Обратная сторона жизни

Данел направил напившегося крови Зверя на прочнейшие двери, за которыми держали Падших, всех тех, кто однажды решил помочь людям, однако потерялся в себе и они, будто услышали это. Их зов ворвался в него, прося освободить, но Тьма сама, без всяких просьб пыталась сломать двери, созданные для защиты от запертых в зале сущностей, на которых черти «обожглись», оттого и лишили конечностей.

Чудовище, являющееся ангелом, вобравшим в себя слишком много плохого, пробивалось к залу с братьями по духу, издавая немыслимый грохот, но ничего не выходило. Падший был бессилен перед дверьми, созданными не чертями, а кем-то, кого сильно интересовало удержание «Спящих» в Аду и он знал, кто это, а еще знал, что до входа в полную силу ему ох, как долго…

Сила, злоба, добродетель… Все это мелочи по сравнению с истинным величием, когда начинает подчиняться материя, а до этого идти и идти… У него так и не дошли руки постигнуть сии таинства, ибо он был слишком занят собой, но сейчас, даже пребывая в ярости, понимал, что точно займется этим, а пока… Ему не пробиться. Не пробиться…

Многоголосый стон Падших звучал внутри него, прося выпустить, выпустить из этой тюрьмы… Его братья, те, что давно шли рядом, такие разные, но родные умоляли спасти их, а он бессмысленно ломился к ним, как душевнобольной в мягкую стену одиночной палаты, пока не услышал, а точней его Тьма не почуяла приближающуюся жизнь. Опасную жизнь, цокающую из всех ответвлений тоннеля…

«Козлоногие… Почему самые распространенные в Аду черти — это козлоногие? Я так и не понял…», — высокие и мускулистые рогатые, одетые в набедренные повязки из лучшей, многослойной человеческой кожи, несли копья, только более толстые, чем носило обычное сопровождение человеческого скота.

Это внешне обычное оружие было испещрено такими же символами, как жезлы собакоголовых, но обладало намного большей силой, уж он-то в прошлый раз видел, но отступать было некуда…

И Данел двинулся навстречу смерти своей. И злобная Тьма бросилась на рогатых, пожирая их множествами, но черти бесстрашно цокали по трупам собратьев к ангелу Падшему. И, подойдя ближе, скопом выстрелили. И почувствовал дикую боль Падший, почувствовал, как чудовищной силы огонь пожирает Тьму, загоняя Зверя в оголяющееся тело Дмитрия, а потом закричал…

Худой искалеченный парень, ноги которого подогнулись, а руки обвисли, завыл, жутко и отчаянно, ибо почувствовал сумасшедшую боль, но лишь на секунду. Огонь из ядра Геенны Огненной не оставил от него даже запаха, но черти сжегшие его, с ужасом видели смех в полных Света глазах Падшего, вновь отправившегося на Землю.

Глава 8

…Опять то место, где нет времени и пространства… Вообще ничего нет… Всякий раз, умирая, он оказывался здесь… Каждую свою смерть, а потом уходил обратно на проклятую Землю, дабы учить уму-разуму тех, кто десятки раз с хохотом бросал его в огонь, топил и рубил на куски… Кто бы не создал сие «помещение», но оно удобно… Очень удобно… Находясь здесь, невозможно долго ждать, а тот, кого ждешь, никогда не опоздает… Как-то раз, судя по своим внутренним ощущениям, он пробыл тут несколько земных лет, и лишь потом раздался голос, отправивший его к людям, но тогда — это тогда. Он был другим, сейчас же изменился и не хотел ждать, хотя может просто разучился, а тогда его просто воспитывали… Неважно… Сейчас он готов принять Землю такой, какая есть, отдавшись ей на растерзание, по крайней мере, пусть так думают…

— Ты вернулся, Данел… — голос раздался быстро и был полон эмоций. — Молодец! Нечего сказать! Сумел спиться в мире людей, став худшим из них, умер, вновь попал в Ад и… — голос сделал паузу. — И дал надежду… Это лучшее их твоих деяний, Данел! Самое величайшее, если забыть кошмары, творимые для Ада с Раем… Я не буду спрашивать, как ты дошел до этого, но аплодирую! Я не верил тебе, но… Ошибался! — послышались гулкие хлопки, имитирующие звук сталкивающихся ладоней. — Мы все смотрели на тебя… Смотрели и видели, что хоть ты и остался таким же эгоистичным и самовлюбленным, но даже после сотни лет добровольного рабства в Аду сумел жить, как обычный человек! Сумел во всех смыслах этого слова! Вновь беспамятный, набирающийся ума на своих ошибках и потихоньку понимающий, что внутри не такой, как они, но все-таки жалеющий их… Ты стал лучше, Данел! В этот раз намного лучше, чем во все другие! Но сможешь ли ты жить ради них, не испытывая любви?! Сможешь ли, ведь мы видели тебя в Аду… Видели, как ты смотрел на них, желая убить, однако терпел, кроме пары раз… — голос тяжело вздохнул. — Но здесь вина твоего Зверя… Не понимаю, как ты носишь его в себе! Чудовище, желающее сожрать всех и вся, но ты… Умело сдерживаешь его… Каким же ты стал, Данел… Каким же ты стал… Я все еще помню чистого, ничем не запятнанного ангела, но сейчас… Злой, уставший и угрюмый, несущий угрозу всем мирам, и Земле в особенности, но… Мы не можем тебя остановить, хотя многие только «за»… Ты одно из лучших творений Творца, может даже множества Творцов, и Они воспротивятся, если мы вмешаемся в Их план, где ты наиважнейшая часть! Да, Данел! Ты один из лучших, и если бы мы знали, как будет выглядеть лучший, то побоялись бы тебя тогда звать… — ангел, молча внимал голосу, преподносящему ему откровение, дрожа от возбуждения, если это вообще возможно для образа, в котором он пребывал. — Но… Я считаю, что ты готов! Поступок, когда ты вылечил искалеченного ребенка — великолепен и искренен! Каким бы ты не был, как бы, не ненавидел их, но теперь понимаешь, что они достойны жалости и помощи, не правда ли?

— Да! — честно ответил Данел, помнящий Ее, подарившую сие осознание. — Хоть и ненавижу их, но знаю, как привлечь внимание! Они поймут! Не все, но многие! В этот раз точно, только… Прошу! Не забирайте память! — он отступил назад, но этого никто не увидел, ведь в пустоте нет расстояний.

— Нет, нет! Не заберем! Ты заслужил, ибо понял! И хоть огромная гордыня осталась с тобой, но… Я уверен, что у тебя все получится, поэтому разрешаю выбрать путь, каким пожелаешь вернуться! — быстро затихал голос, а пораженный его щедростью ангел наполнился первобытной радостью от роскошного подарка. — До свидания, Данел! Удачи тебе! — место без пространства и времени пропало, и перед слепящим взором Падшего появилась Земля.

«Красивая планета, но как же ее загадили… Больные, уродливые животные… Не могут подняться и отойти, чтобы опорожниться подальше от своих гниющих тел и мне — лучшему творению — обратно к ним… Но как же вернуться? Столько возможностей… Думаю, надо кого-нибудь шокировать…», — мысленный взор оббежал всю Землю сразу, но Данел решил остановиться на России, ведь эта страна таила огромные возможности, оставаясь более-менее свободной от цензуры и была переполнена нестандартно мыслящими людьми. «А вот и наш счастливчик!», — Падший увидел умирающего на операционном столе парня, лет двадцати пяти отроду, с лицом, немного походящим на его прошлое, и сердцем, останавливающимся от бесконечных пьянок. «Как говорится, рыбак рыбака видит издалека! Посторонись, сукины дети!», — он с ругательствами ринулся вниз, нагло растолкав массу стоящих в очереди сущностей, завистливо уставившихся на свободного в выборе ангела, чей белый, слепящий Свет перемежался вкраплениями абсолютной Тьмы. «А кто сказал, что ангелы должны быть идеальными, безгрешными и добродетельными!? Мы всякие, иначе, как учить неподдающееся человечество?! Люди должны узнать о себе, хотят они этого или нет, и данная эпоха прекрасно подойдет! Интернет расскажет всем и каждому, кем они являются на самом деле и тогда все «Спящие» проснутся! И мы вернемся в Ад, дабы освободить остальных! Держись Геенна Огненная! Я иду!», — город N, в котором умирал очередной алкоголик, был погружен в ночь с редкими звездами и холодным ветром, но Падший не обратил внимания на сие мелочи, вонзившись точно в центр тощего тела, а от энергии насытившей операционную, лопнули лампы.

Огромное здание больницы содрогнулось сверху-донизу, а бьющихся за жизнь молодого пьянчуги врача с медсестрами, одной красивой, второй опытной, отбросило в стороны, однако они успели увидеть, что в синеющее тело их пациента вонзился белоснежный сгусток света, причем вонзился с такой силой, что вогнуло металлический стол, на котором тот лежал.

— Мать вашу!! Усраться можно!! — заорал Виктор Петрович, хирург со стажем двадцать два года, спасший десятки людей, и не особо желающий тратить время и силы на того, кто очнется и снова пойдет пить, отобрав пенсию у старушки-матери. — Что это было?! Если бы не моя уверенность в том, что все алкаши отправляются в Ад, то я бы сказал, что в нашего, пропитанного спиртом пациента вселился ангел, не забыв молодецки побить стекла с лампочками, захмелев от его крови!! — мужик он был веселый и критические ситуации не выбивали почву из-под его ног.

— В-в-в-вик-к-к-тор… — заикаясь и тупо хлопая большущими глазами, бормотала медсестра Жанна, молодая и неопытная, но с грудью, которую желали облизать все представители мужского пола в больнице, включая семидесятилетнего сторожа Дмитрича. — П-п-п-п-петрович-ч-ч-ч-ч-ч-! — на последней букве ее словно заело и девушка сильно вздрогнула, отчего отлетело пару верхних пуговиц тесного халата и высунувшаяся грудь притянула мечтательный взгляд хирурга, мигом забывшего про алкаша. — Ч-ч-ч-что эт-т-т-то б-б-б-б-было? — она не могла остановиться икать, отчего ее богатство задорно подпрыгивало в бюстгальтере, еле удерживающем роскошь, вызывающую сердитый взор распростертой на полу коллеги, в халате которой давно прятались уши спаниеля.

— Я же сказал! Ангел! — хмыкнув, но, не отрывая взор от великолепного тела Жанны, произнес Виктор Петрович, с кряхтением поднимаясь на ноги и отряхиваясь от лампового стекла. — В нашего алкаша вселился самый настоящий ангел, дабы тот очнулся и пошел, как говорил небезызвестный Иисус! Или же это был малюсенький Тунгусский метеорит, случайно попавший в нашу больницу и именно в эту операционную! — он скептически оглядел разгромленное помещение, в котором сиротливо горела единственная уцелевшая лампочка над дверью, а все остальное было перевернуто вверх дном.

На нижних этажах и в коридоре слышались крики и беготня, кто-то орал: «Пожар! Бомба! Террористы!», — все, как полагается в таких случаях, а в операционной стояла идиллия, лишь протяжный звук динамика, отвечающего за пульс пациента, говорил, что паренек отправился в мир иной.

— Охренеть! — наконец выдавила пожилая помощница хирурга, пытаясь встать на целлюлитные ноги, и непонятно было зависть это насчет груди Жанны или по поводу произошедшего, сама же Жанна, ошалело кивнула, трижды икнув, а затем…