Оборотни. Медвежья услада

Зверь недовольно зарычал, сей же час требуя мести.

Герцог давно был на слуху среди их народа. Поганец славился жестокой охотой, да и прислуга его не любила за неуемную алчность и похоть.

И этому мерзавцу Винтер собирался продать дочь!

— Р-р-разберемся, — зарычал, крепче стискивая Пташку. — Первый укус для ублюдка — мой!

— Облезешь! — зашипел Бьярг. — Ты был первым с истинной!

— Не во всем.

Брат самодовольно ухмыльнулся и огладил нежное девичье бедро. Сжал упругую ягодицу.

— Тут тоже мое, — предупредил уже, наверное, третий раз.

Бьёрг не протестовал. Что и говорить, он бы опробовал задок Пташки с превеликим удовольствием. Но больше предпочитал другое. Да и местечко это слишком деликатное. Без долгой ласки и масла не обойтись, иначе пара может испугаться и потом не пустить их более с этого бока.

— Дотерпи уж до селения, будь любезен. И давай прибери лапы… пора будить истинную. Нам еще думать, как ей про обличье зверя рассказывать.

* * *

— Пташка, проснись…

— Поднимайся, Пташка. Пора вставать.

Эви застонала, с трудом разлепляя глаза.

О, Пречистая, как все болит! Голова, спина, бедра… и между ними тоже! Град воспоминаний заставил подскочить на ноги. Попыталась это сделать — слитным движением варвары тут же уложили ее обратно.

— Экая ты резвая, — засмеялся над ухом один из братьев. Кажется, Бьёрг.

— Неужто повторить желаешь? — а это Бьярг. Наверное.

Эви забарахталась, пытаясь избавиться от наглых конечностей, но добилась лишь того, что ее покрепче зажали с двух сторон.

— Гляди какая сердитая, — засмеялся Бьёрг. — Видно, сплоховали мы с тобой, брат.

— Точно тебе говорю — повторить надобно, — задумчиво согласился Бьярг. — Вдруг улыбкой одарит? А может, и на ласковое слово расщедрится.

— У меня губы болят! — огрызнулась Эви и густо покраснела.

То, что она вчера творила, иначе как безумием не назвать.

Помыслить невозможно, чтобы девица благородных кровей да сразу с двумя мужчинами… Еще и кончала при этом, как заправская шлюха.

Эви старательно пыталась пробудить в себе стыд или хотя бы совесть, но получалось откровенно плохо.

А по обнаженному телу скользили горячие лапищи, разгоняя тягучую патоку желания. Ей было так хорошо нежиться в объятиях сразу двух мужчин, без стеснения наслаждаясь близостью. Близнецы будто знали, как и где прикоснуться, чтобы было еще приятнее. Бьярг уже захватил в плен ее груди, оглаживая заласканные до боли соски. А Бьёрг завладел губами, одаривая медленным и до дрожи откровенным поцелуем.

Послав все к черту, Эви запустила пальцы в роскошную светлую гриву одного любовника, и призывно выгнулась, потираясь о пах второго.

— Ненасытная какая, — пробормотал за спиной Бьярг, ныряя пальцами между расслабленных бедер. — И мокрая до сей поры…

Еще бы ей не быть мокрой! Вчера в ее лоне осталось столько семени, будто варвары нарочно старались скорее зачать дитя…

Эви испуганно замычала, дергаясь в стальных ручищах.

Ну конечно! Ребенок! Она ведь… Они… Ох! В ней может расти дитя! Время приближалось к середине цикла!

— Эй, ты чего? — недовольно нахмурился целовавший ее Бьёрг.

Глаза мужчины странно сверкали, будто у зверя в лунную ночь, но Эви едва ли могла обращать на это внимания.

— Я чего? — зашипела, пытаясь отползти в сторону. — Да пусти ты! — ударила по рукам Бьярга, все еще пытавшегося влезть ей между ног. — Мне нужно к лекарю, срочно!

Только бы их врачеватель умел готовить отвар, предохранявший от беременности!

— Зачем лекарь? — недовольно прогудел Бьярг, но отпустил.

Эви вскочила на ноги и принялась оглядываться по сторонам в поисках платья.

— Затем, — буркнула, отчаянно желая, чтобы варвары не поняли ее спешки.

Это же мужчины! Им дела нет до женских трудностей! А сейчас ребенок — это не просто трудность, а оковы. Кому она нужна беременная? Мать Густава еле приняли на черновую работу в замок. Бедняжка не выдержала долго, некому было заступиться за сироту!

И Эви тоже сирота при живых родителях…

В пылу тяжких размышлений, она не сразу заметила, что за спиной оказался Бьёрг.

Вокруг талии обвились крепкие, но очень нежные руки.

— Я знаю, зачем лекарь, брат. Пташка боится, что понесла от нас, — и дикарь дразнящее огладил низ живота.

Между бедер тут же заныло, но Эви, собрав нервы в кулак, дернулась прочь.

Вот же умник какой выискался! А она — похотливая тряпка!

— Так это же хорошо! — перед носом очутился Бьярг.

Обнаженный и совершенно этого не стыдившийся.

Эви как могла пыталась заставить себя смотреть в янтарные глаза и даже что-то ответить, но в голове предательски затуманилось.

Какой же он все-таки… мощный! Великолепный рельефный торс, широкие плечи, сильные ноги, а уж то, что между ними… Эви облизнула пересохшие губы, разглядывая призывно торчавшую плоть.

На языке до сих пор чувствовался терпкий привкус семени. Бьяргу очень нравилось, когда она брала в рот, пусть даже ничего не умея. И Эви нравилось тоже… Достоинство братьев не вызывало абсолютно никакого омерзения.

У обоих все было очень крупным и красивым: от толстых, чуть выгнутых стволов, до бордовых наверший и тяжелых мешочков плоти под густыми завитками волос.

Такое хотелось трогать! И не только руками…

Глаза мужчины вспыхнули ярче. Чуть расставив ноги, он широким движением прошелся пятерней по груди, нарочно демонстрируя игру мускулов.

Ноги вмиг ослабли. Но упасть не дал стоявший сзади Бьёрг.

— Это было бы очень хорошо, — шепнул ей на ухо. — Но решать должен не только мужчинам, верно, Пташка?

Эви застонала что-то невразумительное.

Ах, ну почему нельзя было проявить грубый мужской норов? Рявкнуть, что дело бабы — рожать, сколько муж потребует? Но нет, и в глазах Бьярга читалось согласие. Братья не собирались заставлять ее беременеть в угоду их желаниям.

— Коли так, то придется показать нужные травы, — объявил со вздохом. — Но прежде хорошо было бы и благодарность высказать.

Эви согласно застонала, выгибаясь навстречу ласкавшим пальцам Бьёрга.

Ну что за ненасытные звери? И она не лучше.