Оборотень
Шрифт:
Из беседы с Глорией Тим сделал для себя следующий вывод: девушка, несомненно, получила хорошее воспитание, она образованна, умна, наблюдательна, обладает как техническими, так и гуманитарными навыками. Единственное, что она не может вспомнить из прошлого, - свою личную нить в нем, свое место в оставшейся позади жизни. Она как бы родилась заново день назад, но с уже огромным грузом знаний двадцатипятилетнего человека, не потратившего свое драгоценное время лишь на увеселительные развлечения. Но это рождение оказалось страшным для появившегося на свет существа, оно прошло в муках, с чудовищной болью, ужасом, с присутствующей рядом смертью.
На Выставке
Домой они вернулись к половине первого. Тут-то и позвонил Георгий Юнгов. Без долгих расспросов он сказал:
– А приезжайте-ка ко мне на Тайнинскую через пару часов. Я кое-что выяснил насчет доктора Саддака Хашиги. Он живет как раз в тех местах, где ты встретил девушку. Возле Медвежьих Озер. У него там целое поместье. Это иранский миллионер. Дело, Тим, весьма серьезное. Остальное - при встрече, и Юнгов повесил трубку.
Тероян покрутил головой, вращая ее слева направо, что вошло у него в привычку после того осколочного ранения. Да это как-то и снимало периодически возникающие боли в висках. Глория ушла в свою комнату - теперь уже "свою", где ей не терпелось, как любой молодой и привлекательной женщине, примерить обновы. Отрывать ее от этого занятия было бы бесчеловечно, и Тероян решил ехать один. К тому же ему хотелось сначала самому выяснить, что имеет в виду Жора под этим "серьезным делом". А через минуту позвонил Олег Карпатов.
– Где ты бродишь?
– сердито прорычал он в трубку.
– Ты выяснил хоть: ее эта сумка или не ее?
– Я только узнал, что "ЛМ" - ее любимые сигареты, - тихо ответил Тероян, отворачиваясь от закрытой в комнату девушки двери.
– Но этого мало.
– Конечно, мало, - язвительно согласился полковник МУРа.
– "ЛМ" пол-Москвы курит. Идиот, там же есть очки, надень их на нее, и все станет ясно. А если они подойдут, так пусть напишет что-нибудь, там же есть записная книжка, сличи почерк. Пользуется ли она той губной помадой или нет? Любит ли эту музыку? Учить вас всему надо!
Тероян стерпел. Он привык терпеть - научился этому у раненых.
– А ты что узнал о Глории Мирт?
– спросил он.
– Пока ничего. У нас не зарегистрирована. В паспортных столах Москвы нет. Каким ветром ее сюда занесло? Может, это вообще вымышленное имя? Буду связываться с другими городами, искать через компьютерную сеть.
– А через посольства этого припадочного СНГ?
– А может, еще дать запросы в Париж, Лондон, Нью-Йорк? У меня что, другой работы нету? И так торчу здесь в субботу, которую все честные евреи чтут как выходной.
– Не прикидывайся обрезанным, Олежек.
– Ладно. Теперь об этих таблетках. Это циклодол. Если выпить штук
десять, да запить стакашкой водки, то...– Знаю, не учи врача, кретин, - отомстил Тероян.
– Реакция - дикое возбуждение, необузданность. Наркотик наоборот.
– Тогда последнее, - смирился Карпатов.
– Хашиги - иранский миллионер, живет неподалеку от тех мест, где ты подобрал девушку, возле...
– Медвежьих Озер, - продолжил Тероян.
– Об этом мне уже звонил Жорка.
– Дело там серьезное, - добавил Олег с интонацией Юнгова.
– Вот так же и он сказал, слово в слово.
– Остальное - при встрече.
– Вы что, сговорились?
– Ну не телефонный это разговор!
– Я же знаю, ты звонишь не из своего кабинета на третьем этаже, а из будки, где-нибудь на Чеховской.
– Угадал!
– радостно и уважительно отозвался Карпатов.
– Стану я пользоваться служебным телефоном. Еще не знаю, под колпаком какого Мюллера нахожусь? Столько их, гадов, расплодилось за последнее время! Но вот что я тебе скажу, умник. Ничего без меня не предпринимай, никаких самостийных действий. Усек? А вечером, часикам к семи, приезжай вместе с Глорией, или как ее там?
– ко мне, домой. Думаю, общение с Машей пойдет ей на пользу, да и нам есть о чем потолковать.
– Ладно, - согласился Тероян, вешая трубку. Но далеко отойти от телефона ему не удалось. На сей раз звонил Влад Шелешев, и разговор был краток. Он лишь как-то туманно сообщил, что тот район находится под чужим влиянием, но мотоциклистов ищут, а хозяина харчевни вскоре начнут тихонько простукивать. И все. "Никто ничего толком не объяснит", - подумал Тероян, но все равно был рад всем трем звонкам своих старых приятелей. Видно, осталось еще между ними что-то помимо преферанса... Он посмотрел на часы пора было ехать к Юнгову на дачу, на Тайнинскую.
Тероян поднялся и постучал в комнату Глории.
– Нельзя!
– услышал он ее голос. Пришлось ждать минут пять, прежде чем она вышла, одетая в те темно-вишневые брючки и кремовую блузку. Все сидело отлично и подчеркивало что надо. Терояну захотелось сделать ей какой-нибудь комплимент, но он не нашел ничего лучшего, чем сказать:
– По-моему, ткань очень прочная.
Глория мило улыбнулась в ответ на эту нелепую фразу.
– Я ненадолго покидаю вас, - смущенно произнес Тероян.
– Часиков до пяти. А вы никому не открывайте ни при каких обстоятельствах. И не подходите пока к телефону. Могу я оставить вас одну?
– Конечно, - сказала она.
– Я знаю, что еда в холодильнике, а газовая плитка включается посредством зажигания спички. Спичка - это такая маленькая палочка...
– Ну хорошо, хорошо, - остановил ее Тим, поднимая обе руки.
– Будьте снисходительны. Да, вот еще что. Вечером мы приглашены в гости. В форму одежды почему-то входят очки, - он достал их из ящика и протянул девушке. Ну-ка, примерьте.
Она послушно нацепила их на нос, разом преобразившись в глуповатую классную даму.
– Но я же ничегошеньки не вижу!
– возмутилась Глория.
– Тогда снимите и выбросьте в окно. Явимся без очков. Скрывать за ними такие чудесные, синие глаза - измена Родине, - этот комплимент, вырвавшийся как-то сам собой, прозвучал уже несколько лучше. А у Терояна сразу отлегло от сердца, когда он подумал, что сумочка с ее неприятным содержимым, все же, очевидно, не ее. Он еще раз взглянул на Глорию, которая, словно позабыв о нем, стояла перед зеркалом, поворачиваясь гибкой талией, и чувствовала себя здесь, как дома.