Обман

— Она пришла забрать моего ребенка? — громко, словно сигнализация, кричит Кукушка, прижимая бедного ребенка чуть ли не с нарушением всех пунктов конвенции о правах человека.

И яростно сопротивляется, стоит попытаться забрать так же громко орущую Лизу.

Отступаю только ради ребенка, уговаривая себя не нервничать и не забывать, что проклятых мусорных мешков у нас действительно мало.

— Кто-то с утра просто сверкает — смотреть больно, — огрызаюсь я.

Кукушка уже и так меня боится — моргает, как ужаленная в зад буренка. А жажду «поиздеваться просто так» я уже утолила.

— Я просто выспалась, — вздергивает подбородок итальянка.

— Какая неожиданность, — всплескиваю руками. — Это же нормально — хорошо и долго спать, пока твой ребенок превращается в помидор. А еще…

Про еще я не успеваю, потому что телефон Марика начинает настойчиво вибрировать у него в кармане. И после короткого разговора Червинский выдает:

— Хорошие новости — Наташа нашлась.

Итальянка бледнеет даже сквозь явно не один слой штукатурки. Так и хочется подойти, и сковырнуть. Но не суть. Важно, что новость о подруге, которая, наконец, нашлась и может все рассказать и за все ответить, не превращает разъярённую мамашу в жаждущего крови хищника. Скорее, в Цокотуху, которая вдруг осознала, что ее подружки пали в неравном бою с мухобойкой.

Похоже, начинается самое интересное.

Если жизнь с Червинским и дальше будет такой интересной, надо всерьез подумать о покупке автомата для жарки попокорна.

— Нужно ехать в полицию, — говорит Марик, а когда Кукушка начинает выразительно мотать головой, повторяет с крепким нажимом: — Я не предлагаю, Бель. Я говорю, что нужно ехать, и ты поедешь.

— Мы поедем, — поправляю я. — Надеюсь, никто здесь не думает, что эта история — не моего ума дело?

Прямо сейчас я очень злюсь. Потому что, каким бы неверующим в добро и порядочность циником я ни была, до последнего хотелось верить, что Кукушка — вполне обычная представительница распространенного вида «охотница на богатых мужчин». Что что-то в ее голове притупилось, затормозилось и просто никогда не работало, раз она решила провернуть эту аферу только сейчас, а не девять месяцев назад. И что на самом деле она просто пользуется ситуацией, которую ей так удачно подстроила сердобольная подруга.

Кстати, тоже не редкость: у меня была парочка таких, которые в порыве искренней дружбы звонили моим бывшим и говорили всякую чушь обо мне и моих страданиях, пытаясь таким образом свести меня с «хорошими парнями». Или, тоже хороший пример, родители, которым так хочется моего личного счастья, что они, исключительно из благих намерений, окольными путями пытаются утроить мою личную жизнь. У всех нас хоть раз в жизни была история, когда чужие благие намерения в отношении нас в итоге выходили боком. Но паника в глазах итальянки… Я не полиция и не детектор вранья, но такие взгляды видела множество раз, когда Клейман пытался вывести клиентов на чистую воду, задавая неудобные вопросы: всегда важно знать, о чем умалчивает клиент, прежде чем идти в суд, чтобы узнать об этом от адвоката противоположной стороны.

У Кукушки взгляд пойманной на вранье лгуньи.

И становится противно, что именно в этот момент она держит на руках ни в чем не виновную девочку. И от всей души хочется, чтобы малышка действительно оказалась дочерью Червинского, потому что тогда бы она была в надежных руках.

— Одевайся, красавица, — говорю уже без сарказма, потому что от злости распирает изнутри. И на этот раз итальянка не орет, когда я забираю у нее девочку. — Посмотрим, что там за Наташа.

Пока Кукушка одевается, я меняю Лизе подгузник, переодеваю в теплые новые вещички и думаю о том, как было бы классно просто взять — и оставить девочку себе. Без всяких тупых тестов. Просто себе. Чтобы у девочки было нормальное детство, а не череда «папочек», которых ее мамаша будет пытаться развести на деньги. Или — такая перспектива более возможна — итальянку просто лишат родительских прав и девочку ждет «полная интересного» жизнь в детском доме.

— Марик, а если Лиза не от тебя? — Я говорю шепотом, чтобы не посвящать Кукушку в свои планы.

— Да я почти уверен, что не от меня.

— Что ты будешь делать? Ее нельзя оставлять этой мегере.

Все-таки Червинский — мужчина. Природа заложила в них инстинкт охоты и размножения, а вот забота о потомстве у них далеко не всегда на первом месте. Тем более — забота о чужом потомстве. Поэтому Марик, с видом «я же не могу усыновлять всех сирот», пожимает плечами. И ведь даже винить его не в чем.

Но тут Марик снова меня удивляет встречным вариантом решения.

— Я уже нанял людей, которые найдут выход на родителей Бель. Если отец девочки не я, думаю, бабка с дедом не останутся равнодушными, если встанет вопрос о будущем девочки.

Гениально. Почему я сразу лоб этом не подумала?

— Видишь, — придерживая девочку под голову, я поднимаю ее «столбиком» и даю посмотреть на Червинского, — он у нас умный, а зачем-то притворяется.

— Сказал бы я тебе… — Марик делает вид, что сердится, но в глазах целые табуны смешинок. — Но не при детях.

Глава тридцать седьмая: Марик

Когда мы приезжаем в полицию, дело уже идет полным ходом.

Пока улаживают какие-то формальности, Вера меряет шагами коридор и уже даже не пытается делать вид, что ей все равно.

Если честно, ее вопрос о том, что будет с девочкой, застал меня врасплох. Потому что, хоть мне очень жаль ребенка, я не готов начинать свою жизнь с усыновления, если бы об этом действительно встал вопрос. И хорошо, что идея с итальянской родней пришлась по душе моей адской козочке. Тут уж я точно не буду сидеть в стороне и сделаю все, чтобы строптивые старики забрали внучку.

Чуть позже, когда удается договориться со следователем и все акценты в деле расставлены, нас запускают в кабинет, где Наташа и Бель сидят в разных сторонах комнаты. Судя по виду — разговор был не из легких. И нас, понятное дело, пустили, когда главные залпы уже отгремели.

Если в двух словах, то история оказалась очень простой и даже тупой: Наташа поругалась с парнем, бросила все, собрала вещички и сказала, что возвращается к родителям в Тулу.

И уже не вернется. Ну и в голове бель созрел совершенно бредовый план, как все оставить и выйти сухой из воды. О том, что ни в чем не виновную девушку будет искать полиция и это может кончиться даже тюрьмой, Бель в голову не пришло. Впрочем, она всегда была тупой, и повестись на такую мог только прежний Марик, за многие поступки которого мне теперь просто пиздец, как стыдно.

Историю с подкидышем Бель прочла в журнале — Наташа даже вспомнила, как они бурно обсуждали поступок отчаявшейся матери, которую в итоге отыскал отец ее ребенка и в итоге все кончилось красивой свадьбой и хэппи-эндом.

Но самое «веселое» обнаружилось под конец: я был не первым «отцом», которого Бель пыталась заарканить в брачные сети. На ранних сроках она пыталась свалить беременность на одного известного футболиста, видимо посчитав, что моя фамилия не то, что недостаточно известная, но еще и не особо благозвучна. А потом закрутила роман с врачом, пытаясь давить на жалость к матери-одиночке.

И даже сейчас, когда все вскрыто и предельно ясно, сидит в своем углу и пытается изображать оскорбленную невинность. А у меня стойкое ощущение, что я смотрю в кривое зеркало, где в самом гротескном виде проносятся последние лет десять моей жизни.

Когда дело доходит до формальностей и Вера начинает странно кривить губы, я беру ее под локоть, откланиваюсь и прошу следователя держать меня в курсе дела. О том, что девочка до всех разбирательств и решения суда, останется в службе опеке, можно и не упоминать.