Облеченные в облако
Шрифт:
– Ты меня очаровал, - сказал одноглазый.
– Я же тебя разочарую. Мы ж ему шею узлом завязали. Так что он вряд ли теперь сможет куда-то летать. Ох, и хохотал я над вами, видя вас на плоту. Весь смех высмеял. Таперича хоть кричи.
Аркадий нахмурился, но промолчал. Их было двое против пятнадцати.
– А это ваш, значит, плотик?
– продолжал предводитель.
– Наш. А что?
– Похож на обломки корабля дураков.
Аркадий и тут промолчал. Дёма оценивал диспозицию.
– Солдатик, слышь, - обратился главарь к Дёме.
– Сделай нам одолжение.
Дёма, конечно, не откликнулся на это нескромное предложение.
– Или благодати отвалим тебе, сколь хошь. От самого неба по самое небалуй.
Меж тем, четверо хамов отделились от группы и принялись стаскивать плот в реку. Вернее, стаскивали трое, а четвертый пытался им это действие запретить.
– Разрешите подумать, - сказал Дёма, вычитая из пятнадцати тех троих, что отчалили. Четвертый, пометавшись по берегу, кинулся в реку и тоже влез на плот, отчего тот угрожающе накренился. Дёма и его вычел.
Очевидно, дисциплины в этом воинстве не было никакой. Однако готовность к действию наличествовала. Хам, тот, что с лопатой, снял ее с плеча и взял на перевес. Лопата была ржавая, с присохшими навозными комьями.
'Глупо быть убитым такой лопатой', - подумал Дёма
– Убитым иль не убитым, это как решит Хамитет, - угадал его мысли одноглазый хам.
– В крайнем для вас случае лопату используем по назначению. Закопаем вас этой лопатой на бережку. Прямо в кисель.
– Мы же договорились, - несколько струхнул Аркадий, - что не будем никого не убивать.
– Эт-так, - хладнокровно подтвердил одноглазый.
– Да что-то скучно без этого.
– Есть расы без чувства юмора, - сказал Дёма.
– Они веселятся, когда голову кому-то режут.
– Бескультурье, - буркнул Аркадий.
– Так уж и бескультурье...
– возразил предводитель.
– Есть и клуб, и клумба при нем. А галстук - так его за бородой не видно
– Дурень несчастный, - не выдержал и выругался Аркадий.
– Это кто несчастный?
– взвился вдруг одноглазый.
– Да вам же деваться некуда будет, начни я несчастным быть.
Дёма почувствовал выброс адреналина, как всегда перед схваткой. Руки налились силой гудящей. Чувства его обострились, сигнализируя, что организм к бою готов.
Хам с бивнем смерил Дёму презрительным взглядом.
– Ты чо так взъерошился? И не таких, бывало, бивнем бивал, - сказал он и сделал выпад бивнем в сторону Дёмы.
Но он не учел, что перед ним был не условный противник в условном бою, а Дёма, который этим бивнем воспользовался, ухватив за острый конец и одним рывком высвободив себя из киселя.
Битва была недолгой. Крики победы и пощады слились, поделив мир на ликующих и скорбящих, а потом почти все стихло. Лишь потрескивали кусты на пути стремительно удалявшихся во всех направлениях хамов. Дёма с Аркадием остались на песчаном пляже одни.
– Зачем ты одноглазого отпустил?
– спросил Дёма.
– Что ж нам его с собой тащить?
– А как же шея дракона? Кто развяжет ее?
– Да блефуют они. Невозможно ему шею узлом
завязать. Да и нет у него шеи. Так, перешеек между туловищем и башкой.От реки доносились сдавленные возгласы, плеск. Это плот, пущенный вплавь, ныне тонул, вертикально погруженный в молоко на три четверти. Лишь край его торчал над поверхностью, за который цеплялись, крича, четверо.
– Вот сволочи, - выругался Аркадий.
– Готовым не могут воспользоваться. Непременно сломают или утопят или сожгут.
– Как его утопить можно?
– удивился Дёма. Плот мог выдержать восьмерых. Но при том, очевидно, условии, если это не хамы.
– Все можно в умелых руках, - буркнул Аркадий.
Живописная группа из четырех бород и разваливающегося плота скрылась за поворотом реки.
– Что делать будем?
– спросил Дёма.
– Либо новый плот вязать, либо бережком припустим.
– Сколько берегом ходу?
– Часа полтора.
– А вязать плот?
– Примерно столько же.
– Рискнем?
Хамы, будучи биты, могли представлять еще более серьезную угрозу, чем в первый свой рейд. Могли накинуться из кустов, используя элемент внезапности. Могли народу побольше собрать. А если одного битого за двух небитых считать, то наберется порядочно.
– Рискнем, - сказал Прометей.
Они пробовали двигаться берегом, но ноги утопали в киселе. Под обрывом, где был песок, путь преграждали свисавшие ветви и корни, торчащие из земли. Кустарник то и дело сбегал вниз, и приходилось его обходить опять же по киселю. Да и река все ближе прижималась к обрыву. Ноги вязли.
– Надо подниматься наверх. Так мы до полудня не доберемся, - не выдержал Аркадий.
Цепляясь за корни, торчавшие по склону обрыва, они поднялись.
Лес, хвойный по преимуществу, вплотную подступал к краю обрыва. Кое-где по стволам взбирались к солнцу незнакомые Дёме вьющиеся растения. Да и деревья, хоть и были похожи на сосны, отличались размером шишек и игл. Росли густо. Казалось, что этот мир дик, неизведан и полон неясных сил.
Однако вдоль берега вилась еле заметная тропа. По ней и двинулись. Приходилось то и дело отводить ветви руками, да успевать под ноги смотреть, преступая через корни, валежник, хворост, сломанные ветви, упавшие на тропу.
– Звери здесь есть?
– спросил Дёма. Кроме ремня да обломка копья другого оружия при нем не было.
– А как же: волки, медведи. Но они без повода не накинутся. Хамы - да. Эти так просто от нас не отстанут. Знают, куда идем. Надо спешить, пока они не опомнились.
Путники наддали ходу.
– Этот одноглазый - предводитель у них, - успевал сообщать Аркадий.
– Зовут Невзор, ибо глаза нет. Тот, который бивнем махал - Селяныч.
– Ты говорил, не бывает у них отчества.
– Ни отчества, ни отцовства. Ибо женщину, предназначенную для зачатья, пускают по кругу, чтоб никто не знал, кто отец.
Неспешно тащились змеи через тропу, извиваясь, никого не боясь. Кто-то верещал в кустах, наполняя воздух страхом и болью. В этих дебрях недобрых таилась своя жизнь, поминутно заявляя о себе чьей-то смертью.