Оборотная власть

– Ты понимаешь, там могла остаться, насовсем. Ты понимаешь, дура!

Боится допускать, не то что произнести. Я сама за него это сделаю.

– Я сейчас умираю, от холода. Арис, мое сердце еле бьется. Согрей, только ты можешь, - беспощадно прохожусь ему по внутренностям.

В душу смотрит, ищет, преследует тайные помыслы, я же чиста и откровенна. Верю, так и есть, истина.

Тянусь к его лицу, не пускает, снова грубо перехватывает. Я для него в межмирье, застывшая, касаюсь обеих границ и тут и там одновременно. Отпускаю его ладони, с трудом освобождаюсь от куртки не по-сезону. Замечаю как его самого потряхивает. От бешенства, Юля, не расчитывай на большее и не буду.

– Согрей...
– смотрю в глаза, пытающие по-страшному.

Пока я возилась с верхней одеждой, не отпускал лица из захвата, вырываюсь, позволяет неохотно. Наблюдает с подозрением как снимаю ботинки, перебираюсь к нему. Аристарх меняется, стоит мне оказаться у него на коленях, лицом к лицу. Не запрещает, но и не способствует продолжению. Зверюга в легком смятении, мысленно ухмыляюсь. В груди все содрогается, болит, жжется. Оседлав его бедра, приникаю к груди, с оттяжкой ударяет по мне его сердце, паузы длиннее и длиннее. Молчит, дышит тяжело, надрывно. Прикрываю веки и оплетаю торс крепким объятием. Как давно хотела вот так... Ледяными пальцами высвобождаю рубашку из брюк на пояснице, осторожно крадусь под нее, ищу контакта кожи к коже. Выдыхаем одновременно, он вздрагивает еще, я же наоборот расслабляюсь, с кончиков пальцев к запястьям бежит тепло. Веду чуть выше, насколько есть возможно, и по бокам перемещаюсь к груди, очерчиваю контуры, задевая по твердым соскам. Ладони согреваются от его адова кипения, готова мычать от удовольствия, он же покрывается мурашками и становится весь, будто из камня, твердый и напряженный.

Поднимаю лицо, в упор смотрит, тянусь к губам, уверена, мои сухие через чур, посиневшие от ветра и мороза, не привлекательные вовсе, в отличии от его. Не смело касаюсь, параллельно жадно втягиваю носом аромат свежий с примесью табака, особенный, захватываю нижнюю губу, вспоминаю его вкус, прохожусь языком и отпускаю.

– Согрей, Арис...

Так странно, называю тем именем, что всегда звучит от близких ему людей, а кажется, будто только сейчас придумано мною. Принимает как новое, впервые слышимое, обхватывает в своей манере затылок, срывая рваный выдох. Сжимает пальцы, сгребая волосы в кулак. Медлит, не верит, борется. Арис, другого шанса не будет - мысленно обращаюсь. Я то давно обречена, терять нечего. Согрей... Причиняя боль, рывком к себе притягивает, чуть склоняется и ждет от меня шага, а я начинаю колебаться в миллиметре от его желанных губ. Эмоции переполняют, перекрывают кислород, справиться... Мы оба в аду, между нами всегда преисподняя, с самого первого дня.

Одновременно устремляемся к цели, сталкиваемся до искр из глаз, сплетаемся языками. Меня больше нет, я его собственность клеймленная, он владелец моей души, теперь отдам и тело. Лютый голод сметает последние установки, препятствия, наши дикие желания обладать срастаются между собой, летят в одном направлении со скоростью кометы. Забытый, потрясающий, родной, так долго недопустимый. Как бы не сдохнуть от поцелуя, дальше хуже будет, дарит щедро не то что тепло, жаром наполняет, каждую клеточку оживляет, двойной дозой насыщает. Не терпит преград, сдирает мешающие шмотки, оголяя по пояс, жадно сминает грудь ладонями, не отрываясь от рта. Новая, другая дрожь разбивает обоюдно, чистое нетерпение, близость, только она сейчас между нами.

Другого шанса не будет...

А уже не отпустит, метит зубами, вбирает вкус языком с шеи, знобим жаром оба. Поздно, возьмет даже, если воспротивлюсь. Подчиняет, блаженно принимаю роль, вот только дальше раздеть не получится, понимаю, а не могу позволить разорвать контакт хоть на мгновение, не в силах просто оторваться, лишиться его. Останавливает агонию и страх, одним лишь взглядом пресекает. Животная похоть в глазах, одержим заполучить, давно, как и я.

Сейчас или никогда...

Для кого декламирую в сотый раз? Себя убеждаю, его понукаю, не думая требуется ли. Ему точно нет, мне же... Пересаживает на соседнее место.

– Раздевайся, - севше звучит приказ.

Все иначе, упрашивала, теперь одежду снимаю самостоятельно. Аристарх любил раздевать меня, накалять обстановку, хватать, принуждать, соблазнять, завоевывать, сейчас позволяет...

Адски меня сотрясает, с первой попытки джинсы не поддаются, третья успешно. А потом я застываю, наблюдая как растегивает пуговицу за пуговицей на черной рубашке. Голова кружиться начинает, лёгкое парение, плыву, сцепляемся взглядами. Стягивает с плеч - совершенный экземпляр, спускаюсь глазами по-плоскому животу, красиво проработана каждая мышца. Сглатываю громко, его пальцы спокойно справляются с ремнем и ширинкой, демонстрируя полную боевую готовность. Возвращаюсь к его лицу, непроницаемому и сосредоточенному. Немедля перетягивает обратно на себя, без прелюдий с напором нещадящим проникает в меня, наполняет до упора. Очередная карусель по мозгам бьет, перегруз, не вывожу, цепляюсь за плечи, мощную шею.

Там наедине, после пережитого в клинике, он был нежным, заботливым, окружал лаской в каждом прикосновении, сейчас так не будет, мне же плевать, приму любого.

– Давай, Юля...
– выдыхает, выдержка страдает, ему не легче, чем мне.
– Согрейся, жена моего брата...
– шлепок по ягодице ощутимый следует за болезненной тирадой.

Судорога вдоль позвоночника летит, выдох, вдох, зажмуриваюсь.

Напоминает, дает понять, назад поздно сдавать, заставляет принять, видеть ярко порочность действа. Что делает? Отыгрывается? Наказывает?

Нетерпение же растет получить дозу от которой когда-то была зависима, стремлюсь к максимальному слиянию, мозг отключить, только чувствовать. Позволит ли? От первого моего движения чертыхается сквозь зубы, рябь мелкая бежит по стальным мышцам, тормозит и прикрывает глаза, переводя дыхание. Сжираю с него каждую мелочь, каждую эмоцию осознаю мотивы, запоминаю. Не по сценарию, родной, я знаю, подстегивает смелеть и идти до конца. Мой организм в такой жесточайшей агонии, что физически сложно сказать о ощущениях, а вот внутри каждое колебание распознаю. Больно... как и мне.

Помню в мельчайших подробностях ночь в доме его родителей, встреча и первый раз после точек с моей стороны. Я еще не знала кто они, и до конца куда попала. Он меня брал силой в саду, пока Тим спал, я боролась с желанием любить его, отдаваться, тело предавало, ждало, горело по нему. Хочу, чтобы он аналогично страдал, любил... Веду нас к финишу, немного неуклюже, заторможенно и озвучивая истину, как он тогда.

– Все останется по-прежнему, я только согреюсь...

Ведь уверена, пусть и злится, но победно ликует. Нет, Аристарх... Впечатывает в себя, правильно расценивая смысл сказанного, мы же понимаем друг друга глубже, чем должны. Первые спазмы предвестники заставляют обоих застонать. Больно делаем обоюдно, в поисках опоры мучим покровы хваткой, сжимаем в порыве. Следы преступления останутся заметные.

Сейчас не до слов, они рвутся без шансов, ни звука кроме хриплого надрывного дыхания. Запретный он, чужая я - одно целое, улетно, больно, сладко, убивающе остатки морали. Переживаем коктейль вместе, я смогла, растерзала ледяное нутро, искрошила в мелкие куски. Теперь страдаю вместе с ним перенимая на себя, душа обливается слезами. Распахиваю глаза, встречаемся. Это выражение лица я пронесу с собой через всю жизнь, как и его улыбку в клинике через долбаную прозрачную стену. Было там что-то неземное, теплое, нежное, прекрасное. Загадкой осталось на что так отреагировал, не важно, я запомнила и сохранила. Так улыбался только мне и только тогда.

Очередной шлепок толкает к действиям, Арис помогает и направляет, одна не справляюсь с выбранным путем. Любовница, партнерша из меня нулевка отстойная. Во всем никчемная, взяла инициативу и не тяну, до слез обидно. Так думаю до тех пор, пока не поражает своей властью рот, вселяет уверенность, ласкает со всей страстью, выражая потребность во мне. Руки сильные обводят с жадностью вдоль тела от плеч до ягодиц, сжимают и обратно по спине до лопаток с нажимом. Пальцы запускает в волосы, мурашками иду вся, сбиваясь с ритма. Переполненная им забываю дышать, от кислородного голодания кружится голова. Мы в бесконечности, я сделала первый шаг, потому, что скорее всего это последний раз. Ускользает мысль, он зверски сжирает меня, терзает губы, достигая пика сминает всю дурной мощью, почти не чувствую себя, с опозданием распадаюсь, издалека слышу стоны в унисон, жалкие, с нотами страданий.