Оберон - 24

– Тоска по родителям, наверно, заложена генетически, - предположил я, - Ладно, хватит о грустном, давай собираться.

Оказывается, чтобы зайти в вездеход в скафандрах, надо обойти станцию снаружи.

– Подожди, Катя, - остановил я её, - допустим, мы попадём в другой мир, и снимем скафандры. Как мы их наденем обратно? – Катя почесала затылок и вернулась к компьютеру на камбузе.

– Смотри! – воскликнула она, - можно взять банки с густой мазью, натереться ею… Тоник, надо помогать друг другу…

– Ты меня стесняешься? – спросил я с улыбкой.

– Ну… как бы… да.

– Глупости, Катя, если надо, можно отбросить ложный стыд!

– Думаешь, ложный? – засомневалась Катя.

– Ну, если ты не знаешь, как устроены мальчики, тогда это проблема, - задумчиво сказал я.

– Да знаю я! – махнула рукой Катя, и, отвечая на мой заинтересованно-удивлённый взгляд, сказала, покраснев: - Всё-таки у нас смешанный экипаж, трудно скрыть особенности организма, да и компьютер есть. Конечно, многое заблокировано, но, если задать правильные вопросы, можно кое-что узнать.

– Тогда не вижу проблемы, Катя, тем более, мы сейчас, как брат и сестра.

– Не хочу я быть твоей сестрой! – надулась Катя.

– Поговорим об этом позже, давай, заказывай это средство, и посмотри, может, есть ещё компактное средство для питания второй кожи.

Такое средство тоже было. Мягкий складной контейнер и баллоны с питательной жидкостью.

Всё это мы нашли в разделе «Дальняя разведка».

Замечательно! Можно спокойно ехать, а то, лишившись скафандров, мы застрянем в незнакомом месте навсегда. Моё настроение немного поднялось, я даже стал напевать какую-то песенку, пока Катя не попросила меня заткнуться. Я удивился: ведь наши вкусы должны совпадать!

– Извини, Тоник, но твой голос не так хорош, чтобы его можно долго выносить! – категорически заявила мне девочка.

Мы вышли из тамбура, и по проложенной дорожке пошли в обход станции.

Надо сказать, я ещё ни разу не обходил станцию, и удивился её немалым размерам. По-нашему, по Земному, размеры были просто гигантскими. И это детская станция!

Впрочем, чему удивляться? На таком удалении от населённых пунктов станция должна обеспечивать экипаж всем необходимым очень длительное время. Катя рассказывала, что аналогичные станции стоят и на заражённых радиацией землях, и в вакууме. Заражены радиацией и химией планеты оказывались после ядерной войны. На этих планетах обычно победителей не было.

Ребята находили последних людей, разложившихся, или мумифицированных, в атомоубежищах.

Люди несколько отличались от землян, но только в деталях, эволюцией изменивших некоторые органы для лучших условий проживания в данных условиях. Однако это были гуманоиды, и набор хромосом совпадал с нашим!

В принципе, мы могли дать общее потомство. Но сохранившиеся клетки были настолько поражены радиацией, или химией, что никто не решился восстановить даже одну особь, для изучения.

Впрочем, не знаю, вполне могли быть секретные лаборатории. В этом мире ничего невозможного нет, пресловутый доктор Менгеле удавился бы от зависти, узнав возможности нынешних естествоиспытателей.

Вот такие странные мысли посетили меня, пока мы обходили недетские сооружения детской станции.

Подойдя к ангару с вездеходом, Катя набрала код на «виртуале», и большие створки входа-выхода из эллинга раздвинулись. Вместо брони мерцала радугой силовая плёнка, не дававшая воздуху внутри и снаружи перемешаться. Мы прошли свободно.

Вход в «Мальчика» в скафандрах был оборудован с кормы, не там, где мы входили в первый раз.

В кормовой части был сделан крохотный шлюз, не больше лифтовой кабинки на четверых, а то и меньше. Здесь мы были продезинфицированы, и пропущены дальше.

Войдя в кабину, мы распустили шлемы, лёгшие нам на плечи в виде больших прозрачных воротников, так же откинули назад подшлемники, ставшие подобием капюшонов.

Я опять сел на место водителя, Катя – рядом.

– Выезжаем! – отдала команду штурман. Да, теперь я подчиняюсь штурману, водитель – просто водитель. Я завёл двигатели, и осторожно вывел «Мальчика» из ангара, сквозь силовую плёнку.

Остановился, подождал, когда Катя закроет броневые створки и «наложит заклятие» на вход.

Затем мой штурман запустил двух дронов в полёт.

– Поедем потихоньку, товарищ штурман? – спросил я, заглядывая девочке в глаза.

Катя не могла противиться такому умоляющему взгляду, и разрешила движение.

– Только медленно, и осторожно. В дюнах могут быть самые невероятные опасности, - предупредила она, - Мы осматривали местность в первые дни, дюны с одной стороны пологие, с другой могут круто обрываться. При том, они постоянно перемещаются, так что карты не может быть по определению.

– Это понятно, - промолвил я, осторожно объезжая холм по боковому склону.

Дюны представляли собой самые невероятные нагромождения песка, камешков и камней.

Ветер постоянно дул разной силы и направлений, и дюны курились, как будто лёгким дымом, потихоньку меняя форму. Эти дюны можно было назвать барханами, если бы не кустики саксаула, которые существенно замедляли их продвижение. Ящерки прыскали из-под гусениц вездехода.

Сначала Катя молчала, потом вскрикнула, показывая рукой вперёд.

– Что там? – испугался я.

– Дюны… они не серые!

– Понятно, не серые, я всегда об этом говорил, а вы не верили!

– Тоник, а что там было? Почему ты видел эту красоту, а мы – нет?!

– Потому что я появился на станции самый последний. Для вас успели поставить заслон, а для меня было некому это было сделать.

– Какой ты счастливый, Тоник! – прошептала Катя, - Видел такую красоту!

– На закате, Катя, вообще волшебно! – Катя завистливо вздохнула, провожая взглядом разноцветных ящериц.

Вернулись дроны, Катя обработала данные и занесла в бортовой компьютер. «Мальчик» тут же резво двинулся вперёд. Кабина была подвешена таким образом, что всегда находилась в горизонтальном положении, не трясло, не болтало из стороны в сторону. Дюны быстро проплывали мимо нас. Город впереди блистал чистыми алмазными гранями. Солнце преломлялось на рёбрах фигур, сияя чистыми красками неизвестных цветов. Конечно, закат был намного чудесней, но и это зрелище захватывало, особенно Катю, которая впервые это увидела.