Обратный отсчет

Присматривали за церковью всего трое человек: святой отец Бенедикт, жрец-целитель семидесятого уровня и две монахини пятидесятого, Мария и Тереза. Монахини эти были особенные — вломить при нужде могли так, что мало не покажется.

— Мой Лорд, — коротко поклонился Бенедикт, стоило Метатрону войти в церковь.

— Святой отец, — кивнул ангел. — У меня будет к вам просьба.

— Все, что в моих силах.

— Покиньте церковь.

Бенедикт молча поклонился и, кивнув монахиням, вышел вслед за ними. И лишь у самой двери, в закрывающуюся щель, он тихо сказал:

— Надеюсь, Он ответит… хотя бы вам.

Ангел медленно прошел между рядов деревянных скамей, поднялся по ступеням, ведущим к алтарю, коснулся кончиками пальцев холодного камня…

— В последний раз я был в церкви год назад, — тихо начал Метатрон. — Через три дня после смерти Габриэль, пьяный, злой, отчаявшийся… Дал в глаз священнику и какому-то гайдзину из прихожан, едва не подрался с копами… Священник сам виноват. Кто в своем уме говорит вдовцу, что «Все в воле Божьей»? Как это вообще должно было меня утешить?!

…Знаешь, я никогда не верил в Тебя. Когда в шесть лет погибают твои родители, сложно продолжать смотреть на мир сквозь розовые очки. Сложно продолжать верить во всеблагого Бога, что любит всех нас… и позволяет умирать, порой — в мучениях, порой — глупо, ни за что, без капли справедливости и смысла. Тетя, что приютила меня, была атеисткой… и научила меня тому, что все зависит от меня. Я решаю, какой будет моя судьба, я придаю смысл своему существованию, я — источник всех событий, что со мной происходят. «Если Бог всемогущ, он не может быть добрым» — любила говорить она. — «Если Бог добр, он не может быть всемогущим».

Оторвав взгляд от алтаря, он посмотрел на массивный крест из лакированного дерева. В замке не было изображений Творца, хотя некоторые из его обитателей застали те времена, когда Создатель Всего Сущего еще не покинул свое творение, оставив его защиту на своего любимого сына.

— А вот Габриэль в тебя верила, — улыбнулся Метатрон. — Она была паршивой христианкой, не любила священников, год прожила со мной «во грехе»… но в Тебя верила. Той самой наивной детской верой — самой сильной, самой искренней, самой настоящей верой, на которую только способен человек. А я… мне всегда были нужны доказательства. Что ж… — он усмехнулся. — Теперь они у меня есть.

То, что произошло с нами, выходит за границы стечения обстоятельств. Ожившие НИПы, силы, взявшиеся из ниоткуда, выдуманная история, ставшая явью… Слишком много всего, чтобы я поверил в совпадение. Так ответь мне…

Он закрыл глаза, пожалуй, впервые выпуская на свободу силу, что была скрыта в нем. Даже в поединке с Керианом он сдерживался, опасаясь обращаться к той бездне, что таилась в глубине его нового тела: слишком пугало его незаслуженное могущество, слишком велика была сила, пределов которой он не знал, но каким-то шестым чувством понимал — она больше, чем кажется.

А сейчас… встряхнувшись, он расправил могучие крылья за спиной, озарил полутемную церковь светом, двумя потоками хлынувшим из глаз, и сиянием собственного тела, разом активировав все ауры и пассивные способности, наконец принимая свою новую сущность. Казалось, что достаточно протянуть руку и сжать кулак — и само пространство захрустит между пальцами, как тонкая фольга; потянуть на себя — и оно порвется, оставив рваный разрыв в плоти реальности, сочащийся черной кровью.

Глубоко вздохнув, ангел сказал всего три слова, не обращая внимания на жалобное дребезжание витражей и дрогнувший мрамор под ногами.

— ЭТО. БЫЛ. ТЫ?

…Само собой, ему никто не ответил. Кто бы ни стоял за случившимся, каковы бы ни были его мотивы, сообщать их своим подопытным кроликам он ничего не планировал.

— Ну разумеется… — вздохнул Метатрон, возвращаясь к форме невзрачного человека в длинном бежевом плаще до пят.

Вопреки его опасениям, такие резкие переходы между могуществом и заурядностью давались ему до неприличия легко — он идеально владел своей силой, которую даже не понимал.

— Бог хранит загадочное молчание — так всегда было, так всегда будет, — продолжил ангел, не сводя взгляда от креста. — Но знаешь… мне плевать. Смысл своего существования определяю лишь я сам… и я уже решил, что буду делать с этой силой. Я понятия не имею, что из этого выйдет, но, как говорят, дорогу осилит только идущий; лишь тот, кто участвует в забеге, имеет шанс пересечь финишную черту. Я свою — пересеку. А ты смотри… и не вмешивайся.

Резко отвернувшись от креста, он направился к выходу, ежесекундно ожидая, что на следующем шаге его поразит молния за кощунственные слова.

Он так и не дождался Божьего Гнева.

Часть 9. Последний из рода

Дракон спал.

Массивное тело, покрытое черной чешуей, свернулось в клубочек вокруг выщербленного временем каменного трона, установленного у стены огромного зала.

Дракон спал.

Ему не мешал яркий солнечный свет, проникающий в зал через проломы в стенах и потолке; пыль, обратившая блестящий антрацит в темно-серую, грязную массу; смена дня и ночи, времен года… даже крупные обломки постепенно разрушающегося потолка, что падали время от времени на него, толстым слоем покрывая некогда белоснежный мрамор пола, не были достаточно веским поводом, чтобы открыть глаза.

Дракон спал.

И видел сны: такие, какие ему хотелось.

Он видел свою мать, смутно: ее образ почти стерся из памяти за столетия. Но вот уютное тепло, когда она укрывала его своими крыльями, чувство безопасности и тихий ласковый голос, он помнил хорошо. Он видел свою первую любовь: яркую лазурь ее чешуи, беспокойный хвост и озорной блеск золотых глаз.

Он вспоминал времена своей юности, когда драконы, Повелители Неба, правили миром. Могучие крылья распростерлись над всем континентом, и не было таких мест, что отказывались бы признавать их власть. Да и с кем ее было делить? С дикарями, чья жизнь — миг, чьи лица и законы бессмысленно запоминать, и чьи тела не способны были выдержать подлинную мощь истинной Магии, которую те называли Дикой?

Хотя даже тогда их было немного: едва тысяча весь континент. По сравнению с нынешним числом — прямо плюнуть некуда, не попав кому-нибудь на чешую.

Драконы царили над миром, в небесах, горных долинах и предгорьях. Весь остальной мир считал себя самостоятельным только по той причине, что был неинтересен крылатым созданиям.

Так было, пока в мир не пришли они. Горстка, но…

Они называли себя Пантеоном: Один, Тор, Локи, Хеймдаль, Урд, Верданди, Скульд и двенадцать дев-воительниц, что звали себя Валькириями. Позже дракон узнал и другое название: Рейд-боссы.