Обещанная демону

***

Эрвину, Тринадцатому, были чужды человеческие чувства. Симпатия, привязанность так точно. Но влечение к девушке – иррациональное, необъяснимое, – заставляло его совершать такие поступки, понять которых он сам не мог.

Обнимая ее тонкую талию, кружа девушку в танце, он удивлялся тому, что спас ее от гусениц и одновременно лишил себя ее крови и силы.

«Это ведь было так легко – получить ее, – думал он, разглядывая склоненное личико смущенной девушки и чувствуя необъяснимое волнение в своей душе. – Подчинить своей воле, сделать своей рабыней. Измучить, истерзать кошмарами. Превратить в покорную слугу, беспрекословно исполняющую мою волю… так отчего нет? Что мешает мне сейчас вспороть когтями ее хрупкую плоть и обрести силу?..»

Ответ был очевиден – ничего не мешает. Никто не защити бедняжку. Не сможет. Не успеет. И все же… Эрвин чувствовал тепло ее тела сквозь ткань платья, слышал учащенный от волнения стук ее сердца. Он склонялся к ней, вдыхая аромат ее кожи, такой сладкий и манящий, и… нет, не мог. Не мог выпустить из души зверя, который растерзал бы девушку.

Темная сущность его была словно чудовищный пес, посаженный на цепь. Она рвалась, она жаждала крови, но что-то останавливало ее в самый последний миг.

«Неужто Помеченная?» – гадал Эрвин, разозленный непонятным волшебством, которое не позволяло ему причинить девушке ни малейшего вреда.

Волшебство сандаловой палочки вместе с бабочками наполнило зал благоуханием восточных духов. Гости от этого сделались расслабленными и умиротворенными, танцы их – неспешными и плавными. Элиза, вальсируя с Эрвином, сама не поняла, как очутилась за пределами зала, сначала на террасе, а затем и в саду, среди розовых кустов. Бабочки, разлетевшиеся по саду из раскрытых окон и дверей, таинственными огоньками порхали над цветами, и восхищенной Элизе казалось, что она попала в сказку.

– Вы подарили мне сказку, – прошептала она, оглядывая сад в праздничных огнях. – Спасибо. Но нам не стоило покидать гостей. Могут сказать… могут подумать… люди могут подумать о нас нехорошее. Вы ведь женаты, граф? Что, если пойдут слухи? Они вам совсем ни к чему.

– Нет, – холодно и жестко произнес Эрвин. – Не женат. С чего вы взяли?

Элиза смутилась. Она сама не знала, чего в ее вопросе было больше, желания оттолкнуть его или разузнать, есть ли та, которую он обнимает на законных основаниях. Его ответ принес странное облегчение ей, и Элиза вздохнула слишком уж откровенно.

– Вы слишком красивы, чтобы быть одиноким, – промямлила она, едва соображая, что говорит.

Эрвин молчал, все так же крепко сжимая талию девушки, хоть музыка была уже далеко и почти не слышна. Он потянулся было к ее губам, но его жадные объятья напугали ее, и Эрвин, словно почувствовав это, тотчас разжал руки, отпуская на волю самого прекрасного мотылька этой ночи – Элизу.

– Вы боитесь меня? – прямо спросил он, все так же пристально глядя на отступающую от него девушку.

– Да, – испуганно призналась она.

– Но ведь я не причинил вам никакого вреда. Отчего вы отталкиваете меня?!Чем я плох?

– Не причинили, но…

Элиза смолкла и покраснела.

– Но?

Элиза набралась храбрости, стиснула руки.

– Я выхожу замуж, – твердо произнесла она, насмелившись, наконец, ответить на взгляд Эрвина. – За Артура Эйбрамсона. Вы же знаете. Он славный и милый молодой человек, он любит меня… полюбил, как только увидел… и он не заслуживает того, чтобы его невеста вела себя неподобающе, когда все уже решено… Недопустимо отвечать на ваши поцелуи. И вам не стоит вести себя так со мной. Даже если я вам напоминаю цветок, который вы можете сорвать просто так, проходя мимо, потому что привыкли - нет, нельзя.

Эрвин ничего не ответил, только усмехнулся, глядя опасными синими глазами исподлобья на Элизу, с трудом находящую слова для объяснения.

– Для мужчины, – неожиданно ревниво и раздраженно произнес Эрвин, – недостаточно быть славным и милым! Славным может быть песик, привыкший спать на мягких подушках, но не мужчина!

– Это неважно! – выкрикнула Элиза с мукой в голосе. – Не важно! Артур вам проигрывает, конечно! Он не так харизматичен и не так притягателен, в нем нет той силы, что чувствуется в вас, и нет нахальства, которое заставляет меня вам покоряться и оставаться рядом, вместо того, чтобы бежать со всех ног прочь, но я дала слово…

– Ох, как много комплиментов! – усмехнулся Эрвин, приближаясь к Элизе. На его плечах мелкими каплями блеснули драгоценности, нашитые на его дорожную одежду. – Вас послушать, так вы мною заинтересованы. И, однако, даете мне от ворот поворот?

– Да! – бесстрашно и пылко выдохнула Элиза. – Да! Заинтересована! Еще бы! Никто и никогда не осмелился бы вести себя так, как вы ведете себя со мною. Это пугает меня, и влечет к вам, но… Я для вас всего лишь игрушка, вы привыкли вести себя дерзко и бессовестно, но я не позволю!..

Она сама не поняла, как призналась не только Эрвину, но и себе в том, что странный незнакомец нравится ей. Нет, даже не так. Не просто нравится – что она испытывает к нему больше, чем влечение. Что-то необъяснимое, магическое. И он – тоже. Элиза видела в его глазах эгоистичное желание поиграть с нею, так же как с прочими. Подразнить, вскружить голову и оставить с разбитым сердцем. Эрвин наверняка делал это бесчисленное количество раз. Но за этими жестокими желаниями было видно еще кое-что – ревность. Неподдельная, жгучая, необъяснимая и иррациональная. Она мучила его, и заставляла наслаждаться ожившим в сердце чувством. И чувство это было столь сильно, что Эрвин не мог его скрыть.

«Что происходит?
– в панике думала Элиза.
– Что происходит с нами?!»

– Не бойтесь за свою добродетель, - зло и насмешливо произнес Эрвин.
– Я не беру женщин силой. Я и пальцем не касаюсь тех, что не хотят меня… А вы, кажется, решительно настроены до свадьбы сохранить верность этому павлину?

Эрвин вдруг оказался близко-близко, так, что Элиза в который раз почуяла его свежий холодный аромат и жар его дыхания на своей щеке.

– Что же, - прошептал Эрвин так страстно, будто сию минуту готов был накинуться на девушку и овладеть ею. Видно было, что он держит себя в руках с трудом.
– Пожалуй, я сделаю вам последний подарок и удалюсь… не стану вас смущать. И вы спокойно вернетесь к своим гостям.

– Подарок, - пробормотала перепуганная Элиза. Она почти лежала на руках у Эрвина, и он склонялся над нею так жадно.
– Какой же еще?..

– Я сыграю для вас, - прошептал Эрвин.
– Я давно ни для кого не играл. Желания не было; а сейчас мне хочется это сделать… сам не знаю, почему.

В темноте беседки Элиза почти не видела его. Пылающие в ночи бабочки улетели, забрались в цветы, чтобы скоротать ночь, и стало совсем темно. В ночном скудном свете были видны лишь поблескивающие драгоценности и вспыхивающие синим огнем глаза Эрвина. Элиза устроилась на мягких подушках, подальше от своего странного поклонника, явившегося так некстати, и отвернулась, чтобы не видеть его и лишний раз не тревожить сердце.