Оборотень на щите

— Смотреть в угол, — Свейта сдвинула рыжие брови, веснушки на ее побледневшем носу потускнели. — Идти. Я боюсь. Потом я рассказать тебе все.

Ульф помедлил. От Свейты и впрямь тянуло страхом. Зато не пахло чужим потом…

— После говорить. Смотреть там. Важно, — подстегнула его Свейта.

Он отвел от нее взгляд, ссутулившись еще больше. И пошел в угол, слыша за спиной шаги жены. По пути заметил, что веревки с печатями на мешках зачем-то подрезаны. Потом Ульф разглядел в углу сверток, накрытый медвежьей шкурой…

Сзади вдруг зазвенело. Переливчато, звонко.

И обернувшийся Ульф увидел, как Свейта опрокидывает на пол уже второй кожаный мешок. Монеты рассыпались по каменным плитам с радостным звоном.

Дверь клети тут же захлопнулась, кольнув ему ноздри запахом Ингульфа. С той стороны грохотнул засов.

А Свейта быстро пнула третий по счету мешок. Высокий, набитый доверху, с подрезанными завязками. Затем она подхватила опустевшие кожаные кули. Метнулась к стене напротив, схватилась за очередной куль…

По полу опять раскатились монеты. Под светом альвова огня насмешливо блеснул металл.

— Серебро, — хрипло сказал Ульф, не сдвинувшись с места. — Зачем это, Свейта?

— Ты не выходить, — убежденно ответила она. — Я сторожить тебя. Запереть со мной, пока не приплыть Хальстейн.

— Зачем? — рыкающе повторил Ульф.

Путь к двери закрывали монеты. Что хуже всего, вокруг Свейты тоже блестело серебро.

— Ты узнать, — пообещала Свейта. — И альвы скоро узнать. Они снять чары.

Ульф негромко клацнул клыками. От вида серебра ярость закипала сильней, и он, чтобы успокоиться, выдохнул пару раз. Только после этого бросил:

— Ты обещала что-то рассказать, если я дойду до угла. Я слушаю.

Пусть сначала выложит все, мелькнуло у него. А то слишком много недомолвок. И подозрений…

— На тебе чары, — без запинки объявила Свейта. — Помнить пояс? После него ты обрастать шерсть сразу. А следом тебе нужен альвийский волос. И все хуже. Все сильней. Это чары альв.

Ульф шагнул к ней, аккуратно поставив босую ступню между монетами, что раскатились по полу. Спросил приглушенно:

— И как ты собралась меня сторожить? Серебро я сейчас отгребу тем свертком, что в углу. Надо будет, и штаны ради этого сниму. А потом все равно выйду… жена.

Лицо Свейты дрогнуло, она поджала губы. Затем шагнула вперед, не отводя от Ульфа глаз, и притоптала горку монет, разбросав их по полу. Уронила, остановившись:

— Ты спать другой женщина. Ты обнимать другой женщина.

Ульф пригнул голову, соглашаясь — и вздрагивая от ярости. Сердцебиенье, отдававшееся в ушах, сливалось в звериный вой.

— Но ты говорить правду, я твоя жена, — сердито заявила вдруг Свейта. — За тебя, против чары… я бросать серебро. В тебя. И твоя шкура больно жечь. Сидеть тут, Ульф. Не брать ничего. Не выходить.

— Да ты сдурела, — буркнул Ульф, не стесняясь в словах. — Я не могу отсиживаться…

— Ты могу, — перебила его Свейта. — Твой отец смотреть за крепость. И дядя, и брат. А волки сторожить кладовая. Тогда альвы убрать чары.

— Нет никаких чар, Свейта, — отрезал Ульф. — Я снимаю человечью шкуру, как у нас бывает.

Слова его переливались приглушенным рычанием. Но сквозь ревнивую злость вдруг прорвалось странное ощущение. Значит, у нее не было ничего с молодыми оборотнями? Рыжая самка собралась драться за него? Пусть глупо, но…

Ульф поспешно тряхнул головой, отгоняя самодовольную, гниловатую радость. Пообещал:

— Рано или поздно ты уснешь. И я доберусь сначала до тебя, а потом до двери. А напоследок оторву Ингульфу хвост, чтобы не слушал баб.

Свейта вместо ответа опрокинула еще пару мешков. Отшвырнула пустые кули к порогу, спросила надтреснутым голосом:

— Ты опять хотеть женщина? Это чары. Просто ждать, Ульф. Если я прав, то альвы снять их. Если я не прав… тогда быть, что быть. Хорошо?

— Как ты посмела… — начал было Ульф.

Но внезапно смолк. Шагнул назад и поднял сверток, лежавший в углу, под стеной.

Медвежья шкура в его руках развернулась. На пол упала его одежда — толстый суконный плащ, рубаха и штаны.

— Шкура тебе под ноги, — сдавленно сказала сзади Свейта. — Не мерзнуть.

Ульф, стоявший к ней спиной, на мгновенье судорожно сжал в кулаке медвежью шкуру.

Потом он ее отбросил. Натянул рубаху, накинул на плечи плащ — и сел на каменный пол у торцовой стены, напротив входа. Приказал, привалившись спиной к каменной кладке:

— Рассказывай. Что ты там несла про чары? С чего ты это взяла?

— Ты уходить в зверь слишком быстро, Ульф, — торопливо проговорила Свейта, уже берясь за следующий мешок. — Не два месяц, как другой… и все после альв.

Серебро зазвенело, рассыпаясь по камню. Ульф возразил:

— Это могло быть местью богов. Или частью их замысла. Тебя они лишили силы рун. Меня могли поторопить, чтобы я ушел побыстрей.

— Но альв… пояс… — уже сбивчиво выдохнула Свейта.

И начала говорить, стоя за россыпью серебра. Рассказывала, путано подбирая слова, что-то про альвиек, про богов — и даже про Локки.

Ульф терпеливо слушал, не сводя с нее глаз. Хотел Свейту до зубовного скрипа, но держался. Даже дышать старался помедленней, отгоняя мысли о том, как легко до нее добраться.

А потом Ульф уловил звук еще одного женского голоса — отдаленный, долетевший из-за двери клети.

— Тихо, — буркнул он.

И пальцем с длинным когтем чиркнул себе по губам — сверху вниз, показывая, что надо помолчать.

Жена глянула непонимающе, но замолчала. А Ульф насторожил уши. Пожалел вдруг, что не добрался до двери загодя, еще до этого…

Тогда я сейчас занимался бы другим, стрельнула у него лукавая мысль. И Ульф чуть не улыбнулся, прислушиваясь.

Далекий женский голос принадлежал Сигвейн. Ульф разобрал ее слова: