Образцовый самец

— Как ты много знаешь, — потрясённо качнула головой Кула. — Откуда?!

— У нас это любой ребёнок знает, — пожала я плечами в ответ. — Но вообще изучение звёзд — моя работа, я учёный.

Эта информация произвела на собеседниц куда более сокрушительное впечатление. Они замолчали, замерли и уставились на меня почти с ужасом.

— Но ты же женщина! — первой очнулась Тика. — Зачем тебе это?!

— Потому что интересно, — ответила осторожно. — С самого детства было интересно, я очень рано определилась с направлением работы.

— У вас женщины работают?! Какой ужас! — поёжилась Гуша. — У вас что, нет мужчин для этого?!

— И мужчины, и женщины есть, — продолжила я проявлять феноменальное терпение. — Но на цивилизoванных планетах не осталось таких работ, выполнять которые может только определённый пол, там всё давно автоматизировано. Разве что в армии еще остались специальности, куда женщины по физическим данным почти никогда не попадают, — справедливости ради припомнила я.

— Но зачем?! — потерянно спросила Гуша. — Мужчина должен обеспечивать женщину всем необходимым, а она — воспитывать детей! Как вы тогда детей растите?! Или… не растите? — с ужасом предположила она.

— Мужчина и женщина делают это вместе. И он, и она мoгут реализовать себя и в любимом деле, и в детях, у них одинаковые права на всё и обязанности тоже…

Я долго пыталась объяснить местным, как мы живём и почему нас это устраивает. Но понимания не встретила ни у кого — ни у поклонницы куйков, ни у более вменяемых её подружек. Культурный барьер оказался непреодолимым, и вскоре любопытствующие разбрелись, очень страннo оглядываясь на меня и перешёптываясь. Кажется, единодушно посчитали ненормальной.

Оставшись в одиночестве, я уронила голову на сложенные на столе руки и крепко зажмурилась.

Хочу домой. Как же там всё-таки хорошо! А здесь…

Безумие. Чистое безумие. Этим девицам совершенно наплевать, с обычным мужиком быть или с куйком. Плевать, что отношения с этими паразитами — наркотический угар, фактически окончательная смерть. Предел их мечтаний — нарожать кучу детей и ничего не делать. Нет, я ничего не имею против детей, но… не так же!

Что я там думала про цивилизованность куйков? Эти-то похуже будут! Те хотя бы ни на что не претендуют, живут почти как животные и интеллектом не блещут. А тут… мозги есть, но нет никакого желания ими пользоваться.

Какая мерзость.

Несколько мгновений так посидев, я поняла две вещи. Во-первых, еще немного, и голова простo вскипит от злости, это во-первых. А во-вторых… Мне срочно нужен Гаранин. Почему-то, когда я его вижу, становится гораздо спокойней. И легче верить, что всё это временно.

Воспитывать местных, устраивать среди них интеллектуальную революцию, объяснять женщинам, что за пределами низших потребностей и инстинкта размножения есть большой настоящий мир, — ничего этого я делать не собиралась. В конце концов, надо помнить, что во Вселенной множество разумных видов, у каждого свои привычки и традиции, лезть в которые — не просто неправильно, но в прямом смысле подсудное дело. Это их собственный путь, и о помощи никто из них не просит.

Но понимать всё это умом и сдерживать лишние порывы — совсем не то же самое, что принимать местные порядки как должное. И мне отчаянно хотелось пожаловаться Гаранину, возмутиться и встретить хоть немного понимания среди этих диких инопланетных нравов.

Боюсь, если нас отсюда не заберут, я могу и руки на себя наложить со временем… Не то чтобы вот прямо собираюсь, но, если честно, эта перспектива кажется приятнее жизни среди таких братьев по разуму.

Покинув комнату, я окончательно убедилась, что первое впечатление было верным. Люди действительно жили в городе, построенном куйками. И от этого меня снова передёрнуло. Тут уже не паразитизм выходит, а какой-то извращённый симбиоз…

В коридорах оказалось людно, звучали голоса. Кто-то куда-то спешил. В большом количестве попадались босоногие дети, хотя отцов их я по — прежнему не встречала. На меня местные жительницы поглядывали с интересом, перешёптывались, даже показывали пальцем, но не подходили.

Я тоже не спешила заговаривать с ними, даже понимая, что не найду Гаранина, просто так болтаясь по городу и не задавая вопросов. Нo после недавнего разговора еще потряхивало, и я сомневалась, что способна спокойно контактировать с аборигенами.

Так я проблуждала около часа и в итоге выбрела, кажется, в техническую часть города. Здесь пахло резко, неприятно, чем-то врoде ацетона, и во мне опять проклюнулось любопытство, вытеснив неприятный осадок недавнего разговора. Мне всерьёз захотелось оглядеться здесь повнимательней, но углубиться в этот район не удалось. Первый же встречный мужчина обратился ко мне с искренним удивлением:

— Может быть, вам помочь? Вы заблудились, прекрасная?

— Помогите, — решила я, проглотив странное обращение. — Недавно тут появился мужчина со звёзд, вы знаете?

— Да, конечно, все знают!

— А может, вы знаете, где его поселили? — обрадовалась я.

Незнакомец согласился проводить меня к Гаранину не сразу. Явно сомневался, несколько раз спросил, уверена ли я, и не отвести ли меня лучше в семейную часть города: не принято у них было, чтобы одинокая женщина являлась в мужскoе жилище. Но я проявила настойчивость, и спорить мужчина наконец перестал. Не запрещено? Нет. Значит, вперёд!

Шли мы достаточно долго. Мужчина пытался заговорить, поглядывая с интересом, но это не раздражало: им явно двигало в большей степени любопытство, а не куйкское желание спариться с первой попавшейся самкой. Но разговоров с местными с меня на сегодня было достаточно.

В конце пути провожатому самому пришлось расспрашивать окружающих, потому что точного места жительства полковника он не знал. Это заняло достаточно продолжительное время, но, к счастью, до цели мы всё же добрались. У нужной двери абориген попытался еще раз воззвать к моему благоразумию, однако был искренне отблагодарён и выброшен из головы. И оставлен снаружи.

ГЛАВА 11. Депортация

Гаранинская комната оказалась незаперта и почти пуста. Обставлена она была куда скромнее выделенной мне: постель, стол с парoй табуретов, голые полки, никаких ковриков и занавесок. Я в сомнении остановилась у входа, прикрыв за собой дверь. А вдруг это вообще чужая комната? Начбезовской брони нигде не видно, и как без неё определить?

Впрочем, подтверждение всё же нашлось: в душевой сох мой халат, который, кажется, безуспешно пытались отстирать подручными средствами. При виде этого стало немного тревожно, очень неловко, но еще больше — приятно. Маленькое и очень трогательное проявление заботы. И ещё одно косвенное подтверждение того, что наши с Гараниным личные отношения нуждаются в серьёзном, всестороннем обсуждении.

Немного постояв в растерянности посреди комнаты, я плюнула на всё и вытянулась на кровати и довольно быстро уснула: кажется, организм еще не до конца справился с тревогами последних дней, и был не прочь ещё отдохнуть.