Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси
Шрифт:
С Московским княжеством у Новгорода продолжались осложнения. Учитывая литовскую ориентацию части новгородского боярства, Казимир IV в середине 40-х годов XV в. поставил перед новгородским правительством вопрос о переходе Новгорода под власть Литвы. «А из Литвы князь великыи Казимир приела в Новгород, а ркя тако: возмите моих наместников на Городище, а яз вас хочю боронити; а с князем есмь с московьскым миру не взял вас деля» [2278] . К этим же годам относится договор Казимира IV с Новгородской феодальной республикой, согласно которому он получил право собирать «черный бор» с некоторых Новгородских волостей и держать своих тиунов в Новгородских пригородах [2279] .
2278
НПЛ, стр. 424.
2279
ГВНП, стр. 115–116, № 70.
С середины 40-х годов XV в. начинается третий этап
§ 12. Народные движения в 40-х годах XV в. Значение классовой борьбы для дальнейшего хода феодальной войны
Наиболее крупными антифеодальными движениями 40-х годов XV в., принявшими народно-освободительный характер, были восстания в Смоленске в 1440 г. [2280] и в Москве в 1445 г.
Толчком к восстанию в Смоленске послужило убийство в 1440 г., на вербной неделе, в Литве, в Троках, великого литовского князя Сигизмунда Кейстутьевича. В «Литовской земле» тогда началась «замятня великая» («мятежь великь») — борьба между различными группами феодалов по вопросу о кандидате на литовский великокняжеский стол. В связи с данными событиями летописи рассказывают, что поставленный в свое время в Смоленск Сигизмундом воевода Андрей Сакович, узнав о гибели этого князя, потребовал, чтобы смоленское население принесло присягу на верность Литовскому государству («и поча приводити ко целованию смолнянь»). Воевода настаивал, чтобы смольняне взяли на себя следующие обязательства: 1) признать того князя, который будет избран литовскими панами («…чтожь князи литовъски и паны, вся земля Литовъская, кого посадять на Вилни на великомь княжени», «а великого князя литовского вам собе за государя имети…»); 2) не выходить из состава Великого княжества Литовского («и вамь от Литовьскои земли не отступати и от великого князя литовьского, а ко иному не приступати…»); 3) подчиняться (до избрания нового литовского князя) власти управлявшего Смоленском воеводы Андрея Саковича («а мене вамь в себе держати воеводою, доколе сядеть на Вилни князь великыи») [2281] .
2280
Смоленскому восстанию посвящена статья В. Богданова «Смоленское восстание «черных людей» в 1440 году» («Борьба классов», М., 1936, № 2, стр. 51–55).
2281
ПСРЛ, т. XVII, стр. 67, 183, 287–288, 338.
Не совсем ясно, кто был инициатором привода жителей Смоленска к присяге. Великокняжеский стол ведь пока пустовал и «крестоцелование» должно было в силу этого иметь безличный характер. Демонстрировалась верность не определенному князю, а Литовскому государству и, следовательно, всем властям, это государство представляющим. Принимая во внимание, что в Литовском государстве в указанное время происходила «великая замятня», можно думать, что поторопились с организацией присяги населения по собственной инициативе Андрей Сакович и бывшие с ним в Смоленске литовские бояре. Им было необходимо обеспечить повиновение себе смольнян в период начавшегося в Литве междоусобия и ослабления центральной власти. Важно было заставить смоленское население признать выдвинутый Андреем Саковичем довод: он назначен предыдущим князем, и, пока в Литве не выбран новый правитель, это назначение сохраняет силу.
Вряд ли, конечно, можно считать, что присяге придавалось лишь формальное значение. Очевидно, как это и показали ближайшие последовавшие события, население Смоленска было неспокойно. Имелись основания ждать с его стороны движения протеста против литовских властей, причем это движение могло принять характер национальный (стремление освободиться от иноземной зависимости и перейти под власть Руси) и социальный (борьба с феодальным гнетом). Поэтому литовской администрации было важно внести раскол в среду смоленских жителей, привлекши на свою сторону в первую очередь местную феодальную знать. По-видимому, эту задачу удалось разрешить, но тем не менее спокойствие в городе сохранялось недолго.
Церемония принятия смольнянами присяги прошла, если верить летописи, без каких-либо проявлений недовольства со стороны населения. Присягали смоленский епископ Симеон, представители светских феодальных верхов («князи и бояре»), привилегированные городские мещане («местичи»), рядовая масса ремесленного населения города («черные люди»). Все жители Смоленска обязались повиноваться воеводе («присягнули на том и святость целовали — пана Андрея держати в себе воеводою почесно на Смоленску») и не выходить из литовского подданства («Вилни не отступати») [2282] . А не более чем через две недели после того, как было проявлено, согласно летописи, такое единодушие жителей Смоленска в признании литовского господства, в городе вспыхнуло антифеодальное восстание, направленное против литовской администрации и местного, смоленского, боярства! Почему же столь быстро и столь резко изменилось настроение основной массы горожан?
2282
ПСРЛ, т. XVII, стр. 67, 183, 288, 339.
По-видимому,
сообщаемым летописью в трафаретных выражениях сведениям о единстве смольнян по вопросу о верности Литовскому государству и воеводе и о том, что они неожиданно «присягу свою переступили», нельзя безусловно доверять. Недовольство литовским господством, надо думать, накапливалось давно. Известие о гибели великого литовского князя и о начавшейся в связи с этим в Литве «замятие» должно было возбудить какие-то надежды на возможность освободиться от иноземного владычества. Но пути и средства к этому были неясны. Горожане не были готовы к выступлению против литовской администрации. С другой стороны, очевидно, соответствующую мобилизацию сил феодалов провел Андрей Сакович. Большинство русских феодалов, боясь движения враждебных им социальных элементов, приняло его сторону. В таких условиях горожане были вынуждены присягнуть на подданство Литве. И в то же время они, по-видимому, стали готовиться к выступлению против литовской администрации и поддерживавших ее русских бояр.Летописная версия о смоленском восстании 1440 г. представляет его как акт, внезапно осуществленный черными людьми. В среду на пасхальной неделе «здумали чорныи люди смолняне» (кузнецы, кожемяки, «перешевники» (портные), мясники, котельники) — «раду себе учинили» и решили (в нарушение присяги) изгнать воеводу («пана Андрея согнати силою с города»), «а целование переступили». Ремесленники вооружились («и наредилися во изброи») сулицами, стрелами, косами, секирами и «зазвонили в колокол (другой вариант — «в звон») ратный» (радный).
Так началось антифеодальное выступление смоленских горожан. Вышеизложенные соображения позволяют думать, что оно все же заранее подготавливалось. Слова «раду себе учинили» указывают на собрание городского населения — вече. Возможно, что организационную подготовку к восстанию вели и отдельные профессиональные объединения ремесленников, на существование которых как будто указывают летописи, говоря о ремесленных специальностях. Мало вероятно, что в среду на пасхальной неделе черными людьми неожиданно было вынесено решение — заставить воеводу покинуть Смоленск. Скорее летописный текст надо понимать в том смысле, что на этот день было назначено вооруженное выступление и горожане предварительно уже (хотя бы в общих чертах) разработали его план. Сигналом к восстанию должен был послужить колокольный звон. Выражение «зазвонили в колокол («в звон») ратный» можно понимать как «позвонили в колокол, давая тем самым сигнал к выступлению на рать», к началу военных действий против воеводы и его окружения. Но вернее, что вместо «ратный» следует читать «радный» (вечевой) и интерпретировать летописное сообщение в том смысле, что ударом в вечевой колокол черные люди созывались для предъявления смоленскому воеводе ультиматума о выезде из Смоленска и приглашались активно (вплоть до применения оружия) добиваться выполнения этого требования.
Далее летопись рассказывает о том, что смоленский воевода устроил совещание с местными боярами («почал ся рядити со бояри смоленскими»). Очевидно, целью такого совещания являлось желание воеводы выяснить отношение к себе русской землевладельческой знати и вместе с ней наметить линию поведения в отношении восставших горожан. Из летописи не видно, вел ли воевода какие-либо переговоры с черными людьми. Из летописного контекста скорее вытекает, что боярский совет был созван Андреем Саковичем до того, как черные люди выдвинули перед ним свои требования, и решение совета свелось к тому, чтобы подавить восстание вооруженной силой, не вступая ни в какие переговоры с начавшими движение ремесленниками. Именно так я понимаю слова летописи: «И бояре ему [воеводе] молвили: вели, пане, дворяномь своим убиратися у зброи, а мы и с тобою, чи лепшеи датися имь в руки» (или по другому списку — «чи лепшеи тобе датися в руки черни»). В этих словах чувствуется и недоверие представителей господствующего класса к массе городского ремесленного населения, и желание расправиться с нею при помощи находившегося в распоряжении воеводы военного дворянского отряда. Пусть вооружаются твои дворяне, и мы будем сражаться вместе с ними против горожан; если же не поступить таким образом, то лучше уже прямо отдаться в руки черни, чем пытаться вступать с ней в соглашение, — вот, по-моему, смысл совета, данного боярами воеводе.
Андрей Сакович воспользовался этим советом и выдвинул против восставшего городского ремесленного населения конных ратников (бояр и дворян), вооруженных копьями («и пан Андрей почался з бояры смоленскими и со всем двором своим на них с копьи на конех…»). Произошла битва. Военное преимущество было явно на стороне Андрея Саковича. Много восставших горожан было убито или ранено («…избиша много черных людии копии до смерти, а иныи ранены…»). Оставшиеся в живых были вынуждены отступить («и побегоша черный люди от пана Ондрея»). Казалось бы, воевода и бояре одержали победу над «чернью», подавили антифеодальное восстание. Но вслед за сообщением о бегстве горожан под натиском конного дворянского отряда летопись совершенно неожиданно отмечает: «И той нощи выеха пан Андреи из города со женою и бояре смоленскыи с нимь» [2283] . Это сочетание двух известий невольно заставляет задуматься: кто же, собственно, бежал? Летописная терминология довольно последовательна: обратилась в бегство «чернь», а воевода с боярами уехалииз города. Но этот ночной (очевидно, из опасения возможной задержки) выезд Андрея Саковича в окружении других представителей господствующего класса гораздо больше похож на бегство, чем на временный уход с места битвы плохо вооруженных ремесленников, на которых были направлены копья конных воинов-профессионалов. Очевидно, результат сражения был (несмотря на сильные потери, понесенные горожанами) таков, что представители господствующего класса поняли, насколько им опасно дольше оставаться в Смоленске. И то, что летопись называет выездом из города литовских феодалов и местной администрации, было по существу вынужденным выполнением ими приговора черных людей об их изгнании из Смоленска. Победила «чернь», поднявшая антифеодальное восстание.
2283
ПСРЛ, т. XVII, стр. 68, 183, 287, 339.