Обманка

— Мне нужно, чтобы ты пробил брешь в защите моего Дворца, — выдохнул Владыка и выжидательно замолчал.

Химера поперхнулся своим ядом, вытаращившись на Диллиана.

— Я не ослышался? Ты подбиваешь меня помочь свергнуть действующее правительство?

— Нет, правительство я перережу лично, — пообещал Ди. — Мне нужна только лазейка и элемент неожиданности.

— Не вижу особой разницы, — отрезал Гилвайн. — Мне не принципиально, кто перережет глотки элите Серого Сокола, меня больше волнует, что я засвечусь в государственном перевороте. Это, знаешь ли, не слишком-то на руку.

— Твое участие можно скрыть, — спокойно объявляю я, повелительно указывая на строку с соком. Печень добьем в другой раз.

— Стесняюсь спросить, каким образом, — невесело хмыкает Гил. — Все в курсе, что я ошиваюсь на Хелле и без труда превращусь в часть заклинания, чтобы изменить его. И я не знаю никого, кто мог бы повторить этот трюк с защитой на Дворце хотя бы теоретически.

— Нет, а усилить заклинание так, чтобы я не смог его пробить — это ничего! — возмутился Диллиан.

— Это ничего, — согласился Гил. — Переворот был совершен без меня, тихо и почти мирно. Я не участвовал в политике, просто выполнил свой Заказ и преспокойно сделал ноги. Такое поведение мое начальство вполне одобряет. Но вот помогать бунтарям…

— Да никто не узнает, — отмахиваюсь я. — У меня есть на примете человек, на которого можно это дело свалить.

Диллиан смотрит на меня моими же глазами, изучающе и немного испуганно.

— Эри, ты что… ты не?.. Она все еще способна?

Я отдала бы душу, чтобы взглянуть на себя его глазами. Если бы только она у меня все еще была.

Подо мной — десяток метров пустоты и гладкий холодный мрамор, и от падения меня отделяет только простенькое заклинание левитации, встроенное в стул без ножек.

Я улыбаюсь.

О том, как мне страшно, не стоит знать ни одному из них.

* * *

Пробуждение от настойчивых волн чужого беспокойства и еще почему-то страха. Действительно скоро войдет в привычку. Только…

Какого черта у меня до сих пор осталась способность считывать чужие эмоции?!

Я подскочила на месте, судорожно цепляясь за подол просторной рубахи, не решаясь еще, не желая доверять собственным чувствам и опасениям, и… со всей дури вписалась макушкой в челюсть только-только собравшегося заговорить ташия.

Все-таки ругается он — заслушаешься. Коротко и по делу.

— Извини, — буркнула я, потирая пострадавшую макушку. — Ты наверняка собирался мне сообщить, что я опять кричала во сне?

— Нет, — слегка опешил Устин. — Ты улыбалась.

— Вот как… — пробормотала я, садясь, и сдавила пальцами переносицу.

Я не помнила, что мне снилось. Совсем.

Блаженная чернота без сновидений, ставшая такой привычной за последние дни, и не подумала исчезать, хотя второй души во мне действительно больше не было, — пустота внутри по-прежнему выла раненой собакой, не позволяя расслабиться ни на мгновение. Но откуда тогда эмпатия? Ведь разбудило меня именно беспокойство Устина… кстати о беспокойстве!

— А что такого плохого в том, что я улыбалась во сне? — хотя о чем это я спрашиваю, разве может сейчас случиться чудо?

— Ну… — он замялся, не в силах передать зрительный образ, — я тебя сначала с Эртрисс перепутал, обычно она так…

— Радует, — вздохнула я, пряча лицо в ладонях.

— Эль, ты уверена, что она забрала свою душу? — напрямик спросил Устин.

Я подняла на него глаза.

Медвежий силуэт в полумраке подвала — дышащий, живой, близкий. Такой простой, понятный, такой родной.

Там, под небрежно наброшенной на плечи шкурой, — странная смесь человека и зверя, животной магии и привычного тепла. Устин ведь давно ничем мне не обязан, — таший столько раз выручал меня, что начало нашего знакомства уже начинало выпадать из памяти; но он оставался со мной до сих пор, хотя его пле-мени уже не угрожало проклятие и медленное вымирание, и ничего не просил взамен.

Наверное, это и называют настоящей дружбой, и я сейчас все напрочь испорчу, посеяв между нами тучу недосказанностей и недопонимания. Но это разрешится. Рано или поздно.

— Обними меня, — тихо попросила я, комкая многострадальный подол рубахи.

…не знаю, кто там додумался до того, что настоящей дружбы между мужчиной и женщиной быть не может потому, что кто-то один обязательно любит, — но мне этого мыслителя искренне жаль, если он и впрямь считает, что дружба и любовь — взаимоисключающие понятия.

* * *

…обнять меня слегка опешивший медведь все-таки не успел. Наверное, оно и к лучшему.

Люк подвала коротко хлопнул, впуская внутрь ощетинившийся кинжалами и магией комок испуганной собственным бессилием ярости. Проломив с размаху пару ступеней короткой деревянной лестницы, комок резко трансформировался, выпуская из себя вполне человеческие руки и ноги, и со сдавленным ругательством, плавно переходящим в стон, приземлился на пол.

Устин резко обернулся — медвежья голова повторила маневр с заметным опозданием, зато звериные лапы, казалось, приросли к человеческим конечностям. Я тихо скрипнула зубами.

Делоко в своем углу лениво потянулся, смачно зевнул и сел по-турецки, с сонным интересом рассматривая незваного гостя. Тот, ругаясь сквозь зубы, поднялся на ноги, демонстрируя карикатурно высокий рост и полное отсутствие мускулатуры, захлопнул люк, погрузив подвал в кромешную тьму, и затих.

Сверху загромыхали торопливые шаги.

— …его трижды через коромысло, только что же сюда забежал!

— Обыскать комнаты, не сквозь землю же он провалился!

Снова послышался суматошный топот, знаменующий исполнение приказа. Незваный гость сидел тише воды ниже травы. В наши планы знакомство с толпой хелльцев не входило, так что разбираться с новоприбывшим мы не торопились.

Шаги тем временем удалились в дальний угол, неловко топтались там, но, ничего не обнаружив, вернулись ко входу. И, как и следовало ожидать, незамедлительно обнаружили люк.

— Подвал, — коротко бросил мужской голос.

Устин коротко ругнулся. Едва ощутимое движение воздуха подсказало, что медведь поднялся на ноги и наверняка готовится встречать толпу недружелюбно настроенных хелльцев. Но ему утруждаться не пришлось — той заминки, пока преследователи обыскивали дом, незваному гостю хватило с лихвой, чтобы прий-ти в себя и организовать им достойный прием.

Стоило тонкой полосе тусклого света пробиться сквозь щель приоткрытого люка, как вверх мягко скользнуло сонное заклинание, тонкой сетью опутывая всех, кому не посчастливилось оказаться этажом выше, а следом за ним рвануло, разнеся в щепки люк, что-то огненное и явно разрушительное.