Образцовый самец

А самое главное, мне опять не скучно. Совсем. Ни на атом водорода. Время в окружающем мире стронулось с мёртвой точки, и это того стоило. И даже несмотря на то, что я признавала неадекватность собственного поступка с точки зрения здравого смысла, о вылазке этой не жалела.

Понятия не имею, как я умудрилась добраться до временного поселения, не свернув себе на камнях шею и не переломав ноги, но как-то спустилась. Повезло, что лагерь освещался; люди аборигены или нет, а в темноте они явно не видят и не чувствуют себя в безопасности.

Пробиралась я осторожно, судорожно прижимая к груди скомканный халат, поминутно обмирая от каждого шороха и привидевшейся в сумраке тени, но во временном поселении царили тишина и спокойствие. Когда я рискнула всё же выбраться на свет и попалась на глаза одному из местных, готовая сорваться с места в любую секунду, тот лишь проводил меня обычным для них заинтересованным взглядом.

Чтобы найти «мой» шатёр, пришлось поплутать. Пару раз едва не сунулась в чужие, но вовремя замечала отличия. Хорошо, что таких вот временных жилищ было совсем немного и я вспомнила несколько особых примет нужного места, иначе блуждала бы до утра и дольше. Холостые мужчины почему-то спали прямо на камнях, где придётся, и спали не очень-то чутко; во всяком случае, те, которых я обходила и даже порой перешагивала, на звук не отреагирoвали и не проснулись.

Но до цели я добралась окончательно вымотанная. Было уже плевать, что со мной будет и чем это всё закончится, лишь бы упасть на что-нибудь мягкое и уснуть. Может быть, навсегда. Умом понимала, что сбегать нужно прямо сейчас, пока труп не нашли, но также понимала, что на подобный подвиг не способна.

Ввалилась в шатёр — и едва с визгом не вылетела обратно. Сдали нервы. Я совершенно не ожидала встретить кого-то внутри, а этот кто-то еще и поймать меня попытался. То есть не попытался, поймал, и заткнул рот. Я забилась, но через пару секунд осознала, что держит меня не очередной местный мутант, а — Гаранин.

Стоило мне обмякнуть, как мужчина разжал руки.

— Вась, ну вот куда тебя понесло? — вздохнул он. — Я уж решил, что тебя там бросили…

— Захар! Пришёл! — всхлипнула я и изо всех сил вцепилась в рубашку мужчины свободной рукой.

— Вась… Вась, ты чего? Ну что могло случиться! Вась, прекрати истерику! Да что с тобой?!

Но ответить я не смогла.

Вывод, что стресс прошёл, оказался слишком поспешным. Оказывается, это просто организм временно мобилизовался. А когда всё самое страшное — моё мытарство в одиночестве среди аборигенов — закончилось, вслед за физическими окончательно иссякли и душевные силы.

Гаранин несколько секунд постоял в растерянности, неловко обнимая меня за плечи. Потом, отчаявшись добиться сквозь истерику какого-то ответа, подошёл к матрацу, не размыкая объятий. Уселся, устроив меня перед сoбой, между расставленных коленей, и принялся терпеливо ждать, пока слезоразлив закончится. Ласково, как ребёнка, погладил по голове своей жёсткой шершавой лапищей.

Осторожно забрал из моей ослабевшей руки халат. Тихо ругнулся — видимо, рассмотрел пятна. Отложил грязную тряпку в сторону, бережно взял мою ладонь. Опять ругнулся.

Всё это я отмечала краем сознания — той малой, отстранённой его частью, которой не владела истерика. Остальное моё «я» продолжало отчаянно, навзрыд реветь на груди мужчины, обнимая его одной рукой и нервно комкая в пальцах ткань рубахи. Тело опять сотрясала крупная дрожь.

Долго всё это, однако, не продлилось, на продолжительную вспышку просто не осталось сил. Вместе со слезами вышли остатки напряжения, и не осталось, по ощущениям, сoвсем ничего. Я чувcтвовала себя холодным сгустком пыли, пустым и бессмысленным.

— А теперь давай коротко и по существу, — строго заговoрил Гаранин, когда я утихла и окончательно обмякла в его руках, не поднимая головы с плеча. — Что случилось?!

— На меня напал Марий. Я его убила. Камнем. Эти существа, кажется, не люди, — доложила я отрывисто, сипло, гундося из-за опухшего от слёз носа.

— Кхм. Ладно, а чуть подробнее?

Подробнее получилось не совсем по существу. Я то и дело запиналась, перескакивала с одного на другое, раз десять сообщила начбезу, что если он начнёт меня ругать, я его прямо сейчас придушу… В общем, объяснение затянулось. Не знаю, что из сказанного мужчина понял, но я честно вывалила на него все переживания этого очень длинного дня.

— Вась, это… слов нет! — подытожил полковник. — Приличных. Почему нельзя было просто дождаться меня?

— А я знала, когда ты вернёшься? — недовольно спросила его, не шевелясь. — И что ты вообще вернёшься, а не похоронен там, в лаве, под горой.

Гаранин помолчал, переваривая эту отповедь. Я заранее приготовилась ругаться, ожидая продoлжения нотаций, но мужчина сумел меня удивить.

— Ладно, чёрт с ним, паразитом. Убила и убила, — рассудительно проговорил он. — Просто не повезло. Кто мог знать, что его вдруг сорвёт? Производил нормальное впечатление, даже умным казался. Ты сможешь идти?

— Далеко? — уточнила вяло.

— Не очень, дальше транспорт ждёт. Нет, погоди, давай сначала с твоими руками что-нибудь сделаем, — удержал полковник, когда я волевым усилием соскребла себя воедино, заставила бйзгбаи поднять голову с мужского плеча и даже пoпыталась подняться.

Начбез встал, подошёл к распотрошённому тюку с бронёй, повoзившись, достал небольшой ярко-красный цилиндр — универсальный пластырь, я его сразу узнала. Таким комплектовались все аптечки абсолютно везде, очень удобное средство — и обеззараживает, и предохраняет от дальнейших повреждений.

Сидеть без опоры на Гаранина было трудно, поэтому совсем не хотелось. Так и подмывало вытянуться на мягком лежаке, но я понимала: отключусь сразу, и чёрта с два меня кто разбудит. Поэтому отвлеклась тем, что рассмотрела при ярком свете свои руки.

Ну… Понимаю, почему Захар ругался. Выглядело безобразно — рaспухшие, красные, исполосованные мелкими царапинами ладони. Взглянув на них, я вдруг осознала, что они еще и болят — несильно, тупо, ноюще. Иногда еще и подёргивало.

Гаранин осторожно, демонстрируя немалый опыт, обработал мои кисти, по очереди крепко держа за запястья. Я молча, не шевелясь, наблюдала, как от места соприкосновения цилиндра с кожей по дрожащим, изуродованным рукам расползается тонкая, полупрозрачная белёсая плёнка. Каждый палец по очереди, потом ладонь, тыльная сторона. Боль стихала, накатывало облегчение, от которого неумолимо слипались глаза.

— Что за транспорт? Что ты выяснил? — спросила тихо. Сейчас я была не настроена на восприятие информации, но разговор помогал не заснуть.

— Главное ты уже знаешь, они не люди, — ответил полковник. — Но люди тут тоже есть. Вроде такие же, как мы. Давай я лучше по дороге расскажу. Эти нам вроде не опасны, но всё равно не хочется задерживаться.

— Не хочется, — согласилась я. И уточнила задумчиво: — А про «не oпасны» — это ты пошутил? Или тот эксгибиционист просто хотел впечатлить меня размерами? Ему удалось!