Обещанная колдуну

Никто не удерживал нас, но Топор и командир Фолли двинулись следом, и я поняла, что они настроены продолжить разговор с Тёрном. Хотя о чем здесь разговаривать — почти никакой информации добыть не удалось, пустая трата времени.

И вот в тот момент, когда мы подошли к ступеням лестницы, мы едва не столкнулись в узком проеме с мужчиной, который торопливо спускался сверху. Я отступила и только тогда разглядела знакомое, родное лицо. Папочка…

Он тоже увидел меня. Первым порывом отца было обнять, он даже поднял руки, но взгляд его взметнулся к Тёрну, и руки повисли. По его лицу прошла судорога, как от боли. Он знал, знал, что ко мне нельзя прикасаться, нельзя называть дочерью. Но ему было тяжело, так же как и мне.

— Леди… Агата, — запинаясь, проговорил он.

Мой отец. Мой родной отец.

Я должна была присесть в полупоклоне. Или нет. Я ведь теперь не благородная дама. Я могла бы только кивнуть или просто улыбнуться. Но это было так невыносимо, так несправедливо…

— Папа… — прошептала я, а потом…

Кинулась к нему на шею, прижалась, расцеловала в обе щеки, и он тоже обнял крепко-крепко.

— Доченька моя…

И длилось это всего-то лишь секундочку. Потому что уже в следующий миг сильные и уверенные руки жестоко вырвали меня из объятий папы. Тёрн держал крепко, не позволяя вывернуться, хотя я очень старалась, дергалась и пиналась.

— Нельзя, — твердо сказал он.

— Ненавижу! — крикнула я.

Он не ожидал, наверное. Я уже давно не говорила ему ничего подобного. На самом деле ненависти больше не было, просто в голове помутилось от переживаний. Но Тёрн ослабил хватку, и тогда я, развернувшись, залепила ему пощечину.

Он прикрыл глаза. На щеке расплывалось алое пятно. Я буквально затылком ощущала взгляды и тяжелое молчание всех, кто стал свидетелем сцены.

— Все хорошо, папу… Генерал Даулет. Нам пора идти.

Я скользнула мимо него, побежала, прижав ладони к вискам. Сзади послышались шаги: Тёрн догонял.

Я не знаю, чего я ожидала от него сейчас. Каких-то слов, быть может? Но он только отвязал Черныша, посадил меня в седло перед собой и повез домой.

Никто не поехал за нами. Видно, остались докладывать отцу, а разговор перенесли. Или просто решили дать колдуну возможность наказать свою непослушную ученицу.

Мне было страшно и горько. Тёрн молчал всю дорогу. И я не знала, что меня ждет, когда мы вернемся.

*** 37 ***

Тёрн оставил меня в каминном зале, а сам ушел. Я забилась в угол дивана, завернувшись в плащ. Терла покрасневшие глаза, но понимала, что едва ли усну, так была взбудоражена после случившегося. Подтянула книгу, лежащую на подлокотнике — днем я читала ее и оставила открытой, — уставилась на страницу, но слова и предложения лишились всякого смысла. Я просто сидела, укрывшись книгой, точно щитом.

Потом вернулся колдун. Я подтянула колени к груди, и взгляд мой, должно быть, сделался как у затравленного зверька. Каким еще может быть взгляд у девушки, что прижалась к потертой ткани старенького дивана, девушки, закутанной в латаный плащ…

Что если магия требует наказания нерадивых учениц? Тёрн, может, и хотел бы простить. Но он скажет: «Магия, сама понимаешь, я постараюсь несильно». Я почти видела, что он держит в руках хлыстик — тонкая плеть обернута вокруг рукоятки. И он действительно что-то нес…

Я вздрогнула и только потом разглядела, что это чашка с отваром. И смотрел Тёрн вовсе не зло, только устало. Он опустился рядом на корточки — диванчик был низеньким, и его глаза оказались как раз на уровне моего лица.

— Выпей, Агата. Это поможет успокоиться. Слишком много переживаний для одного дня.

Чашку я взяла. Рукам сразу стало тепло, а потом меня накрыло чувство вины и раскаяния.

— Прости. Я не ненавижу тебя… Я… — нужные слова не находились, и я попыталась угадать по его лицу: слышит ли он, понимает ли?

— Все хорошо, Агата. Ты переволновалась, — сказал Тёрн. — Знал бы, что дело окажется настолько бесполезным, не разрешил бы тебе приближаться к миражу. Но тебе ставлю высший балл за смелость.

О, как меня сразу отпустило!

— Где моя зачетка? — Даже неуместная веселость прорезалась. — И… Правда, прости. Я еще никогда… Такое странное чувство!

Тёрн потер щеку, где все еще алело маленькое пятнышко, и усмехнулся.

— Давненько девушки не отвешивали мне пощечин. Это… бодрит!

Наши улыбки встретились, и я, уже чувствуя себя хозяйкой, выползла из угла, села, облокотившись на спинку, и принялась смаковать напиток. Что-то с корицей и гвоздикой — сладкий до невозможности.

И все-таки я чувствовала, что должна еще объяснить. Чтобы даже призрак вины не стоял между нами. Наверное, со стороны казалось, что я открываю душу чашечке с золотым ободком — так пристально я ее разглядывала.

— Мне не хватает простых объятий. Дома я всегда могла кого-нибудь обнять…

Я говорила и представляла свою семью. То, как мама целует меня утром, а папа касается губами макушки, когда уходит по делам. С сестренками мы то баловались, то обнимались. Даже Корн, большой уже мальчишка, а все равно любил эти наши телячьи нежности. Только Верн держался немного в стороне, однако и его мы могли защекотать, дожидаясь, пока он смеясь не попросит пощады.

Один раз я подняла глаза и поймала взгляд Тёрна — внимательный и серьезный. Недоговорила, принялась возить пальцем по золотому ободку. Какие глупости, какое ребячество…

Тёрн все еще сидел на корточках передо мной. Он забрал кружку — отвар я уже выпила — и взял мою руку. Как давеча я гладила большим пальцем позолоту, так и Тёрн погладил тыльную сторону моей ладони, провел по косточкам. В моей груди взметнулась волна, затопила мурашками руки и ноги. Я смотрела на наши сцепленные руки и молчала.

— Если позволишь, — тихо сказал он, — я тебя обниму.

Я кивнула. Не потому, что отказываться было бы неудобно. Я правда хотела его обнять. Уже давно хотела.

Тёрн просунул одну руку под мои колени, другую за спину, подхватил и плюхнулся на диван, прижимая меня к груди. Я неуклюже замерла, точно одеревенела. Потянула в рот кончик указательного пальца и принялась покусывать, как всегда делала в минуты наивысшего волнения.

— Агата, какая же трусиха ты у меня. Просто объятия. Ничего больше, — сказал Тёрн.

Конечно, он не мог не заметить моего напряжения. Но я подумала-подумала и расслабилась. Мы целый месяц живем под одной крышей, и за все это время он ни разу не позволил себе лишнего, честно соблюдая соглашение.