Оборотень на щите

Опочивальню вдруг залила пронзительно-белая вспышка, и Локки исчез в ее сиянии.

Света, задохнувшись от грязи в его словах, моргнула. И с ненавистью уставилась на то место, где секунду назад стоял Локки.

Вот и поговорили, пролетело у нее в уме. А ведь он предок Ульфа. Мог бы помочь праправнуку. Жаль, не успела спросить, как альвы собираются забрать рунный дар. Ответ вроде лежит на поверхности, но…

Света вздохнула и шагнула к кровати. С размаху села, затем подумала — что-то здесь не то.

Раз Локки не жалеет своего далекого потомка — его жену он тем более жалеть не должен. И сейчас ему выгодно спровадить отсюда носительницу дара. Да поскорей, пока она лишена силы рун. Локки мог бы спрятать мастерицу рун в какой-нибудь дыре или сразу убить. Глядишь, боги и принесут в этот мир очередное веретено. Словам Локки о том, что боги не торопятся, верить не следует. Ему вообще нельзя верить, ни в чем…

Но он меня лишь припугнул, мелькнуло у Светы. И визитом инеистого лишь пригрозил.

Расчувствовался? Все в память о Сигюн?

Света резко мотнула головой. Подумала вдруг — Локки бог лжи, а не любви. Он не расчувствовался. Он сделал следующий ход на доске, что лежит между ним и богами.

Как там называлась игра, о которой Локки говорил Ульфу? Хнефатафль? Локки изобразил, будто не хочет, чтобы дар Ульфовой жены достался богам. Но сам оставил ее там, где до нее могут дотянуться асы.

Следующий ход должны сделать они. Как бы проскользнуть между игроками, один из которых отвел ей роль наживки…

Мне придется научиться играть в хнефатафль, мрачно решила Света. А затем схватилась за ножницы, лежавшие на покрывале.

* * *

Но спокойно закончить намеченное ей не дали. Вскоре за дверью крикнули:

— Дротнинг, тебя хочет видеть человек Хальстейна.

Недолго сын конунга ждал, хмуро подумала Света. И вскочила. Укрыла одеялом вещи, разложенные по кровати, бросила:

— Да, войти.

Потом она торопливо, почти испуганно сжала левую ладонь в кулак. Палец, проколотый иглой, сразу заныл.

Дверь скрипнула, в опочивальню вошел Ингульф — свежий, подтянутый, словно и не ложился. За ним порог переступил Даг, подручный Хальстейна. В руках у Дага был деревянный ларец.

— Хальстейн, сын Олафа, шлет свой дар хозяйке крепости, — звучно объявил Даг, одной рукой прихватив ларец снизу, а второй откидывая крышку. — Рабыни, что здесь служат, рассказали Хальстейну о твоей великой задумке, дротнинг Свейта. Еще не было в Эрхейме женщины, что догадалась бы согревать дома горячей водой, налитой в длинные трубы. Он восхищен твоим умом и шлет тебе этот драгоценный убор. Из дальних южных краев его привезли. И лишь твоя красота его достойна.

На дне ларца, выстеленного черной тканью, лежал венец. Вполне царского вида, хоть сейчас дари царевне. Золотая скань завитками расплескалась по обручу основания — собираясь сверху в частокол из кружевных зубцов. На ажурных завитках сверкали частые рубиновые капли. Словно золото обрызгали кровью…

Стоявший сбоку Ингульф невозмутимо разглядывал венец.

Это проверка, подумала Света. Или Хальстейн с рубинами, или альвы с выкупом за Ульфа.

А может, Локки соврал, обвинив Хальстейна в связи с богами? Вдруг парень просто хочет вернуть трон отца, и ради этого заигрывает с супругой пропавшего конунга?

— Я благодарить Олафсон, — без запинки произнесла Света, посмотрев в лицо Дагу. — Но я обещать мой муж, что никогда не носить золото, которое не из его рука. Пусть Олафсон простить меня. И скорей выздоравливать.

Она взмахнула рукой, указав на дверь. Лицо Дага на мгновенье перекосилось. Но следом он криво улыбнулся.

— Хальстейн расстроится, услышав твои слова. Может, ты навестишь его, дротнинг Свейта? Раны, что нанес Хальстейну твой муж, слишком глубоки, из-за них он не может встать. Однако беседа с тобой его утешит… и утолит скорбь Хальстейна по отцу.

— Да, — почти сердечно согласилась Света.

Ненависти к Хальстейну она не испытывала. Даже если Локи прав — сын конунга лишь орудие в чужих руках. На его месте мог оказаться любой. Ульвдан, Ингъялд, тот же Даг. Нельзя ненавидеть занесенный нож, надо ненавидеть руку…

— Я прийти вместе с Сигульф, — пообещала Света. — Он беспокоиться за Хальстейн. К тому же Сигульф делать беседа лучше, чем я. Пусть Хальстейн ждать.

А потом она спросила Ингульфа — нетерпеливо, не смущаясь присутствием Дага:

— Вести от альвы есть?

Оборотень качнул головой. И Света снова взмахнула рукой, указывая на дверь. Подумала, сверля взглядом Дага, который как-то странно смотрел на нее — уходи же. Пора заканчивать дело и бежать к пролому. Может, к тому времени что-то будет известно? Придет весточка об Ульфе…

Ульф, горько подумала Света, глядя на закрывающуюся дверь. Затем вспомнила страшные сны, виденные этим утром. И сжалась, ощутив тягучую боль в груди.

ГЛАВА 10

Сообщение от альвов пришло не скоро.

Почти все это время Света провела у пролома. Смотрела на скалы, людей и оборотней, которые восстанавливали стены…

Смотрела и ждала.

Сигульф уже объявил, что отправит ее в Ульфхольм, как только ярлы уплывут в свои земли. Света спорить не стала — смысла не было. Деверь и так, по ее запаху, знал, что она не согласна.

Но надежда еще была. И надежда, и время — потому что ярлы ждали возвращения драккаров, посланных к берегам инеистых йотунов. Морская стража уплыла, чтобы проверить в бою с инеистыми альвийские бляхи. Время до возвращения драккаров еще было, однако альвы точно забыли про нее…

А на исходе третьего дня, когда Света возвращалась в женский дом, к ней вдруг подбежала рабыня. Выскочила из-за длинного дровяника и загородила путь.

Ингульф, шагавший сбоку, тенью качнулся вперед. Света, застыв на месте, непонимающе уставилась на женщину.

— Мне велели передать это, — надтреснутым голосом уронила рабыня.

И выставила перед собой ладони, сложенные лодочкой.

Рядом напрягся Ингульф. Предостерегающе вскинул руку — на пальцах блеснули стремительно отросшие когти.