Обман

Мишель чувствовал, как сердце колотится в груди. Этот катрен никогда не был опубликован. В мозгу само собой всплыло имя, и так властно, что он не смог удержаться и вскрикнул:

— Жюмель!

Фернель удивленно на него посмотрел.

— Жюмель? А кто это?

— Моя жена Анна, — рассеянно пробормотал Мишель.

При других обстоятельствах он никогда не открыл бы домашнее имя жены постороннему. Но сейчас им овладело болезненное возбуждение. Он, хоть и не без труда, научился глубоко любить Жюмель и видел в ней человека, которому мог доверять. А теперь вдруг оказалось, что его записи попали в чужие руки. Кто, кроме нее, мог их распространить? Значит, несмотря на все уверения, ее предательство продолжалось! Значит, нрав и замашки потаскушки не изменились.

Фернель вгляделся в собеседника, словно поняв, какие мучения тот испытывает, потом медленно покачал головой.

— Вот увидите, вы ошибаетесь. Ваша жена не виновата.

— Но кто же тогда пустил по рукам мои записи?

Мишель даже не заметил проницательности Фернеля. Тот говорил так, словно отвечал на мысли Мишеля.

Фернель рассмеялся.

— Да вы сами! Вы сами, мой друг, пустили их по рукам!

Он налил еще вина удивленному Мишелю, справедливо полагая, что это ему не помешает.

— Вы, наверное, забыли, что отдали рукопись с пророчествами печатнику в Лионе, некоему Боному? Он и распространил этот катрен да и многие другие. И жена ваша тут ни при чем.

Мишель быстро осушил бокал.

— Но что Боному с этих катренов? — все еще неуверенно спросил он.

— Все очень просто. Печатней Бонома в Лионе часто пользуются гугеноты для издания своих брошюр. А мать Джулии, Катерина Чибо-Варано, связана с лионскими кальвинистами. Теперь понимаете, в чем дело? — Он указал на пачку страниц. — Видите, это же не ваша рука. Это копия.

Мишель одновременно почувствовал и облегчение, и укол совести за то, что заподозрил Жюмель в обмане, и страх оттого, что стал объектом чужого внимания. Он нервно сглотнул.

— Почему эти стихи вас так поразили? — спросил он, надеясь пустить разговор по другому руслу.

— В них предсказывается смерть Генриха Второго. Это о нем вы говорите «сердце, сила и слава», ведь так?

— Так; по крайней мере, думаю, что так.

— Ну а то, что Франция со всех сторон окружена врагами, очевидно для всех. Но вы еще предсказываете, что после смерти короля мальчик, который ему наследует, неизбежно получит покоренную и разбитую страну.

— Наследнику трона девять лет.

— И источником еще больших неприятностей будет другой кандидат на трон, которому сейчас больше доверяют: а именно Антуан де Бурбон, король Наварры. Я правильно излагаю вашу мысль?

— Да, но это не моя мысль. Когда я все это пишу, я только претворяю в стихотворные строки свои видения. Поэтому я никогда ни в чем не уверен.

Фернель улыбнулся.

— Прекрасно вас понимаю. Я занимаюсь… то есть занимался… магией зеркал, которой Ульрих, наверное, обучал и вас. И у меня тоже были видения, даже в деталях схожие с вашими. Однако… — Он подался вперед. — Я знал, что Ульрих из Майнца строжайше запретил всем нам, иллюминатам и бывшим иллюминатам, обнародовать результаты, полученные с помощью техник, которым он нас обучал. Ваши катрены напечатаны, значит, вы отважились нарушить запрет. Как только я это понял, я сразу же помчался в Салон с первым дилижансом.

— Думаю, с целью предупредить меня.

— Нет, чтобы вас ободрить и уверить, что вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку. Может, я и не смогу сделать для вас много, но я в силах организовать помощь на разных уровнях. Например, обеспечить защиту со стороны королевы, чтобы вы могли продолжать исследования, не боясь стесненности в средствах.

Застигнутый неожиданным воспоминанием, Мишель зажмурился.

— Господин Фернель, у меня есть талисман, который, думаю, был предназначен для Екатерины Медичи. На одной его стороне явственно читается имя Freneil. Это, случайно, не анаграмма вашего имени с буквой i вместо J? [40]

40

J — первая буква имени Jean (Жан).

Углы губ старого мага поползли вниз.

— А вам, случайно, не Денис Захария отдал этот талисман?

— Да, Захария был моим другом. Значит, я угадал.

— Угадали. На самом деле слово Freneil— старинное еврейское заклинание от порчи. Я выбрал его, потому что оно похоже на анаграмму моего имени, и выбил его на медальоне, предназначенном для королевы. — Фернель вспомнил, что на тарелке осталось еще мясо, и положил кусочек в рот. — Вот хороший предлог для вас представиться королеве: преподнести ей этот медальон.

— А какова судьба Дениса Захарии?

— Жив-здоров, купается в почестях при наваррском дворе. Говорят, ему удалось получить золото. — Фернель пожал плечами. — Но вернемся к нам с вами, господин де Нотрдам. Есть еще и другие способы помочь вам. У меня нет ни сил, ни молодости, чтобы противостоять Ульриху, а вы, на мой взгляд, обладаете обоими этими дарами. Пора вам выходить на свет божий и становиться великим магом. То, чем вы являетесь на сегодняшний день, — ничто в сравнении с вашими возможностями.

— Не знаю, способен ли я… — начал Мишель.

— Конечно способны! В вас сочетаются великие традиции каббалы с утонченной оккультной философией Европы. Кроме того, Ульрих посвятил вас в тайны александрийского гностицизма. По силе вы почти равны ему, хотя пока этого и не сознаете.

Лицо Фернеля омрачилось, приобретя суровое и властное выражение.

— Я могу предоставить вам то, чего вам недостает: инструменты для вычисления и предсказания прихода эры восьмого неба, точные даты всех парадов планет, забытые заклинания для входа в Абразакс. И прежде всего, ключ к прочтению рукописи, которой вы владеете.

Мишель был так взволнован, что ему пришлось снова налить себе вина. Руки у него дрожали, как у Фернеля, но по другой причине.

— Скажите мне одну вещь, господин Фернель, — прошептал он, — Что явилось причиной вашей неприязни к Ульриху?

— Это не неприязнь. — Лицо старика слегка разгладилось. — Видите ли, господин де Нотрдам, мы живем на стыке двух эпох. Наши дедовские представления о науке еще действуют, но их готовы заменить новые. Уже и теперь многие придерживаются взгляда, что Земля — вовсе не центр мироздания, что небо не состоит из сфер и что микрокосмос не является отражением макрокосмоса. С моей точки зрения, эти новые взгляды обязательно победят, а Ульрих — символ всего того, что обречено на поражение.

— Но ведь и мы разделяем его идеи!

— Пока да. Но нарождается новый тип человека, и Вселенная будет менять структуру под него.

Фернель вздохнул.

— Ульрих это сознает, оттого и злится. Он хочет резким поворотом событий уничтожить человечество. Наша задача — не позволить ему это сделать. Лучше уж иметь космос, организованный по-другому, чем написано в наших книгах, нежели дождаться конца человеческого рода.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ С КОСВЕННЫМ УМЫСЛОМ