Обещал жениться
Шрифт:
– Мне телевизор!
– А мне холодильник!
Потом ушли. Добрая соседка, которая помогала ей уже много лет, объяснила:
– Это – ваши внучки. Первые!
Да, девочки выросли, но доброму их учить, видно, было некому. Анисья оправилась после болезни, окрепла. Я бывала у неё, мы перебирали в памяти всех – живых и мёртвых, но когда я заговаривала о Вере, та ничего не хотела слышать о ней. Прожила Анисья больше девяноста лет, написав завещание в пользу сына соседки, который не оставлял без помощи ни её, ни свою мать.
Вера жива. Как её мать когда-то, она отказывалась от своих детей. Но после
Бог услышал
«Бог накажет, никто не укажет»
В былые времена со мной на заводе, в отделе снабжения, работал Виктор Синельников. Мужичишка не бог весть какой наружности, невысокий, с корявым лицом и бо-ольшой поклонник спиртного. Трезвым он, кажется, вообще не бывал. Тем не менее – отец большой семьи! Семь детей – большая редкость и тридцать лет назад, и в наше время. Из-за этого его и не выгоняли с работы, жалели. Но деньги выдавали только жене, которая работала также на заводе, в цехе. Вся забота о детях тоже лежала на её плечах.
Существование главы семьи было номинально, тем более, что он предпочитал служить родному заводу на дальних подступах, будучи в командировках. Коротким он предпочитал длительные – там тебе и свобода, там тебе и командировочные!
Дома он откровенно скучал – там вечный рёв и склоки. А попрёки жены и необходимость соблюдать дисциплину на заводе переносил тяжело – чего стоит хотя бы являться на работу ежедневно к восьми часам! Как-то не выдержал, загулял, и пропал на несколько дней – ни на работе, ни дома его не было.
Со стороны семьи были предприняты героические усилия, которые увенчались успехом. Отец и муж был найден своей половиной на другом конце города, в притоне. Пьяные мужики и бабы, некоторые без признаков сознания, валялись вповалку на полу здесь и там.
– Чтоб вы сгорели! – бросила жена Виктора в сердцах, уволакивая вместе со старшим сыном своего легкомысленного сожителя в пограничном состоянии сознания. На следующий день, утром, Виктор разбудил жену, весь зелёный:
– Ты что наделала?
– А что я наделала? – испугалась и жена.
– Мне сейчас позвонили, сказали твоя баб виновата! Они же этой ночью все сгорели!..
Поздняя любовь
«Любовь не картошка, не выбросишь в окошко»
Некие мужчина и женщина уже в зрелом возрасте полюбили друг друга такой любовью, которую, казалось, ждёшь всю жизнь. Они бросили свои семьи и соединили судьбы. Бывший муж женщины – Николай, к Зинаиде приходил не один раз:
– Вернись, я всё прощу! Ведь прожили мы сорок лет!
Потом заболел от горя и умер. Даже родные дети от Зинаиды отвернулись.
С новым мужем Владимиром у неё началась другая
жизнь. Глаза её сияли, она помолодела на тридцать лет. Поскольку его жена уехала в Россию, а дети жили отдельно, поселилась у него. Он обещал развестись, жениться. Она сняла все колечки и цепочки, сдала в ломбард, взяла кредит, и купила Володе машину. Как говорится, для любимого дружка и серёжку из ушка! Но отзвонили праздничные колокола, и веселье пошло на убыль. Заскучал что-то Владимир, или вести какие получил? Внезапно приезжает его бывшая жена, и говорит:– Хватит тебе дурака валять! Поехали! Я уже квартиру получила!
Сели они в его новую машину, и уехали. Тут приходят дети Владимира:
– Ты кто такая? Выметайся! – и выгнали Зину из дома.
Жить ей негде, все осуждают: на старости лет вскружила бабе голову любовь! Кака така любовь? Бывало, ночевала и на вокзале. Наконец одни знакомые сжалились, и разрешили ей поселиться в своём нежилом домике на краю Рабочего посёлка. Холодно, голодно, одиноко! Ляжет спать – по ней крысы бегают. Ослепла. Постарела. Дочь сжалилась и всё же забрала мать к себе, где она вскоре и умерла.
А ведь ей ещё и шестидесяти лет не было!
Яблоки для любимого
«Родительское сердце – в детях,
Детское – в камне!»
Я пришла по объявлению – посмотреть на дом. Надоело жить в каменных джунглях! Хороший дом у телевышки над оврагом мне понравился.
Понравился садик и ухоженный огород, который плавно переходил в естественные заросли оврага. Тропинка уходила вниз и звала за собой. Осень. С деревьев слетали последние листья, а живописные грозди рябин оттягивали ветви. И хозяйка понравилась – приятная пожилая женщина, умудрённая жизнью, которой перевалило за семьдесят.
Анна Семёновна – так звали хозяйку, – позвала в дом, но не хотелось уходить из садика. Мы присели на скамейку под яблоней, и я попросила её рассказать о себе. Оказалось, что с мужем она прожили большую жизнь, вырастили детей, но что такое любовь – не знала. Думала, так болтают!
Дети выросли и уехали в Россию, муж умер. Одиночество – горькая штука, особенно на старости лет.
Рядом состарился сосед Михаил. Жена его умерла, и он жил бобылём.
Приехали его дети, продали дом, а старика-отца оформили в Дом престарелых. Сильно не хотелось ему туда – не мог он сидеть без дела на крыльце и стучать клюкой (я там однажды была, видела!). Руки просили работы. И пригласила Анна Семёновна Михаила к себе: дом большой, места много, да и хозяин нужен! За домом, и за огородом надо присматривать!
Прожили вместе четыре года. Радовались, что не одиноки, есть о ком позаботиться, кому поухаживать друг за другом, пожаловаться на болезни, понимали друг друга с полуслова!
– С первым-то мы не так жили, – вспоминала Анна Семёновна, – сорок лет прошло, а мы – словно чужие! Я думала, и все так живут. А тут!.. Да что там говорить – мы друг на друга нарадоваться не могли! И вдруг приезжают его дети, сгребают старика в охапку – даже вещей не взяли. Посадили в машину и увезли! Им надо было квартиру получать. Забрали отца, чтобы больше площадь дали!