Оборотни. Медвежья услада

Они тогда не подрались только из-за Эви. Бедняжка нахлебалась воды, побилась о камни. И они с Бьёргом наперебой зализывали каждый синячок и ссадинку.

До чего же сладко это было! Бьярг чуть не кончил от одной лишь невинной ласки.

Рот наполнился слюной, а в паху скрутило так, что искры перед глазами в пляс пошли.

— Она уже наша, брат, — зашипел, стискивая ручку колуна. — Храбрая, выносливая… Ты ведь помнишь, что говорил щенок?

Бьёрг слегка поморщился. Густава он не слишком жаловал. Считал слабаком.

— Мало ли что он тявкал! Не прислужница ведь, обычный конюх. А она — его госпожа. Слухи о нраве девчонки могут оказаться блажью или сплетнями. А прыжок из кареты — дуростью. Брат, неужто ты думаешь, что нам спустят недостойную?

Проклятье! Бьёргу бы ума-разума поменьше, авось жить стало бы проще!

— И не то спустят! Зачем тогда метку ставил, раз не по сердцу милашка? Это не я первый клыки показал, а ты!

Брат засопел, словно кузнечный мех. Нервно огладил бороду.

— Чтобы не сбежала раньше времени.

Ага, как же! А может, чтобы желанием своим поделиться? Оборотничья метка — не просто шрам на шее. Это связь, помогавшая чувствовать друг друга. Ежели один в постели горяч, а другой недотрога — метка уровняет желание: там отнимет, тут прибавит… И перепуганная девица быстро забудет страхи, вверяясь мужским рукам.

— Убежит она, ага, — проворчал, вновь опуская колун на чушку. — Забыл, поди, как ей сладенько дома жилось? Пташка сама к нам в лапы прилетела! А ты мнешься аки девка в первую брачную ночь.

Бьёрг тут же ощерился.

— На себя посмотри! Тебе волю дай — так ты бы ее на бережку и разложил, не побрезговал. Ей сразу двоих принять — это еще постараться надо!

— Примет, еще и добавки просить будет. Уж я постараюсь. За себя и за тебя, колода дубовая.

Брат аж кулаки стиснул, того и гляди кинется.

— Ты только хреном своим и думаешь! — прорычал, сверкая глазами. — Нет, сделаем все, как надобно. Нечего в леса наши волочь кого ни попадя. А ежели в штанах жмет, так хоть к Асгерд сходи. Вот уж она рада будет.

И брат ушел — только медвежья накидка среди деревьев мелькнула.

Бьярг отшвырнул колун в сторону.

К Асгерд, значит… Хорошо же! Унять голод не помешает.

Глава 7

Эви с тоской рассматривала тушку зайца, валявшуюся на кухонном столе. То есть, это было подобие стола: две колоды, а на них грубо сколоченный деревянный щит, покрытый шкурами, уже изрядно потасканными и обляпанными. Не слишком опрятно! В отличие от обстановки.

Взгляд опять метнулся по комнате.

Землянка была просторной, но скромной. Стол, табуретки, в углу загородка для оружия, напротив — две широкие лежанки, покрытые шкурами… под стать своим хозяевам.

Вдоль позвоночника пронёсся табун мурашек, даже тонкие волосики на шее дыбом встали.

Двое! Да еще и близнецы!

Поверить невозможно… Как она еще не валяется вон на тех шкурах голая и с дикой болью между ног?

Эви рвано выдохнула и крепче стиснула рукоятку ножа.

Надо успокоиться. Вполне может быть, что братцы-медведи не имеют худых намерений. По крайней мере, стоило переступить порог, и ей вручили миску похлебки, размерами больше похожую на корыто, огромный ломоть хлеба и велели как следует подкрепиться.

Отказы не принимались. Поэтому Эви скромно пристроилась на краешек стола и попыталась осилить хотя бы половину угощения. В это время ей объясняли обязанности по дому.

Больше говорил Бьёрг — Эви могла отличить мужчин по одежде и прическе: молчаливый Бьярг носил более светлую рубаху, а волосы его были заплетены у висков в несколько косиц, которые уходили к затылку, не позволяя блондинистой гриве спадать на лицо. Бьёрг же предпочитал заплетать нечто вроде гульки, при этом оставляя висеть у левой скулы пару косичек.

А в остальном их внешность совпадала до такой степени, что становилось страшно. И вздумай братья одеться и причесаться одинаково, она бы ни за что их не различила.

Эви тихонько вздохнула и приблизилась к зайцу.

После трапезы ее сразу отправили к кухонному столу — готовить ужин.

Не то чтобы Эви боялась разделать тушку, но совершенно не знала, с чего начать. Ни разу она не бывала в кухне, не заглядывала в кулинарные книги. Ее больше интересовал счет да учетные дела! А с этим что делать?!

Потыкав кончиком ножа в тушку, Эви снова вздохнула.

— Чего стонешь? Сдулась уже? — грохнуло над головой.

— Пречистая!

Нож упал на стол, а Эви шарахнулась в сторону. Сбежать не дали крепкие мужские лапищи, раскаленными плитами упавшие на плечи.

Сердце подпрыгнуло к горлу и рухнуло куда-то вниз. Медведь! То есть дикарь… один из братьев.

Подкрался неслышно, точно зверь!

За спиной сдавленно фыркнули.

— Ваших божков в этих лесах нет, можешь не звать. Что с ужином?

Эви аккуратно покосилась в сторону. Так… Рубаха светлая. То есть линялого зеленого оттенка. Значит, до разрыва сердца ее чуть не довел молчаливый Бьярг.

— Я-а-а… — Эви запнулась. Но, сердито куснув губу, собрала остатки нервов в кулак и продолжила. — Я этим занимаюсь.

— Да уж видно! — сварливо прогудел дикарь. — Поди, в своем каменном сарае к огню и близко не подходила?

Сарай?! На свою бы халупу посмотрели! Стряхнув с себя наглые лапищи, Эви развернулась и… увязла в двух кипевших золотом омутах. Какие глаза!

Томная слабость удалила под коленки.

Но упасть ей не дали — Бьярг ловко перехватил ее за талию и развернул к столу. А сам прижался сзади.

Эви чуть не застонала, когда ее обмахнуло терпким мужским ароматом с тонкими нотками смолы и пихты. Рот наполнился слюной, а на шее — там, где все еще ныло и дергало, стало тепло. Как будто меховой воротник положили!

Разобраться в необычных ощущениях она не успела — не до того!

Бьярг подхватил нож, вложил ей в руку и накрыл своей ладонью.