Обещанная колдуну

— Иди ко мне, голубушка! — звала я метлу. — Иди, не бойся.

Не знаю, какие чувства испытывала метла, но я немного побаивалась темноты и тишины, встретивших меня в этой части дома. Сотворила светильник — совсем небольшой, так как потратила много сил на поисковое заклятие, и он поплыл рядом, озаряя дорогу неровным светом.

В первой кладовой оказалось совершенно пусто, каменный пол и серые стены. Во второй друг на друга громоздились столы. Как странно. В третьей…

— Ах! — воскликнула я. — Ого!

Наверное, Тёрн обрадуется, когда я ему расскажу, куда телепортировалась пыль и где нашла прибежище наша непослушная метла. Небольшая комнатка была под завязку забита ящиками и шкафами, и все это покрывал густой слой пыли и мусора.

В одном из шкафов слышалось шуршание.

— Вот где ты спряталась, голубушка!

Я очень надеялась, что это метла, а не мыши. Пробралась, морщась, между рядов ящиков, взялась за дверцу и рванула ее на себя. Метла — ручаюсь, я даже услышала писк — стукнув меня по лбу ручкой, вывалилась из шкафа и умчалась.

Впрочем, я и не пыталась ее удержать.

Потому что в шкафу висел плащ. Плащ с высоким воротником. С острыми уголками и серебряной вязью.

*** 39 ***

Я стояла, не моргая. Казалось, стоит сделать неловкое движение, и плащ исчезнет — обернется причудливой игрой света и тени, фантомом, нарисованным моим воображением…

Я протянула пальцы и, ощутив гладкость ткани, потянула к себе. Плащ легко скользнул в руки, приятно тяжелый, реальный. Я уткнулась лицом в складки плаща, уловила едва различимый запах базилика и… Не знаю, как пахнет время, но казалось, именно его аромат я вдохнула сейчас.

— Это ты? Это ведь ты?

И уже знала ответ. Только один человек мог стоять на пустынной белой мраморной площади так, словно не было напротив толпы, желающей растерзать всех этих мальчишек и девчонок — моих ровесников, которые виноваты были лишь в том, что родились магами.

И последние отсветы солнца вспыхивали искрами на серебряной вязи…

Я провела кончиками пальцев по узору воротника. Я узнала вензель — такой же был вытеснен на книгах вместо имени автора.

— Это ты…

Я не повесила плащ обратно, а унесла к себе в комнату. Если бы кто-то спросил меня зачем, мне нечего было бы ответить на этот вопрос. Я сама не знала. Понимала только, что не могу с ним расстаться. Я легла спать и положила плащ рядом с собой…

* * *

Тёрн вернулся вечером третьего дня. Я услышала, как открывается дверь, и со всех ног бросилась в прихожую. Моим первым порывом было обнять его, повиснуть на шее, но одолела внезапная робость.

Колдун был вымотан до предела. По тому, что вокруг глаз залегли глубокие тени, а сами глаза покраснели, легко было догадаться, что он не спал все это время. Обещал не задерживаться… Глупый!

Увидев меня, улыбнулся.

— Надеюсь, не лентяйничала без меня! — он попытался придать голосу строгости, но тот, хриплый, бесконечно уставший, выдавал его с головой.

— Я все сделала… Показать?

А думала о другом.

«Я скучала. Я волновалась… Ты — это ты?»

Он заметил беспокойство в моем взгляде, сделался серьезен.

— Что, Агата? Что случилось?

Кровь отхлынула от лица, губы шевельнулись, силясь задать вопрос, мучивший меня. Но я посмотрела на Тёрна и поняла, что ничего спрашивать не нужно.

Даже сейчас, после бессонных ночей, он держал спину прямо. Пряди волос, влажных от вечерней росы, падали на лицо. И взгляд — спокойный, уверенный — был, я знаю, точно таким, как в тот день, когда он один противостоял гвардии короля.

— Все хорошо, — пролепетала я. — Завтра прием…

— Прием? — его лицо на секунду сделалось растерянным, но потом он понял. — Да, прием. Значит, завтра?

Я в двух словах передала ему разговор с Ремом, рассказала, что папа волнуется.

— Я поговорю с генералом, — кивнул Тёрн. — А теперь, если позволишь…

Какая я глупая! Держу его в коридоре, а он на ногах еле стоит.

— Я сейчас! Я огонь развела! На улице такая промозглая погода!

Я засуетилась, пропуская его вперед, а сама побежала на кухоньку, заварить корня цикория.

Теперь я знала, почему на кухне хранится столько пряностей. Все они тоже несли в себе магические свойства — помогали восстанавливать силы. Нужно только знать, что и в каких пропорциях смешивать. Я умела пока самое простое: цикорий, сахар, щепотка корицы — и получается бодрящее снадобье.

Вода на железной плите никак не хотела закипать, хотя я и подбросила свежих поленцев в топку. И когда, наконец приготовив отвар и завернув кружку в полотенце, чтобы не обжечь руки, я поднялась в каминный зал, Тёрн спал, вытянувшись в кресле. Рука свешивалась с подлокотника, голова откинута назад. Грудь мерно поднималась, а уголки губ были скорбно опущены, будто даже во сне его не отпускали мрачные мысли.

У меня накопилось столько вопросов — как дела на Границе? Удалось ли сдержать миражей? И что нас ждет дальше, в конце концов? Но Тёрн спал, и в его лице снова проступила та беззащитность, которую я заметила еще в первый раз.

Я поставила кружку на каминную полку и долго стояла, глядя на спящего. Ректор пропавшей Академии… Вот он — так близко, только руку протяни. Что же случилось с тобой? Как… Как все это?.. Но я знала, что не спрошу, пока он сам не расскажет.

Непослушная короткая прядь пересекала лоб, и я осторожно убрала ее, ощутив кончиками пальцев прохладную кожу — Тёрн еще не согрелся после зябкой вечерней мороси.

Интересно, губы его тоже прохладные? Или теплые? Я узнаю, если поцелую…

Шаг ближе, еще шаг. Я оперлась о спинку кресла и наклонилась так близко, что уже чувствовала дыхание. И опомнилась.

Отвар! Сегодня я его не пила и потому не могла быть уверена: желание поцеловать Тёрна — это мое желание или продиктовано магией?

С сожалением я отступила. Села на диван, завернулась в плед и стала ждать, пока он очнется.

*** 40 ***

Тёрн проспал не больше часа. Проснулся, как от толчка, дико оглянулся и, лишь увидев меня, успокоился.

— Все плохо там, на Границе, да? — догадалась я.

Он выпил в несколько глотков остывший отвар, подсел рядом.