя вышла, взяла меня за руку, и повела в сторону бани.

– Там стол накрыт, Лада! – крикнул вслед Микула, - Я сказал, никому пока не входить!

Встречные дружинники кланялись нам, с улыбкой, а мне хотелось забить их улыбки в глотки, или вызвать на дуэль.

Когда остались одни, Катя сказала:

– Хорошо, что завтра уезжаем, не жить нам здесь, в каждом парне ты видишь врага.

– Так оно и есть. Они не видят меня, когда ты рядом, каждый хочет тебя!

Катя вздохнула:

– Я поняла. У меня есть сабля.

– Ну и что? – не понял я.

– Можно сделать обряд и саблей, мне казалось, что ты что-то понял, теперь вижу, что ты лучше убьёшь меня, чем кому-то отдашь. Так что…

От её слов у меня побежал мороз по коже.

– А если хочешь, вернёмся, я ничего не буду делать. Посмотришь, что со мной произойдёт, и сам, из милости, зарежешь.

– Катя… - Катя спокойно стала раздеваться. Я тоже стал вылезать из скафандра, понимая, что опять повёл себя, как ревнивый мальчишка. Ну что Катя сделала плохого? Вылечила больного парня, который, кстати, пострадал из-за меня, успокоила его, может быть сказала, что любит только своего мужа.

– Кать, что ты ему сказала? – спросил я, входя в мыльное отделение, после того, как старательно упаковал свой скафандр.