Оборона Лиепаи (июнь 1941)

И. д. Начальника штаба ЛибВМБ капитан 3-го ранга Радкевич М. Т.

Общий вид подорванного экипажем советского эсминца «Ленин».

Подъем немцами подорванной и затопленной экипажем советской подводной лодки «Ронис».

Иначе действовал командир подводной лодки С-3, капитан-лейтенант А. Н. Костромичев. Командир 1-й бригады подводных лодок ещё 22 и 23 июня, на основании указания начальника штаба КБФ, отдал приказы об ускорении вывода С-1 и С-3 из дока и последующем их переводе в Ригу. Причём, 23 июня с дополнительным приказом был послан нарочный. Приказы были адресованы командиру 3-го дивизиона подводных лодок капитану 3 ранга А. К. Аверочкину, который был старшим по «Либавской группе дивизионов подводных лодок». Аверочкин с исправными подводными лодками убыл из Лиепаи накануне. Своим заместителем он оставил командира подводной лодки С-1 капитан-лейтенанта И. Т. Морского, на которого и перешла ответственность за выполнение приказов командира 1-й бригады ПЛ. Скорее всего, решение об отказе от подрыва С-3 и выходе на ней в море было принято Костромичёвым и Морским совместно, на основании имеющегося на руках приказа о переводе подводной лодки в Ригу. Около 23 ч 23 июня, не закончив ремонт и не имея возможности погружаться, подводная лодка вышла из Лиепаи. На её борту находилась часть экипажа подводной лодки С-1 (38 человек) и прикомандированные из Ленинграда специалисты, работавшие на заводе «Тосмаре» (около 20 человек). Около половины четвертого утра следующего дня у маяка Ужава подводная лодка была перехвачена германскими торпедными катерами S.35 и S.60, возвращавшимися с выполнения боевого задания. По данным журнала боевых действий немецкой 3-й флотилии^[214] торпедных катеров, немцы выстрелили по нашей подводной лодке по одной имевшейся торпеде, но торпеды отказали. После нескольких выстрелов заели у немцев и 20-мм орудия. По воспоминаниям В. Н. Носарёва, взятого вплен радиста С-1, непосредственного участника того боя (взят в плен немецкими ТКА, в конце войны освобождён, снова призван, поучаствовал в штурме Берлина, после войны проживал в Харькове): «С начала войны наша лодка стояла на заводе «Тосмаре»… По приказу оборудование лодки разбиралось для ремонта… На третий день [войны] в 3 часа утра мы пришли из общежития всей командой на завод к лодке для продолжения проведения ремонта. Как радист я занимался чисткой аккумуляторов. Наш командир получил приказ — затопить лодку, открыв кингстоны, а всему экипажу перейти на береговую базу в одну из частей. Но командир Морской, вопреки приказу, после затопления лодки приказал экипажу выйти в море на неисправной ПЛ С-3, которая имела все для надводного хода, но не могла погружаться. Когда подошли латышские буксиры, чтобы вывести лодку в аванпорт, было еще темновато. Латыши набросили конец троса буксировочного не на кнехт, а на штурвал поворота 100-мм пушки, чем согнули его… Впоследствии оказалось, что 100-мм пушка из-за погнутого штурвала не могла стрелять. Когда катера подошли ближе, мы открыли огонь из 45-мм пушки и стали стрелять из винтовок, где у нас было по 5 трассирующих патронов… Скоро они [немцы — Авт.] перестроились, и, обстреляв нашу «сорокапятку», побили ее прислугу, командира икомандный состав…». Немцы, в свою очередь, писали (отчёт командира группы ТКА S.35 и S.60): «Орудие противника калибром 10,5-см не было использовано в бою, так как первыми выстрелами в бою мы повредили механизм горизонтальной наводки»

Экипаж подлодки пытался вести огонь из 45-мм пушки, немцы обстреливали рубку из пулеметов. С катера S.60 бросили гранату в рубку, лодка прекратила вести огонь, но продолжала идти на высокой скорости. Катер S.60 зашел перед носом С-3 и сбросил глубинную бомбу. После этого в 4 ч 40 м лодка затонула.^[215] По данным противника, в плен попало двадцать человек. Тело командира лодки, капитан-лейтенанта А. Н. Костромичева прибило к острову Саарема, где его предали земле.^[216]

В ответ на доклад немецкой 3-й флотилии о потопленной подлодке, командующий крейсерами телеграфировал: «Поздравляю с успехом, вы все проделали отлично. Надеюсь, скоро вы сможете доложить о целой дюжине утопленных подлодок».^[217] Из показаний советских пленных с подводной лодки: «Подлодка С-3 сегодня утром потоплена между Либавой и Штайнортом в 1500 м от берега, на глубине примерно 15 м. Командир и шифровальщик мертвы. Радист о кодовых материалах ничего не знает. С-3 с октября 1940 г. была в Либаве в ремонте вместе с С-1. С-1 вчера была взорвана, предположительно вместе с латвийскими подлодками «Спидола» и «Ронис». Еще вечером 23-го в гавани были: М-81, М-82, которые только 20-го вышли из дока. Эсминец «Ленин» и 4 ТКА тоже в Либаве. С-3 не могла погружаться, была без торпед и с половиной экипажа С-1 на борту. Длины волн подводников радисту неизвестны. Подводная связь только используется лишь иногда».^[218]

Командир 291-й пд в 0 ч 15 м 23 июня отдал приказ № 3. В нем говорилось: «Вражеские части большими силами восточнее и северо-восточнее… Хорошо сражающиеся части снова организуют сопротивление вокруг Либау силами 10-й стрелковой дивизии и морского командования. Дивизия, [291-я пд] 24 июня занимает Либау, очищает ее от противника и организует оборону по линии Скуодас — Прекулн — Дурбен. Захват и зачистка Либау осуществляется силами 505-го пехотного полка (505-й пехотный полк, 10-й пулеметный батальон, морская штурмовая группа, 1-я рота противотанкового дивизиона, 3-я рота саперного батальона, 2-й дивизион артполка, 3-я батарея 637-го дивизиона тяжелой артиллерии, 3-я батарея 531-го дивизиона береговой артиллерии). Для обеспечения безопасности части 505-го пехотного полка выступают из Прекулна на Гробин таким образом, чтобы последние подразделения покинули Прекульн в 8.00. 506-й пехотный полк с 3-м дивизионом артполка, 3-й ротой противотанкового дивизиона с 8 ч 24 июня занимает район юго-западнее Прекульн — Бунна и западнее Дурбен. Его задание прикрывать северное и северо-восточное направление. При необходимости быть готовыми к движению на Либау и севернее. Группа 504-го пехотного полка (504-й пп с 1-м дивизионом артполка и противотанковым дивизионом без 1-й и 2-й рот) обеспечивает охранение на восток и юго-восток от линии восточнее Скуодас — Бунна (включая)… 403-й самокатный батальон атакует через Гробин на Либау… Морская группа Биглера выступает в 4 ч из Скуодаса на Прекульн и Либау. Помогает 505-му полку в Либау зачисткой портовых сооружений. Дополнение: С гражданскими лицами с оранжевыми повязками хорошее обращение, оставлять на свободе или по желанию направлять в разведотдел дивизии».^[219]

Советским командованием ночью были предприняты усилия по укреплению восточного сектора обороны. В течение ночи в район перешейка были переброшены комсомольцы и рабочие судоремонтного завода. Батальон судоремонтного завода «Тосмаре» под командованием А. Петерсона (450 человек) занял оборону у фортов и вдоль крепостного канала. Отряд рабочих завода «Сарканайс Металлургс» под командованием Э. Муциеника (250 человек) разместился на позициях у рощи Аспазия. Участок обороны от Гробиньского шоссе до Лиепайского озера заняли отряд ОСОАВИАХИМа и комсомольцы. В ночь на 24 июня сюда же был переброшен 36-й отдельный батальон связи, который занял оборону вдоль бывшего крепостного канала («Черная речка»), в районе Зеленой рощи. К утру 24 июня в Лиепае, в основном, сформировалась оборонительная группировка. В северном секторе обороны войсками руководил командир 56-го сп майор А. П. Кожевников. Войска сектора состояли из подразделений 56-го сп, 32-го местного стрелкового батальоны ЛибВМБ, отряда милиции и группы рабочих судоремонтного завода.

Наиболее сильным был восточный сектор, обороняющий межозерное пространство налинии старых фортов. Им руководил начальник Либавского ВМУ ПВО генерал-майор береговой службы И. А. Благовещенский. Здесь держали оборону 3-й батальон 281-го сп, 36-й отдельный батальон связи, сводный курсантский батальон училища, сводный отряд пограничников. В течение ночи к ним добавился отряд, собранный из экипажей затопленных кораблей. Так же утром с южного направления сюда прибыла часть сводного отряда моряков береговой базы и курсантов-мичманов, в количестве 150–200 человек, артиллерийские подразделения и отряды рабочих, советского и комсомольского актива.

Бывший крепостной вал и сооружение императорских времен северного сектора обороны. Что-то вроде убежища для дежурной смены выкатных орудий. С другой стороны вала находится бывший крепостной ров, а 200–300 м правее проходит дорога на Шкеде.

После артиллерийского обстрела в 4 ч 30 м немцы, начав штурм, наступали на южный и центральный форты укреплений сухопутного фронта между озерами. К началу штурма немецкое командование кроме одного пехотного батальона и 10-го пулемётно-артиллерийского батальона подтянуло морской штурмовой отряд. Начался ожесточенный бой, переходящий в рукопашные схватки. Воспользовавшись недостаточным взаимодействием различных советских подразделений и отрядов, отдельным группам противника удалось, возможно через подсохшую и заросшую южную часть Тосмарского озера, прорваться^[220] к железнодорожным мастерским, сахарному заводу и заводу «Тосмаре». Согласно отчета о действиях зенитной артиллерии ЛибВМБ, составленным командиром 841-й батареи старшим лейтенантом Ф. К. Тимашковым огонь по наземным целям его подразделение открыло 24 июня. Батарея как раз и располагалась в районе левофлангового редута с юга от Тосмарского озера. Для огня было выделено одно орудие, которое вело огонь как прямой, так и не прямой наводкой на дистанции 1200–3000 метров. В течении дня по батарее был совершен налет шести Ju.88A, которые сбросили бомбы 100–250 кг, но вреда не причинили.^[221] К исходу ночи бои прекратились. Командир 291-й пд начал получать сообщения опоявлении новых сил советских войск за пределами Лиепаи. Для его дивизии возникала опасность оказаться в оперативном «мешке». Авиационная разведка немцев в 7 ч 50 м доложила о появлении большой автомобильной колонны, проходящей Скрунду в направлении Айзпуте. В 9 ч 40 м разведка сообщила о том, что в Вайноде собираются отряды изсоветских частей под руководством комиссаров. В 15 ч 10 м эти отряды атаковали изахватили железнодорожный вокзал станции Элкуземе. Для отражения этой угрозы командование дивизии к Приекуле подтянуло 504-й пп, к 11 ч 30 м в него прибыл его 1-й батальон. В северном направлении выдвигался 506-й пп, к 12 ч он пересек железную дорогу Лиепая — Скрунда, а в 13 ч 35 м его передовые отряды вышли в район озера Дурбе. В дальнейшем 506-й пп сменил на севере на позициях у Капседе 505-й пп. В Скуодасе, до прибытия 859-го охранного батальона оставался 530-й морской адн, который затем перебрасывался в Приекуле.

Командир 67-й сд, закрепившись налинии фортов в перешейке между озерами, решил прорвать блокаду города, пока немцы не закрепились на захваченных рубежах. Для этого он силами своей дивизии и отрядов моряков попытался вернуть Гробиня. Утром частью сил Лиепайского гарнизона на Гробиньском направлении была проведена первая атака.^[222] В ней приняли участие три взвода курсантов, взвод моряков эсминца «Ленин» и некоторое количество военнослужащих из подразделений 67-й сд. Одними из наиболее отчаянных бойцов были матросы экипажа эсминца «Ленин».

Красноармеец 242-го гап 67-й сд Яндашевский вспоминал: «Перепрыгнув через наши окопы, моряки в полный рост пошли в атаку. Мы смотрели на них, а они с винтовками наперевес деловито шагали над нами. Один, остановившись, взглянул на нас. «Ну что братки! За корабли за наши!». И пошел. Мы не отрываясь смотрели на него. Как и все он не сгибался, не бежал, а шел гордо, будто нес с собой честь и достоинство корабля».^[223]

Из-за этой контратаки оберст Ломейер был вынужден КП 505-го пп срочно эвакуировать с хутора Аплоцини (2,2 км от линии фортов по дороге на Гробиня) значительно глубже в тыл. Сводный отряд защитников города продвинулся с боем около 2 км, однако силы были не равные. К вечеру отряд вынужден был вернуться на исходные позиции. В этом бою советские моряки воевали с германскими моряками из морского штурмового отряда и нанесли им тяжелые потери. Воспоминания ветеранов этой немецкой части весьма красноречивы. Бенц: «В этой местности в середине лета полной темноты не наступало. Однако, незамеченные нами, русские снова заняли позиции, которые оставили ранее, замелькали огни выстрелов, а мы перед ними оказались, как на ладони. Они сидели в безопасности за старыми укреплениями напротив нас, вероятно, с тяжелыми пулеметами и минометами. Наверху, на высоких деревьях у дороги сидели «кукушки», смотревшие на нас через оптические прицелы, как мы это узнали позже, и накрывшие нас. Нашей атаки не получилось. Мы лежали около часа и несли все больше и больше потерь, пока не пришел приказ отступать». Кун: «Русские отстреливали нас, как зайцев. Мы бежали, петляя и пригибаясь. Потом был приказ: «Спасайся, кто может!». Мы не знали, куда деваться, русские окружили нас. Я больше никого не видел и спрятался под мертвыми товарищами. В придорожной канаве на той стороне дороги сидел Иван. После недолгого размышления, я пополз в чистое поле вместе со своим пулеметом и закопался так глубоко, как мог, в песчаный грунт. Жара, а пить нечего. В полдень стало тихо и я услышал немецкую речь. Я пополз на крики, обозначив себя с помощью надетого на пулемет стального шлема и крика: «Не стреляйте, мы немцы!». В ответ крикнули: «Откуда? Морской штурмовой отряд уничтожен! Давай сюда!». В канаве сидел земляк из сухопутных войск. Мне не хотелось думать, что там впереди есть еще кто-то из наших». Даллмайер: «Странным образом во всех этих боях мы не видели русских солдат в форме. Также их стрелки с многозарядными винтовками и оптическими прицелами были оснащены лучше нашего. Особенно они целились в наших офицеров, которых узнавали по петлицам. У них была такая тактика: лишить нас командования, что им вполне удалось. Сначала попали в лейтенанта Гайселя, ранив в живот, затем в посыльного Иорга Мунка, пробив ему грудь навылет. Командиру штабной роты, лейтенанту Цану, попали в голову. Когда я возвращался после того, как отнес донесение, навстречу попался залитый кровью Берникинг. «Фриц, давай на помощь, в командира попали, он лежит у дамбы!». Я ринулся туда и нашел при нем доктора медицины Доната. Рана в голову, над левым ухом. Доктор сделал ему укол и отправил в санитарную машину. Но корветтен-капитан фон Дист умер уже ночью».^[224]

К 7 ч 30 м в Гробиня прибыли командующий военно-морского командования «С» с особым отрядом Биглера. Они сразу же попали под обстрел советской береговой артиллерии. Чтобы остановить советскую контратаку, 1-я рота отряда Биглера была введена в бой на участке морского штурмового отряда, а 2-я рота заняла оборону на северо-восток для отбития возможной контратаки со стороны станции Дурбе. В резерве морского командующего находилась 3-я рота. Командир 505-го пп обратился к морскому командующему с просьбой передать ему в пользование грузовики отряда Биглера, чтобы отправленные пешком по дороге Приекуле — Гробиня остальные два батальона полка могли прибыть в Гробиня как можно скорее.^[225] Морской командующий приказал собрать автомобильный транспорт обоих отрядов: морского штурмового и Биглера, и на нем перебросить два пехотных батальона 505-го пп в Гробиня. Остатки морского штурмового отряда были временно подчинены Биглеру и отведены за Гробиня для отдыха и переформирования. Командиром морского штурмового отряда был назначен из резерва вермахта майор Краузе.

Вернемся к воспоминаниям немецких морских пехотинцев, Бенц: «В 18 ч 1-я рота приступила к проверке наличного состава. Тихим голосом «Пика» [жаргонное прозвище старшины роты — Авт.] зачитывал фамилии. Из нашего взвода недоставало половины, включая командира, фельдфебеля Кольбера. Плюс еще посыльного, вечно веселого Альденхоффа. Остальные взводы были потрепаны не так сильно».^[226] В отчете дивизии о состоянии морского штурмового отряда и отряда Биглер, составленного 19 июля 1941 года, боевым действиям морского штурмового отряда дана следующая оценка: «Во время первой атаки на крепость он был подчинен передовому 505-му пп и угодил при этом под очень сильный артобстрел. Вследствие недостаточной обученности и нехватки шанцевого инструмента отряд, с большой удалью наступавший вперед под началом капитан-лейтенанта фон Диста, очень скоро понес большие потери. Так как командир и множество офицеров вышли из строя, подразделение охватила настоящая паника, оно ринулось назад и смогло остановиться только далеко в тылу».^[227]