Оборотень

– Да, - девушка взяла таблетку и проглотила ее.
– Надеюсь, вы... не отрежете мне голову? И еще. С терапевтами мы выяснили, а как вы относитесь к зубным врачам?

– Мне нравится, что у вас есть чувство юмора, - усмехнулся Тероян. Он не ожидал подобного от девушки.

– А вы что же, посчитали меня полной идиоткой?
– спросила она, вновь улыбнувшись. И Терояну вдруг на миг показалось, что она притворяется, что ничего с ней не произошло и девушка совершенно здорова, что все это какая-то непонятная, отвратительная игра, в которую он оказался втянутым помимо собственной воли. Но в ее синих глазах, несмотря на улыбку, было столько безумного, неподдельного отчаяния, столько бессилия, что он тотчас же отогнал эти мысли.

– Нет, нет и нет, - произнес он, отвечая на ее веселый вопрос.
– Я считаю, что с вами приключилась не только беда, но, возможно, и сейчас вы находитесь в какой-то опасности. Я чувствую это. Врач должен чувствовать болезнь. И я почти уверен, что знаю, как вам помочь.

– Почти?

– Да. Только мы должны оба помогать друг другу. Оба. Вы - тем, что доверитесь мне. Иначе все мои усилия будут напрасны.

Он замолчал, желая, чтобы до девушки дошел не только смысл сказанного, но и энергетические волны его воли, убежденности. А потом добавил:

– И голову я вам не отрежу, а к зубным врачам отношусь с нескрываемой скукой.

– Почему?

– Потому что привык к боли. Так что вы скажите? Она произнесла эти три слова, которых он ждал:

– Я верю вам.

Затем легко поднялась и, проходя мимо него, обронила: - Значит, я могу воспользоваться вашим халатом? Почему-то ужасно глупо чувствую себя в этом платье...

Тероян блестяще приготовил свое любимое блюдо - яичницу с помидорами, заварил чай, и они завтракали, представляя странную молчаливую семейную пару: он в строгой и темной рубашке и она, утонув в его зеленом халате. Девушка изредка, с любопытством поглядывала на него, рассматривала. А Тероян большей частью прищуривался на окно, словно выверял количество деревьев в сквере напротив.

– Тим Тероян, - сказала вдруг девушка. Она произнесла два эти слова, как какое-то заклинание.
– Странно... Вы не похожи на армянина. У вас славянское лицо. Почему так?

– А я и есть чистокровный русский. Предки мои все из Калужской губернии. Забавная получилась история, - пояснил он. Есть там село Троино, и все в нем живут Троины, как водится. Но когда дед пошел на первую мировую войну, его какой-то писарчук в полку записал, как Тероин. Вставил лишнее "е". А уже при советсвой власти, другой идиот, с похмелья видно, отцу моему поменял в паспорте "и" на "я". Вот и получилось - Тероян. Вроде как Микоян. Может, и нарочно сделал. А Тим - просто сокращенное от Тимофея. Так я привык, так меня все и зовут.

– А нельзя вернуться назад, в Троино?

– Можно. Только зачем? Поздно уже. Стар я для превращений. Да и не вижу в том особого смысла.

– Ну не стройте из себя такого уж дряхлого старца, - в голосе девушки звучала насмешка.
– Вам ведь не больше сорока?

– Прибавьте еще двадцать лет, - пошутил Тероян-Троин. Ему почему-то нравилось с ней разговаривать, хотя вообще-то он уклонялся от пространных бесед, особенно, с женщинами. Ему нравились и ее глаза, их васильковый цвет, лукавая пытливость, и он боялся лишь, чтобы в них снова не заплескалось бессильное отчаяние.

– Значит, вы тоже влезли в чужое имя. Как в брошенную на дороге шкурку змеи.

– Почему... Глория?

– Я не уверена, что меня зовут именно так. Я не могу уловить в этих звуках чего-то близкого, родного.

– Продолжайте, - попросил Тим, поскольку девушка замолчала, глядя в окно.
– Что вы чувствуете, когда... когда думаете о детстве? Первые яркие впечатления? Говорите, вы должны это помнить.

– Да...
– ответила наконец девушка.
– Море... солнце, меня ведут по песку. Кто? Я не могу вспомнить лица. Наверное, родители. Плещутся волны. Смех. Я вижу лишь отдельные фрагменты. Радость, дети. Почему вы спросили о детстве? Почему?

– она смотрела прямо в глаза Терояну, а губы ее начинали предательски дрожать.
– Почему?

Тим накрыл ее руку ладонью, успокаивая.

– Все, хорошо, - сказал он.
– Мы снова здесь, выпейте чая. Сейчас мы соберемся и пойдем по магазинам - это увлекательнейшее занятие, особенно для молодой девушки, - он понял, что именно той темы - детства - нельзя касаться ни в коем случае, и говорил быстро, отвлекая ее внимание, возвращая ее к себе.
– Что скажете, то и будем покупать. Вам много чего надо, а я люблю тратить деньги. Для того они и предназначены. Но я не большой знаток в женских одеяниях. Привык к белым, медицинским халатам сестры в них подобны ангелам небесным. Впрочем, так оно и есть. Вы что-нибудь смыслите в медицине?

– А вы знаете, - девушка уже успокоилась.
– Мне кажется, я имею к ней какое-то отношение...

– Да? Чудесно. Как-нибудь я вас проэкзаменую. Когда будет время, - и в этот миг Терояна остро кольнула мысль об окровавленном скальпеле в сумочке.

– Наверное, скоро я стану вам в тягость, - чуть грустно произнесла Глория.
– Куда вы меня тогда денете? Сдадите в архив, в больницу? Или отвезете на учебную кафедру в качестве экспоната.

– Нет. Я вас зажарю в духовке и съем. Не говорите глупостей. Кстати, как вы познакомились с теми мотоциклистами у харчевни?
– Тероян вновь ступил на опасную тропинку над простиравшейся бездной. Но девушка отнеслась к этому неожиданно спокойно.

– Не знаю, - просто ответила она.
– Я не помню. Тероян вынул из ящика стола пачку сигарет "ЛМ".

– Если вы курите, то - пожалуйста, - произнес он.
– Только такие.

– Замечательно. Мои любимые, - ответила Глория.
– Но - благодарю. Я редко когда выкуриваю одну-две сигаретки за день.

– А больше и не надо, - согласился Тероян.
– Значит, проживете на один-два десяток лет больше. Тогда - в путь? Даю вам на сборы, по-военному, десять минут.

– Слушаюсь, господин полковник!
– весело отозвалась девушка, угадав его настоящее звание.

Ближе всего было покупать вещи на бывшей Выставке Достижений Народного Хозяйства. Сейчас, конечно, не было никаких достижений, ни вообще какого-либо хозяйства, лишь одна большая Зона. Зона эта называлась Москвой, где, правда, еще сохранялись кое-какие крохотные островки свежести и разума. Но в целом эта гниющая Зона источала миазмы безумия, разврата, лени и подлости, где стреляли и насиловали налево и направо, без разбора.

Тим Тероян и Глория Мирт, два человека с чужими именами, шли к бывшей ВДНХ, оставив "Жигули" у дома, шли пешком, поскольку погода сегодня была солнечной, светлой, теплой, и это явление казалось самым удивительным в теперешней Москве. Вроде бы и климат здесь должен бы соответствовать ее нынешнему характеру - быть злым, колючим, убивающим медленной смертью. Шли по улице Цандера, по улице Королева, мимо телецентра, мимо его затаившихся, закрытых наглухо окон.

Они шли и, конечно же, разговаривали о другом, о каких-то незначительных пустяках и не было в их беседе почти никакого смысла, кроме одного: своими пустяковыми вопросами, осторожными замечаниями Тим Тероян прощупывал реакцию девушки, как бы держа руку на ее пульсе - вот он оставался ровным, вот убыстрялся, вот стремительно набирал силу, и тогда он искусно гасил бешеный ритм, возвращая его в спокойное состояние. Это походило на сложную радиоигру двух разведчиков, один из которых посылал в эфир дезинформацию, а второй обрабатывал ее и отделял зерна от плевел. Или выглядело, как состязание в прятки, где скрывшийся в темном доме человек своими перемещениями помогает обнаружить себя противнику.