Оборотень на щите

— Нет, — согласился Ульф. — Больше я тебя не унижу. Однако…

Ульф помолчал. Добавил отрывисто:

— Ты должна меня забыть. И пойти по жизни с тем, кто сможет защитить тебя от бед. Думаю, будет лучше…

Губы Ульфа растянулись в недобром оскале. Он пригнул голову, с усилием рыкнул:

— Будет лучше, если ты выберешь Ингульфа. Он достаточно умен, чтобы ценить тебя. Мне осталось немного, потому что зверь все время просыпается. Но этим вечером ты еще сядешь со мной. Людям ни к чему знать, что происходит между нами. Я дам тебе время одеться…

Ульф покосился на платье, уложенное на крышке сундука. Закончил, уже разворачиваясь к выходу:

— А потом мы пойдем в зал для пиров.

— Нет, — возразила Света.

В уме у нее пролетело — если чар не было, то почему Ульф выбрал ту альвийку? Может, он предпочитает блондинок? Однако Ауг, покрутив веретено судьбы, подсунула ему рыжую…

К горлу подступила тошнота, Света сглотнула. Упрямо проговорила:

— Я хотеть мыться. Два день сидеть в кладовая. Ты тоже… два день.

— Сходи, — ровным голосом разрешил Ульф. — Волки отведут тебя в баню. Парни, что сторожат за дверью, с этого вечера станут твоей стражей. Жене конунга она положена. Время для мытья у тебя еще есть, скотину только начали резать. Пока на столы не выставят жареное мясо, арваль не начнется.

Слово "арваль" царапнуло ей слух.

Здесь слишком часто умирают, подумала Света.

Следом, без всякой связи, она припомнила, как Ульф при всех тискал девицу, похожую на Орвид. И еще неизвестно, с какой альвийки стащил его Ингульф перед кладовой. Она так и не решилась об этом спросить. Боялась услышать ответ…

— Идти со мной, — вдруг резко бросила Света.

А потом кинулась к сундуку с одеждой Ульфа. С грохотом откинула крышку, схватила чистую рубаху со штанами и прочим. Тут же метнулась за своей одеждой, уложенной на крышке другого сундука.

— Нет, — тихо сказал Ульф.

И уставился на дверь. Буркнул — с каждым словом голос звучал все ниже, все грубее:

— Нельзя. Ты должна забыть меня и жить дальше. Это не…

— Со мной, — отрезала Света, уже встав рядом.

Затем толкнула его к двери — упершись ладонью меж лопаток, изо всех сил.

Ульф не шевельнулся, однако соизволил повернуть голову. Уронил, глядя на Свету:

— Ты меня не простила. Я это чую.

Я тебя еще долго не прощу, сердито подумала Света. Но прежде, нося гривну, Ульф не изменял. Все началось с появлением в их жизни альвиек. Бывают оправданья и похуже…

— Идти, — потребовала Света, отгоняя от себя нехорошие мысли. О том, что Ульф уже не человек, и поступками его время от времени управляет зверь…

Ульф, не изменившись в лице, толкнул дверь. Света вышла следом, прижимая к себе тряпье.

Стоявший за дверью Ингульф посмотрел на нее пристально. Ульф зачем-то шагнул прямо на него — и оборотень качнулся в сторону, опустив глаза.

* * *

В бане было темно. Ульф бросил словцо, зажигая альвовы огни. Затем скинул с себя все, и вслед за Свейтой вошел в парную.

Мне ее не понять, подумал он, ощущая, как раздуваются ноздри от близости обнаженного женского тела. Ведь не простила — и не забыла…

Свейта, не глядя на него, наполнила шайку. Потом плеснула на себя водой и потянулась к мылу.

Еще немного, мелькнуло у Ульфа, пока он смотрел на нее — лаская взглядом прогиб спины, перетекавший в нежную мякоть ягодиц.

Надо подождать. Все-таки Свейта была права, жена конунга должна явиться на пир свежей.

Но следом Свейта принялась мыть волосы, медные, в проблесках темного влажного золота — и Ульф не выдержал. Подступил к ней, глядя, как тают блики на мокрых локтях, как сползает пена по шее, украшенной россыпью веснушек…

Он обхватил ее сзади, ладони сразу накрыли скользкие груди. И Ульф хрипло выдохнул в ухо, смешно украшенное шапочкой пены:

— Не жалеешь, что позвала с собой?

Вопрос был глупый, запах ее кричал, что она ни о чем не жалеет. Правда, она не хотела его так сильно, как прежде. В запахе даже плавало отвращение…

Но ведь сама позвала, подумал Ульф с яростной радостью. В ушах уже шумело, вскинувшееся копье тыкалось в ее тело — в изгиб над ягодицами, в мокрый шелк кожи.

Свейта глубоко вздохнула. Затем придавила рукой одну из его ладоней. Потребовала внезапно:

— Мыться. Потом забыть альвийка.

— Я даже слова такого не знаю, — солгал Ульф, прижавшись щекой к макушке в мыльной пене.

Только прости, подумал он умоляюще. И я буду лизать тебе пятки, даже обернувшись. Только не пахни ненавистью…

— Ты не понять, — ожесточенно бросила Свейта. От нее все-таки потянуло злостью — но не сильно, не до хруста в челюстях. — Я должен забыть альвийка, не ты. Ты делать так, чтобы…

Она осеклась, потому что Ульф внезапно разжал руки. Молча шагнул в сторону, набрал ведро холодной воды — и опрокинул на себя. Потом окатил Свейту теплой водой из ее шайки.

Она вздрогнула, закрывшись руками. А следом Ульф завалил ее на полок, и Свейта охнула.

— Обещаю, — тихо пробормотал он, склоняясь над Свейтой, — если меня опять потянет к чужим бабам, я приду к тебе. Чтобы ты снова заперла меня в кладовой.

Свейта кивнула, мелкие ладони скользнули по его плечам. Свежо и пряно пахло травным мылом, еще слаще пахло Свейтиным желанием. Хотя аромат его был пока слабеньким…

Последние радости, подумал Ульф, глядя в глаза Свейты. И лизнул краешек мягких губ. Раздвинул их языком, пробуя на вкус ее рот. Тут же прошелся рукой по Свейтиным бедрам. Развел колени, дрогнувшие под его ладонью.

А потом Ульф начал класть поцелуи — в ложбинку меж грудей, в дрожащий живот, в плоть под рыжими колечками, где пряталась узкая потаенка. Она проминалась под его языком, дразнила ему губы двумя лепестками — оба как шиповников цвет, ласкать бы, не останавливаясь. Но неспокойно. Тревожно. Лизнешь такой шершавым волчьим языком, и обдерешь до боли. Если не до крови. А еще тянуло пропустить лепестки Свейтиной плоти меж клыков. Играючи, но все же…

От этих своих желаний Ульф дрожал и трясся, выдохами тревожа рыжие завитки. Стряхивал с себя Свейтины руки, пытавшиеся его оттолкнуть, ладонями придавливая ее бедра к доскам полока.