Облик Огня

— Можно удивляться так рождению каждого ребенка. Ведь для этого всегда много событий должно сложиться так, а не иначе.

Капризная пустыня успокаивалась. Ветер больше не задувал за капюшон и не разносил песчинки по вещам путников.

— Береги кольцо, Спутник. Сегодня оно спасло тебе жизнь. Это редчайший артефакт. Пока еще я чувствую связь с ним, но если мы используем его еще хоть однажды, то рассчитывать на магию, заключенную в нем, нам больше не придется.

У медведя было нескончаемое количество вопросов, но слабость оказалась сильнее любопытства. Старый чародей видел, как тяжелые веки странника давят на глаза и пытаются их сомкнуть.

— Я возвращаюсь в Старгорд. — Вастерас сунул руку в небольшую дорожную сумку, ремень от которой сейчас был перекинут через его голову. — Синее — это Полесское зелье, его хватит на три дня. Выпивать надо по целой бутылке в день, сразу после сна. Желтая жидкость — это настойка из Амкана, выпить сразу поле того, как я покину вас. После нее ты проспишь целые сутки. И, Спутник… — его голос снова стал спокойным, — береги себя. — Он повернулся к девушке, — Взять вас с собой прямо сейчас я не могу, портал не выдержит троих, да и в таком состоянии передвигаться подобными путями чревато. Как только медведь окрепнет — отправляйтесь в Старгорд. Вы найдете меня в башне за стенами города, на самом берегу Вечных Вод. Она там единственная — не прогадаете.

— Стой! — Выпалил медведь и снова закашлялся. Рука ныла и навязчиво напоминала о себе. Он готов был отрезать ее, лишь бы снова почувствовать покой. — Нужно вернуться в Дастгард за Ноэми…

Вастерас замялся какое-то время, подбирая слова.

— Послушай меня, Спутник. Ноэми сыграла свою роль. Забудь о ней, у нас есть более важные цели. На твоих плечах лежит слишком большая ответственность, чтобы ты рисковал своей жизнью, отправляясь прямо в логово хищника. Это неразумно.

— Забыть о ней? — взорвался Сарвилл и забыл про боль, терзающую его плечо. — В бездну вашу ответственность! В бездну предсказания и предназначения, предначертанные возможно вообще кому—то другому. Сейчас я Сарвилл Кхолд, медведь из Дастгарда. И я возвращаюсь в столицу за теми людьми, которые будут рядом, если ваши предсказания окажутся верными.

Вастерас взял слишком долгую паузу.

— Почему ты молчишь, проклятый чародей? Что скрывается за этим мрачным видом? Говори, сколь бы печальными не были вести. Говори правду! Я слишком часто в последнее время оказываюсь на волосок от смерти и мое терпение совсем ни к черту!

— Что ж. Возможно ты прав. Подобные вести помогут закалить твой дух, и ты имеешь полное право их знать. Принцесса Лиана на полпути в Башню Стихий — по приказу короля ее вывезли из Дастгарда. Отправлена она туда, как ты понимаешь, не с целью экскурсии, а в качестве самого что ни на есть подходящего экспоната. Боюсь, для девушки с такими развитыми способностями это путешествие может оказаться последним… Ноэми находится под стражей в королевской тюрьме под Шаарвилем, король точно будет настаивать на смертном приговоре, и Совет Тринадцати наверняка поддержит его… Что касается твоих кровных родных, они также пребывают в заключении со дня твоего побега, однако точное место их нахождения мне не известно. Убежден, что король нарочно раскидывает всех как-то связанных с тобой людей по разным углам. Он знает, что попробуй ты прийти за кем-то одним, пока ты идешь за следующим — у него будет время, расправится с заложниками. Боюсь, что ты не в силах спасти никого, дитя. Любое твое действие подобно взмаху крыльев бабочки на одном берегу Неймерии вызовет цунами на другом. Мне жаль.

Сарвилл потянулся за бутылочками, Иллайа отодвинула их в сторону. В его глазах впервые разбушевалось пламя.

— Дайте мне чертово зелье! Иллайа запрягай лошадей, я готов отправляться дальше.

Вастерас передал страннику бутылочку с желтой жидкостью, он залпом выпил содержимое и притаился в ожидании эффекта. В следующее мгновение неведомая сила откинула его назад, и он завалился на спину, застонав от боли и бессилия. Его зрачки расширились, огонь в глазах медведя запылал с новой силой. Все его тело ломило так, будто он упал в ледяную воду. Судороги разом охватили раненного с головы до пят. В этой агонии Сарвиллу казалось, что вместо крови по его венам побежал жидкий огонь, а в следующий момент он потерял сознание.

Иллайа посмотрела на старого эльфа испуганными глазами.

— Все хорошо, — поспешил ответить на незаданный вопрос Вастерас. — Через сутки он придет в себя. Завтра, когда он проснется, тебе нужно убедить его в нецелесообразности строить из себя героя. Башня в Старгорде, за стенами города, на берегу Вечных Вод. Запомнила? Повтори.

И Иллайа повторила.

Стало уже слишком темно. Миниатюрная сфера, меняя свои цвета, поднялась выше и спряталась за спину уходящего в горизонт мага. Несколько молний ударили в пустоту, и среди пустыни образовался светло-голубой овал, размером в человеческий рост, искажающий пространство за собой. Он проглотил чародея и исчез. Ветер продолжал грустить о чем-то своем.

«Что ж. Я долго размышлял над трудным выбором странника… Женщины, к которым он испытывал какие-то чувства, родные — все они стояли на противоположных чашах одних весов и убрать с них кого-то одного, значило позволить упасть кому-то другому. Где было взять ту шкалу, по которой можно было бы легко измерить уровень значимости для него каждого из этих людей и поступить так, как этого требовал бы сухой расчет? Конечно, подход к делу с холодной головой — это выход, но не для человеческой расы. Человеку свойственно все драматизировать, усложнять и переоценивать свои возможности. Как, собственно, это и произошло со столь безобидным ранением, которое чуть не привело весь народ Неймерии к трагичным и непоправимым последствиям. Не знаю, выжил бы странник еще раз при стечении тех же обстоятельств… Ведь заражение было серьезное, а его исцеление до сих пор считают настоящим чудом. Старый эльф, действительно, оказался настолько же велик и богоподобен в своих способностях, насколько предусмотрителен. И когда какой-нибудь любопытный зевака спрашивает у меня, был ли у странника ангел-хранитель в те беспокойные и без сомнения темные времена, я всегда отвечаю — был, его имя Вастерас.»

Заметки чужеземца, оставленные в храме, воздвигнутом в Сумеречной Пустоши служителями и послушниками близлежащих храмов Кассандры для заблудших путников.

Глава VIII

Яркий свет солнца пробивался через закрытые веки странника, он сдался и лениво приоткрыл глаза, привыкая к светлому безоблачному небу и солнечным лучам, игриво прыгающим по раскаленной пустыне.

— Очнулся? — мягкий женский голос прозвучал внезапно, нежно и негромко. Сарвилл пробежался глазами перед собой и не нашел молодую волшебницу. Рука упала на лоб медведя из-за его головы так, как и голос — внезапно и нежно. Несколько морщин, появившихся на лбу странника, когда он поднял брови, спрятали капли пота.

Иллайа сидела у его головы.

— Жар прошел, — проговорила она и подала ему воды. Медведь присосался к фляге на несколько минут.

— Сколько я проспал?

— Больше суток, — ответила она, но больше вопросов не последовало. Иллайа поняла, что странник вновь заснул.

Так прошло пять дней. Сарвилл изредка приходил в сознание, пил столько воды, сколько в него влезало вперемешку с настойкой Полесского зелья и снова уходил в сон. Оставленные старым эльфом снадобья творили чудеса — рана затягивалась, кожа приобретала здоровый вид, а с каждым разом, как странник открывал глаза, они становились все яснее.

Сама же Иллайа на второй день, соорудив навес над медведем и огородив его со всех сторон, взяла лошадей и поскакала в сторону Петли Гнома, реки, которая хоть и находилась достаточно далеко от Сумеречной Пустоши, но, по крайней мере, пустыня в той стороне заканчивалась гораздо раньше, чем если бы она выбрала поскакать в любом другом направлении. У нее ушло полдня прежде, чем она настигла оазис.

Маленький прудик, окруженный зеленой растительностью на этой забытой Богами земле, был лучшим, что ей удалось лицезреть в своей жизни. Иллайа не могла понять — толи это действительно был островок необыкновенной красоты, толи ее глаза настолько устали от местных видов, что теперь любому столь несвойственному для этой местности пейзажу она придала бы такое фальшивое значение. В любом случае девушка нашла то, за чем и отправилась в путь — пресную воду. Пока кони утоляли жажду и плескались в пруду, чародейка умылась, а после села на каменный островок посередине и принялась вычесывать из волос песок. Она находила это занятие бесполезным, но сейчас оно позволяло ей скоротать время в томительном ожидании выздоровления странника. От бесконечной езды у нее стерлись бедра, болела спина, а яблоки, которых у них было более чем достаточно, наскучили и вызывали тошноту.

Когда наступала глубокая ночь, Иллайа не могла заснуть и строила из песка корчму в Лисохвосте, которую она, без сомнения, ненавидела. Она вспоминала, как там было омерзительно — безмятежно и в то же время невыносимо тревожно. Наполнившись не самыми приятными эмоциями волшебница с огромным удовольствием разбивала ее в пыль, а на месте незамысловатого двухэтажного деревенского сооружения появлялась главная достопримечательность Дордониии — замок Шаарвиль, которым она восхищалась будучи еще маленькой девочкой и который последний раз видела много лет назад. Каждая деталь замка получалась, на удивление, близкой по точности к оригиналу, и простолюдину ни за что было бы не отыскать различий. Расположенные вокруг замка каменные статуи — неодушевленные, но словно живые стражи покоя тамошних обитателей — вот чего ей не хватало на месте ее последнего пристанища. Чего-то столь же загадочного и мистического. Того кто был бы призван оберегать ее, даже если бы на самом деле это было не так. Потом на месте одной из статуй появлялся старый эльф. Он возводил руки к небу, и вокруг него образовывалась защитная сфера. Следом появлялись все новые и новые фигуры, между ними происходила какая-то история, на какую у уставшей волшебницы еще хватало фантазии, а потом, с взмахом ее рук, все эти объемные картины осыпались и превращались в небольшую горку, становясь тем, чем они были прежде — мелкими не вызывающими никакого интереса крупицами песка.